Страница 12 из 51
Они делали всевозможные пируэты — Джон считал эту узкую полоску бетона своей личной автострадой, ибо здесь к нему не цеплялись полицейские. Мотоцикл проносился в нескольких дюймах от отвесных бетонных стен высотой в тринадцать футов, разбрасывая брызги грязной воды. Тим издал вопль, стараясь скрыть свой страх. И хлопнул Джона по спине.
— Отличная езда, парень!
Они влетели на скорости в небольшую лужу. «Хонда» скользнула вбок, норовя съехать вниз. Джон небрежно тормознул ногой и выровнял мотоцикл. Замерший от ужаса Тим попытался отделаться смешком. Но вышло какое-то карканье. Чтобы скрыть смущение, он брякнул:
— А где твоя настоящая мать?
Джон молчал, пребывая в мрачной задумчивости, но Тим настаивал:
— Она что, умерла?
— Можно сказать, что да, — ответил Джон так тихо, что Тим едва расслышал его слова.
Подчас парнишка замыкался в себе, точно отгораживался от всего мира стальной стеной. Тим собирался еще что-то сказать, но Джон вдруг поддал газу, и машина рванулась вперед.
Тим закрыл рот и вцепился в сиденье.
ПАЦИЕНТ № 82
Если ехать по шоссе, это заведение ни за что не увидеть. Можно проехать по живописной Хэппи Кэмп Роуд через весь маленький район, где только жилые дома, мимо парка аттракционов, и все равно не увидеть это здание. Вам придется как следует поискать, прежде чем вы обнаружите незаметную бетонированную дорожку, огибающую поросший дубами куполообразный холм. Сзади холма вы увидите табличку с надписью: «Пескадерская государственная клиника для психически ненормальных преступников».
Табличка прикреплена к железной ограде, увенчанной несколькими рядами проволоки. С внутренней стороны тяжелой железной двери — вооруженный охранник в будке. За оградой лепятся друг к другу большие здания. Все окна зарешечены. Вылизанные дорожки объезжают машины частной охраны. Все вместе выглядит не приветливее резиденции КГБ.
Но внутри еще хуже. Это медицинская тюрьма для мысли. Продезинфицированные белые стены. Санитары в белой полотняной униформе толкают кресла с пациентами по удручающе голым коридорам — обычная прогулка. «Аллея инвалидных кресел» — так это здесь называется.
Налево от входа еще один короткий коридор с электронными дверьми по обоим концам. Первая напоминает дверь в тюремную камеру. В дальнем конце коридора — прочная, огнеупорная, стальная дверь. Перед ней сидят два свирепых стража, которые смотрят на экраны видеомониторов, укрепленных перед ними, и перебрасываются репликами. На экране видно все, что происходит за этой дверью.
Место абсолютной изоляции…
Здесь, под постоянным присмотром и охраной, держат преступников, поведение которых непредсказуемо и несет потенциальную опасность. Они слишком буйны, чтобы позволять им общаться друг с другом, поэтому каждый пациент содержится в отдельной камере. Здесь так же мрачно и сурово, как в камерах одиночного заключения самой настоящей тюрьмы. И еда не лучше тюремной.
Доктор Питер Силберман вел за собой по коридору группу робких молодых врачей, за ними шли три суровых санитара, похожих на недавно ушедших из профессионального футбола детин. Силберман чуть прихрамывал. При каждом шаге повязка на ноге больно терла распухшую кожу. Он пытался забыть о боли и сосредоточиться на том, что ему предстоит сделать. Это не так уж и сложно. Здесь он как рыба в воде и может часами рассказывать о своей работе, в которой чувствует себя настоящим профессионалом. Нелегко подавить в себе желание щегольнуть своим выдающимся интеллектом перед этими неоперившимися юнцами, но часто это ему удавалось. Только не сейчас.
Он говорил тихим, вкрадчиво-убаюкивающим голосом, каким говорят выступающие по радио психологи:
— В следующей камере — пациент №_82, женщина 29 лет, диагноз: ярко выраженный шизофренический синдром. Симптомы обычные: депрессия, беспокойство, буйное поведение, мания преследования.
