Страница 18 из 41
Ротанов начал уже терять терпение, ему показалось, что Эсхину так и не удастся справиться с аппаратурой, когда по экрану одна за другой побежали темные полосы… Что-то не ладилось. Барахлила развертка, капризничали волноводы, видимо, датчики изображения находились слишком далеко отсюда… Постепенно на экране проступило изображение кокона, некоего темного яйца, занимавшего пол-экрана. Вокруг него пылали огоньки звезд!
Ротанову достаточно было одного взгляда на экран, чтобы узнать это небо. Перед ними был кокон свернутого пространства, и, следовательно, датчики находились снаружи и каким-то непостижимым образом передавали информацию внутрь купола.
— Не та сторона. Придется поворачивать изображение, — проворчал Эсхин. — Он начал крутить какие-то ручки, похожие на штурвалы и явно не относящиеся к первоначальной конструкции рубки, приделанные позже, что называется, «на живую нитку». Таких штурвалов было четыре — по одному у каждого операторского кресла, и Эсхину приходилось бегать между этими креслами, доворачивать то один, то другой штурвал. Видимо, он старался не нарушить синхронную работу каких-то внешних систем, и, судя по тому, что звезды на экране наконец дрогнули и поплыли в сторону, ему это удалось. В полной тишине, нарушаемой лишь тяжелым дыханием Эсхина, купол замкнутого пространства на экране начал медленно поворачиваться. Изображение стало отчетливей, ближе, и Ротанов едва сдержал крик, потому что сбоку, из-за края черного яйца, вдруг выплыла сверкающая огненная пирамида, нацеленная своим острием в центр кокона свернутого пространства.
Острие погрузилось уже достаточно глубоко, и там, внутри кокона, его конец светился тусклым оранжевым светом. Ротанов не сразу понял, что это такое. Пирамида состояла из отдельных огненных точек, связанных между собой жгутиками раскаленных до синевы нитей. Точек было много, очень много, он никак не мог сосчитать их. Он стоял не шевелясь, словно боялся спугнуть, разрушить то чувство гордости, силы, уверенности в себе, которым веяло на него от этой пирамиды. Потому что каждая точка была отдельным, самостоятельным кораблем землян. Потому что синие нити были энерговодами, передающими в эту секунду от корабля к кораблю целые реки энергии, способные испепелить планету, высушить море или зажечь звезду.
— А ведь они скоро прорвутся! — не в силах сдержать торжество, произнес Ротанов.
— Сопротивление возрастает с глубиной. Они не прошли зону наибольшего сопротивления, это даже теоретически невозможно. Но кто знает… При таких мощностях многие физические законы нарушаются и материя ведет себя иначе. — Эсхин бросил в его сторону быстрый взгляд и продолжил: — Боюсь, вам меня не понять, Ротанов, вы еще молоды, слишком молоды по сравнению со мной… Я устал ждать, устал балансировать на грани пропасти… Вы многого не знаете, и пока что я не готов поделиться с вами всей информацией. Достаточно с вас и того, что я отдам вам эту планету со всеми ее потрохами и проблемами в обмен на энергию вашего флота. Мне хватило бы пяти минут, чтобы зарядить свои пустые емкости, и тогда я прощусь с вами… Что ж вы молчите? Устроят вашего генерального капитана эти условия? Ведь я прошу не так уж много…
— Я не уполномочен говорить от имени командира флотилии. В вашем предложении многое неясно. Мы не собираемся мстить вам или наказывать здесь кого бы то ни было. Мы не имеем на это права. Но мы должны быть уверены, что наша помощь вам не будет использована во зло другим существам. Для чего вам энергия? Что собираетесь вы с ней делать?
— Вот поэтому мне и нужны вы, чтобы не отвечать на некоторые вопросы. Узнав, что вы мой заложник, командир флотилии не будет слишком требователен, а, Ротанов? Он ведь согласится ограничиться той информацией, которую я ему предоставлю, не так ли? Это будет вполне добротная, хорошо подобранная информация, ее будет достаточно для любого отчета.
— Вряд ли это пройдет. Так или иначе, мы узнаем правду, прежде чем примем решение. Наши принципы…
— О принципах мы поговорим позже, если ваш флот прорвется сквозь купол. Это не так-то просто. Я вам уже говорил: шанс прорыва ничтожен, исчезающе мал…
— Так ли? Вряд ли вы разговаривали бы со мной здесь, если бы всерьез не опасались вот этого. — Ротанов кивнул на огненную пирамиду, вгрызавшуюся в черный купол сжатого пространства, и оба они некоторое время вновь молча наблюдали это грандиозное зрелище.
— Будущее покажет, кто из нас прав. — Эсхин наконец отвернулся от экрана. — И если мне не удастся сделать вас единомышленником, я хочу иметь хотя бы заложника. В каком качестве вы предпочитаете остаться? В качестве гостя или в качестве пленника?
— Собственно, мне все равно. Я не стану возражать, если в наш договор будет включен еще один пункт.
— Какой же?
— Вы освободите Элну.
— Она меня давно не интересует. Пусть отправляется куда хочет.
Какую-то странную грусть подметил Ротанов в этой фразе.
— Вы должны помочь ей покинуть остров.
— Ей предоставят транспорт и отправят, куда она пожелает. Ротанов посмотрел на Элну.
— Можно ему верить?
— В этом — да. Когда ему выгодно, он умеет держать слово.
— Ты вернешься к бореям? Где тебя искать?
— Я найду тебя, когда придет время. Не беспокойся обо мне и будь осторожен.
«Почему она так легко согласилась расстаться, — отозвалось уязвленное мужское самолюбие. И тут же пришла другая важная мысль: — Может, ее цель именно в том и состояла, чтобы доставить меня сюда?..»
Ротанов получил относительную свободу, он мог выходить на внешнюю обзорную галерею острова, расположенную выше кольца электрических батарей, мог скитаться по всем этажам среднего яруса, покинутым много лет назад. И лишь вниз, в действующие жилые и рабочие помещения базы, путь для него был закрыт. Вначале он считал, что и этого много, что Эсхин предоставил ему слишком большую свободу, но уже через несколько дней понял: его противник неплохо все рассчитал.
Шли дни полного одиночества. Казалось, время остановилось. Информация о далеком прошлом рэнитской базы могла бы, наверное, заинтересовать земных археологов. Но он не был археологом, и его деятельная натура плохо переносила бездействие и изоляцию. Кроме охранных роботов, он не видел никого, и по вечерам его грызла тоска… Тогда он доставал свой заветный алый камень и, глядя в текучие разводы красноватых огней в его глубине, вспоминал Элну. Словно запись на киноленте, вновь и вновь видел он один и тот же момент, когда спокойно, неторопливо она сняла с головы обруч с вуалью и гордым красивым движением откинула назад волосы. Что-то она тогда сказала, что-то о наказании, о том, что память будет долгой и беспощадной. Кажется, она не ошиблась… Но странно, он видел лишь общие очертания, лишь контуры ее лица, и он не мог вспомнить деталей, больше того, временами ему казалось, что из красноватых глубин камня проступает другое, незнакомое ему лицо. Что-то в них было общее, в этих двух женских лицах, что-то глубинное, тайное…