Бенони

— Да пошёл ты отсюда! Лучше дай мне нож, так я сам его прирежу.

— Ты-то?

Подходит Свен, таща за собой борова, тот страшно кричит и сопротивляется изо всех сил. Уле плюёт на одну руку и плюёт на другую и перехватывает канат. А у Свена в руках петля поменьше, чтоб связать морду борова, он стоит и дожидается удобного случая.

«Берегись! — кричит Брамапутра. Она знает, что он взялся за опасное дело, боров может дёрнуться и оторвать кисть руки вместе с петлёй.

— Ну, только скажи Свену ещё слово! — предостерегает старшой. Он стоит и переминается с ноги на ногу.

Брамапутра глядит на него.

— А я знаю, почему ты злишься! Это потому, что я не желаю тебя поцеловать.

Когда Уле-Мужик слышит эти слова, глаза у него делаются как два буравчика.

— Вот ужо заткну я тебе глотку... — говорит он.

Свен-Сторож по первому разу охватывает петлёй свиное рыло, а за первой с молниеносной скоростью следуют другие петли. Теперь боров безопасен и к нему можно подступиться. Петля сдавливает его крик, он способен лишь тяжело дышать сквозь верёвки. Потом его хватают за все четыре ноги и заваливают на сани. Движения этих людей отличает ненужная резкость и жестокость, потому что все они нервничают и возбуждены. Побеждённый боров лежит на санях, а батрак достаёт нож и примеривается, куда лучше ударить.

— Не слишком высоко! — советует Уле-Мужик.

— Не говори под руку, — предостерегает Брамапутра и уже начинает размешивать соль. Соль шумно скребет о дно лохани.

Нож входит в горло. Батрак вонзает его дважды, чтобы пройти слой сала. Со стороны кажется, будто нож через жирное горло скользит по салу внутрь до самой рукоятки.

Сперва боров ничего не почувствовал, он просто полежал несколько секунд, задумавшись. Но потом он понял, что его убили, и издал задушенный визг, и визжал до тех пор, пока силы не оставили его. Кровь непрерывной струёй бежала из разреза, и Брамапутра без устали работала шумовкой.

— Вот лёгкая смерть, когда тебя убивают, — задумчиво сказал Свен-Сторож.

— А ты пробовал?

— Всего одна минута и для того, кто убивает, и для того, кто умрёт...

А на вторую половину дня Свен отпросился, чтобы сходить к Бенони и прочистить трубу. Он прихватил длинные берёзовые метлы и можжевеловый ёршик на длинной стальной проволоке.

Бенони сидит дома. Насчёт прочистки трубы — это у него очередная дурацкая выдумка, чтобы показать людям, что печная труба в его доме работает без устали и огонь в очаге почти никогда не гаснет.

— Большое тебе спасибо, что ты готов оказать мне эту услугу, — говорит Бенони и подносит Свену рюмочку. Между этими двумя неизменно сохранялись дружеские отношения, потому что Свен всегда держался очень вежливо.

— Просто стыдно мне было бы не оказать Хартвигсену такую ерундовую услугу, — отвечал он.

Он вышел на кухню, убрал с плиты сковороды и кастрюли, а уж после того полез на крышу. Бенони пошёл за ним следом, стоял и разговаривал.

— Ну, какова сажа? Жирная?

— Да ещё как! Жирная и блестящая!

— А всё от жаркого, — сказал Бенони. — Я сколько раз говорил кухарке, что мы и без этого обойдёмся, но ей никак не втолкуешь.

— Да уж женщины — они... — улыбнулся Свен.

— Бедняжка, в моём доме она привыкла к роскоши, — оправдывает Бенони кухарку. — Значит, сажа, говоришь, жирная и чёрная?

— Я прямо такой жирной и не видел.

Бенони доволен сверх всякой меры, вдобавок его радует возможность снова покалякать со старым дружком по «Фунтусу» и по неводу. Его бы власть, он бы как можно дольше продержал Свена на крыше, чтобы народ, идущий в лавку и обратно, мог его увидеть.

— А если мне откупить твой алмаз?

— Ну это уж слишком. Да и на что он вам?

— Пусть лежит. Мало, что ли, у меня всяких ценностей! И всё больше становится. Скоро они будут лежать от пола до потолка.

Свен-Сторож говорит, что вот если бы Хартвигсен подкинул ему для-ради того несколько талеров под залог этого алмаза, было бы очень здорово.

