Страница 24 из 32
— Тоже, — сказал Флавий. — Сейчас вы сможете все попробовать.
Мы шли мимо маленьких розовых коттеджей, расположенных на большом расстоянии друг от друга в лесу. По пути нам часто попадались огромные муравьи, тащившие плиты, которые мы видели в одном из сараев. На свежевырубленной полянке несколько муравьев складывали из этих плит домик.
— Это что, специально выведенный тип? — спросил Арсен.
Флавий утвердительно кивнул головой.
— Как вы их дрессируете?
— Изменение генетического кода.
— Я не вижу у вас никаких машин, — сказал Эрли.
— А какие машины вы хотели бы видеть?
— Ну, хотя бы транспортные средства. Не можете же вы на муравьях путешествовать по всему земному шару.
— Зачем путешествовать? — Кажется, Флавий не понял вопроса.
— Мало ли зачем? Захотелось человеку переменить место жительства.
Историк задумался.
— Вряд ли такая необходимость может возникнуть, — неуверенно сказал он. — Условия во всех зонах обитания абсолютно идентичны.
— Допустим, — настаивал Эрли, — но как же люди собираются на научные конгрессы, съезды?
Кто-то сзади прыснул со смеха.
— Съезды? — переспросил Флавий. — Зачем съезды, когда есть система глобальной телепатической связи?
— Понятно, Эрли, — раздраженно произнес Арсен. — Нет у них никаких транспортных средств. Нет, и все тут, нечего и спрашивать.
— Есть такие средства, — сказал идущий рядом мужчина. — Есть биотрангулярное перемещение, но им почти никто не пользуется. Слишком большие затраты энергии. Кроме того, оно плохо действует на нервную систему.
Убей меня бог, если я понимал, что это за перемещение.
— Ладно, — сказал Флавий, — еще успеем об этом поговорить. Вот мой дом.
Он как-то странно застрекотал, и, выбежавшие на его зов муравьи, немедленно начали стаскивать откуда-то на полянку розовые столы.
Честное слово, мне никогда не приходилось участвовать в гаком удивительном пиршестве. Представьте себе вереницу с голов под деревьями, озаряемых причудливым светом фосфоресцирующей жидкости в бокалах, странные блюда с незабываемым вкусом, которые нам тащили муравьи на огромных подносах, и веселые, оживленные лица людей, отдаленных от нашей эпохи на сорок четыре столетия.
— За здоровье космонавтов! — сказал Флавий, поднимая стакан с темным напитком, похожим на пиво.
Арсен поднялся и произнес длинный, витиеватый тост.
Сидевшая рядом с ним белокурая красотка не отводила восхищенного взгляда от его бороды. По-видимому, это украшение не было знакомо нашим потомкам.
— Эле нравится космонавт, — сказал Флавий.
Может быть, и не всякая наша современница смутилась бы от такого замечания, но то, что произошло, по-моему, выходило за пределы скромности в понятиях двадцать первого столетия. Девушка нежно погладила Арсена по щеке и с самым невинным видом сказала:
— Хочу от него ребенка, чтобы родился вот с такой штукой.
Трудно передать, какой восторг это вызвало у присутствующих.
Циладзе сидел красный, как рак, а я думал, насколько мы старше этих людей, из которых каждый был моложе правнуков наших правнуков. Впрочем, это я перехватил, потому что у меня лично никаких правнуков быть не могло.
Моя соседка с завистью поглядывала на даму Арсена и несколько раз с сожалением скользнула взглядом по моим щекам, покрытым светлым пушком.
— Когда вы стартовали? — спросил Флавий после того, как восторги немного поутихли.
— Седьмого марта две тысячи сорок третьего года, — ответил Эрли.
Флавий что-то прикидывал в уме.
— Так, — сказал он, — значит, через пять лет после великой битвы людей с роботами?
От неожиданности я икнул. Это у меня всегда бывает в результате сильных потрясений.
Арсен застыл с разинутым ртом. Только Эрли сохранял каменное спокойствие.