Молодые врачи ловили каждое его слово. Своими точными, логично построенными научными статьями по проблемам психиатрии доктор Силберман завоевал себе репутацию серьезного специалиста. Нельзя сказать, чтобы он был самым главным авторитетом, но в сложных случаях часто прибегали именно к его консультациям. Правда, процент излечения у него был не особенно высоким. Некоторые сообразительные молодые врачи понимали, что он не умеет находить подход к больным. Но в общем он был неглуп. Много лет консультировал лос-анджелесское полицейское управление, изучил десятки сложнейших случаев, обследовал личности наиболее известных в последнее время убийц. Но самый большой недостаток доктора Силбермана заключался в том, что он был умнее, чем нужно для его же блага.
— Вот мы и пришли.
Он остановился возле камеры Она была с герметичной звуконепроницаемой дверью: сообщение с пациентом осуществлялось через зарешеченное переговорное устройство, вмонтированное под маленьким окошком из плексигласа. Несмотря на все свое техническое совершенство, она сильно смахивала на дверь в средневековую темницу. Доктор заглянул в окошко.
Сквозь мутное стекло в палату лился солнечный свет, отбрасывая на голую стену напротив тень в виде решетки. В комнате не было ничего, кроме стальной раковины унитаза и хорошо отполированного металлического зеркала, намертво вмонтированного в стену.
Койка, с которой сняли матрац, была прислонена к стене ножками наружу. В одну из них вцепились потные руки, сухожилия напрягались и расслаблялись, когда заключенная медленно делала упражнения на растягивание, отбрасывая с миндалевидных карих глаз длинные, спутанные, влажные от пота волосы. На молодой женщине была тюремная рубашка, больничные брюки, она подтягивалась, схватившись за верхнюю ножку поставленной на спинку кровати, и ее гибкое тело, прямое и упругое, напрягалось, точно стальная линейка. Она поджала колени, и ступни поэтому не доставали до пола. Худые, мускулистые плечи поднимались вверх, опускались, снова поднимались вверх… Она, похоже, не чувствовала усталости — даже ритм упражнения не замедлялся.
Как машина.
Доктор отошел от окошка, чтобы в него могли заглянуть другие.
Женщина отвернулась от двери. Она вела себя так, словно не знала, что за ней наблюдают. Но на самом деле она знала.
Мелькание лиц в дверном окошке отражалось в зеркале. Но женщина не желала знать об этом унижении — она ведь не подопытная крыса. Она продолжала делать упражнения, но руки ее подрагивали — мускулы начали уставать.
Когда в окошко заглянули все желающие, доктор снова подошел к нему и, изобразив на лице приветливую улыбку, щелкнул переговорным устройством и сказал:
— Доброе утро, Сара.
Сара Дженет Коннор отвернулась от кровати и взглянула на Силбермана. Годы, которые она провела в изоляции, наложили на нее отпечаток. Лицо приобрело дерзкое, напряженное выражение, взгляд блуждал точно в поисках спасения. Казалось, она готова как к бегству, так и к борьбе. Некогда мягкий и плавный овал лица затвердел и стал резким. Она все еще была красива какой-то дикой красотой, но имела измученный, затравленный и страдающий вид.
Именно так и должна выглядеть пациентка психиатрической клиники.
Сара ответила тихо, ужасающе монотонно. Это напомнило Силберману глухое ворчание животного:
— Доброе утро, доктор Силберман. Как ваша нога?
Доктор в мгновение ока лишился самодовольного выражения.
— Отлично, Сара.
Отключив переговорное устройство, он обратился к практикантам:
— Видите ли, несколько недель назад она… ткнула мне в коленку отверткой.
Присутствующие незаметно улыбнулись. Силберман заставил себя держаться как ни в чем не бывало, пытаясь обрести уверенность в привычном потоке медицинских терминов. Сара представляет собой загадочную и мощную силу природы, которую он, фактически, заточил в клетку, а теперь, образно говоря, опутывал сетью медицинской тарабарщины.
— Особенно интересна композиция бреда. Она считает, что машина, называемая «Терминатор» и принявшая человеческий облик, отправлена из будущего, чтобы убить ее. А также, что отцом ее ребенка был солдат, посланный на ее защиту. И тоже… из будущего. — Он не смог удержаться от иронической улыбки. — Если я не ошибаюсь, из 2029 года.