— Для-ради чего?

— Ну, чтоб нам с Эллен пожениться.

— Значит, вот как? А жить вы где будете?

— Фредрик Менза помрёт, могли бы в его комнатёнке.

— А с Маком ты говорил?

— Да, Эллен с ним говорила. Он сказал, что подумает об этом.

Бенони тоже подумал об этом.

— Я куплю твой алмаз и заплачу тебе наличными. Чтоб ты не был связан по рукам и ногам из-за каких-то нескольких талеров.

Прежде чем слезть с крыши, Свен бросает взгляд окрест и говорит:

— А вот и адвокат снова идёт в лавку.

— Да ну?!

— Он частенько туда заглядывает. Не к добру это.

Бенони вспоминает Розу и те времена, когда он считался её женихом, и, покачав головой, говорит:

— Да, да, верно, Розин муж заколачивает большие деньги.

Но Свен меньше всего желает адвокату Арентсену добра. Вот и насчёт больших денег он не согласен.

— Давайте прикинем, Хартвигсен, сколько он там на самом деле зарабатывает. Ну, ведёт он несколько дел и получает за них несколько талеров. А талеры ему, между прочим, ой как нужны. Когда его отец умрёт, он уже не сможет даром жить в пономаревом доме, придётся строить новый. Или снимать. И мать у него, к слову сказать, тоже есть.

Под всевозможными предлогами Бенони задерживает Свена на крыше, пока на горизонте снова не появляется адвокат, уже по дороге из лавки.

— Он, как, твёрдо на ногах держится?

— Очень даже твёрдо, дело-то для него привычное, — отвечает Свен-Сторож.

Затем он спускается с крыши, проходит на кухню и начинает заметать сажу. Бенони всё время ходит за ним по пятам.

— Я, знаешь, вспомнил шнурок от звонка, у Мака который. Так, говоришь, он из серебряной нити и бархата?

— Из серебряной и шёлковой. Это кисточка была из красного бархата.

— Интересно, Мак его не согласится продать?

— Может, и согласится. А вы бы купили?

— Я бы не прочь завести такой звонок, — говорит Бенони. — И не гонюсь за дешевизной. Можно позвонить, прямо лёжа в постели?

— Вот так, прямо лежишь и дёргаешь за кисточку, раз дёрнешь или два, как пожелаешь. Но, конечно, не обязательно ложиться в постель, когда захочешь позвонить, — улыбаясь говорит весёлый Свен-Сторож, этот жизнерадостный парень, для пущей забавы.

— Лучше я привезу себе такой звонок из Бергена, — серьёзно говорит Бенони. — За ценой я не постою. Я хочу, чтобы в моём доме висело и лежало много всяких штучек...

Но не каждый час своей жизни Бенони был так уверен в своём достатке; когда ночь выдавалась тихая и долгая, он нередко лежал без сна, и мучительные сомнения насчёт собственного богатства донимали его. Ведь что у него есть на самом деле? Если отвлечься от тех пяти тысяч, которые выманил у него этот негодяй Мак, ему принадлежит только дом и сарай для лодок, а невод скоро вообще ничего не будет стоить. Невесело было засыпать под такие мысли...

По воскресеньям Бенони одевается понарядней и идёт в церковь. У него теплится надежда увидеть в церкви одного человека, вот почему он одевается с особым тщанием в две куртки и сапоги с высокими лаковыми голенищами, каких здесь ни у кого нет. Как-то после одного из воскресных богослужений Бенони возвращается домой в особенно сумрачном расположении духа.

Арн-Сушильщик вернулся на «Фунтусе» из Бергена и сделал рейс вместо Бенони, да вдобавок так успешно, словно заставил работать на себя удачу Бенони. Вот и получалось, что не сегодня завтра сходить до Бергена сможет любой дурак. И «Фунтус» был, как и обычно, загружён всяким товаром, но вдобавок среди товара оказался один наособицу тяжёлый ящик, с которым еле-еле справлялись восемь работников, это было новое пианино, которое купил себе Мак. Бенони выпучил глаза и разинул рот, когда услышал про пианино и про блестящее столовое серебро, которое тоже купил Мак. Откуда только этот негодяй взял деньги? Пианино было водружено в большой гостиной у Мака, и Роза его опробовала, несколько лёгких прикосновений кончиками пальцев, после чего молодая женщина вся в слезах выбежала из гостиной — такой дивный звук оказался у новой покупки.