— Тридцатые и сороковые годы двадцать первого столртия, — мечтательно продолжал Флавий, — какая трудная и романтическая эпоха! Войны с космическими пришельцами, бунт рожденных в колбе, охоты на динозавров.
— Вы охотились на динозавров? — задыхающимся шепотом спросила Арсена его соседка. — Расскажите, какие они!
На лице Арсена можно было прочесть борьбу между извечным стремлением человека к правде и чарами голубых глаз.
— Динозавры, — сказал он после недолгого колебания, — это… в общем… они… на задних лапах… пиф-паф!
На этом, очевидно, сведения Циладзе о доисторических животных исчерпывались. В двухметровых пауках, способных за несколько минут выпить всю кровь у слона, он разбирался лучше.
— Скажите, — осторожно спросил Эрли, — откуда у вас такие… такие подробные сведения о двадцать первом столетии?
Флавий просиял.
— В моем распоряжении, — самодовольно сказал он, — богатейшая коллекция манускриптов о двадцать первом веке, найденная муравьями при раскопках древнего города.
— Очень интересно! — сказал Эрли.
— Еще по стаканчику мускоры? — предложил Флавий.
— Ну-да, — сказал Арсен, когда мы остались одни в отведенном нам домике, — чудеса техники! Живут в лесу, ходят в коротких штанишках, ездят на муравьях и, кажется, даже огнем не пользуются.
— Биологическая эра, — задумчиво произнес Эрли, — кто бы мог предполагать? А зачем им вся наша техника? Человек создал машины для того, чтобы компенсировать свою неприспособленность к природе, а они не только переделали природу, но и самого человека, и, кажется, переделали неплохо. А техника у них своя, пожалуй, получше нашей.
— Но откуда эти странные представления о прошлом? — спросил я.
Эрли развел руками.
— Не знаю. Пойди-ка, Малыш, посмотри эти манускрипты. Флавий был вне себя от гордости.
— Заходите, заходите, — сказал он, поднимаясь мне навстречу, — вот две полки, они полностью в вашем распоряжении. Признаться, я надеюсь, что вы поможете мне кое в чем разобраться. К сожалению, время не щадит даже бессмертные творения человеческого гения. Многие листы совсем истлели. Кроме того, эта странная система записи слов малодоступна даже при расшифровке ее корлойдами. Многое, очень многое из того, что относится к вашей эпохе, остается для нас загадкой. Ведь знания передаются по наследству начиная с тридцать пятого столетия, и ранняя история человечества очень мало изучена.
Да… Флавий действительно был историком. Только ученый, одержимый страстью исследователя, мог окрестить «манускриптами» эти разрозненные, полусгнившие листки. Впрочем, кусочки древних египетских папирусов, над которыми ломали себе голову мои современники, вероятно, выглядели не лучше.
На большинстве листков типографская краска совсем выцвела, и мне стоило большого труда по обрывкам фраз хотя бы приблизительно восстановить их смысл. Если бы не несколько уцелевших иллюстраций, я бы вообще не мог понять, о чем идет речь. Очевидно, их корлойды обладали значительно большими возможностями, чем человеческий мозг.
Я провел в библиотеке больше двух часов. Когда я вернулся. Эрли и Арсен были уже в постелях.
— Ну как, Малыш? — спросил Эрли.
— Действительно, литература о двадцать первом веке, — ответил я, снимая рубашку. — Насколько мне удалось установить, все это обрывки научно-фантастических произведений, написанных, в основном, во второй половине двадцатого столетия.
Это было очень забавно, но никто из нас не смеялся, потому что, во-первых, их представления о прошлом были не более фантастичными, чем наши о будущем, а во-вторых, у нас под ногами вновь была долгожданная, любимая Земля, и, право, нам нравились люди, которые ее населяют.
Засыпая, я думал о том, сколько еще неожиданностей ожидает нас в этом чудесном, немного странном мире, переживающем вторую молодость.