Страница 2 из 6
Кроме горцев, в скалах обитали змеи и орлы. Этим здесь жилось привольно; люди их не трогали, а пищи было вдоволь: мыши, глупые и толстые куропатки, насекомые, — так что змей и орлов наконец расплодилось тут без числа. И они, подобно карпашским горцам, разбойничали на равнине: нападали на мелкий скот, наведывались в птичники, а порой и просто вредили, то ли из-за дурного характера, то ли со скуки.
Так и жили Карпашские горы своей собственной жизнью, совершенно отличной от прочего света; и казалось, будто не Митра-Творец создал их, а чародейство злобного Нергала. Быть может, лишь землетрясение или вселенский потоп, вроде того, в котором погибла некогда Атлантида, смогли бы нарушить привычную тишину гор…
У подножия одной из них Конан спешился и повел своего низкорослого, но крепкого и широкогрудого конька в знакомую расщелину. Там он привязал лошадь, подтащил поближе огромную охапку травы и отправился по тропинке вверх.
Сначала идти было нетрудно — тропка вилась по горе, незаметно поднимаясь все выше и выше. Но потом она исчезала среди скал, то обрывалась, то появлялась вновь, резко взмывая к вершине так, что путнику приходилось карабкаться по острым камням, проклиная все на свете и беспрестанно поминая Сета и Нергала, прародителей всякого зла. Он и карабкался, упорно и быстро, как подобает киммерийцу, с детства привычному к горам. Правда, поясницу у него ломило: вчера, улепетывая от шадизарских стражников, решивших проверить, чем занимается Ши Шелам, его приятель и скупщик краденого, Конан весь вечер и всю ночь просидел по горло в грязном вонючем озере близ города. Теперь ему казалось, будто тысячи пауков вьют паутину из его жил, а в спину, повыше копчика, вдобавок воткнули раскаленное копье.
Раздраженный болью, киммериец любое препятствие воспринимал как вызов. Временами он еле сдерживался, чтобы не пнуть камень, попавшийся на пути, однако, жалея сапоги, просто плевал на него. Грива черных спутанных волос то и дело лезла ему в глаза; он откидывал густые пряди, шипел сквозь зубы ругательства и упорно лез наверх.
Наконец тропинка выровнялась. Теперь она, почти не извиваясь, бежала вдоль череды отвесных скал, исчезая за поворотом, и вновь появлялась под ногами молодого киммерийца, когда он одолевал очередное препятствие.
За плечами Конана висел большой мешок, и был он пуст, как торба последнего шадизарского нищего. Он болтался за его спиной, и всякий раз, когда Киммерией вспоминал о нем, настроение его слегка повышалось. Скоро мешок наполнится чудесными самоцветами и золотом, которые с превеликим наслаждением Ловкач Ши Шелам, скупщик краденого, сбудет какому-нибудь заезжему купцу… Пусть по самой грабительской цене, пусть! Но и этих денег хватит, чтобы всласть поесть и попить… Хватит на две, а то и три луны… Впрочем, Конан полагал, что скорей прокутит все до последней монеты в кабаке Абулетеса за пять или шесть дней. Зато повеселиться! И девушки — а они в Шадизаре ох как хороши! — будут любить его каждую ночь. Правда, девушки дорого берут… Но он никогда не жалел денег на свои прихоти.
По молодости лет Конан не замечал, что женщины и без денег готовы подарить ему свою любовь. Его могучие плечи, огромный рост и синие, в пушистых ресницах глаза неизменно привлекали к нему внимание юных, да и не слишком юных дев. А его щедрость, само собой, покоряла их окончательно. Так что в любви он не знал отказа; правда, любовь за плату временами его утомляла.
Но сейчас уютный кабачок Абулетеса, столы, заморанные кислым, но крепким шадизарским вином, заморанские красотки с влекущими томными взорами так ясно всплыли перед глазами молодого киммерийца, что он замер на миг и невольно облизнулся. Но в этот момент валун величиной с голову буйвола с грохотом рухнул рядом с ним, едва не задев плеча. Конан вздрогнул, посмотрел отстраненно на камень-убийцу, и скорым шагом двинулся дальше.
Там, в глубине Карпашских гор, он открыл недавно источник великих богатств. Древний полуразвалившийся храм Митры, почти не охраняемый, привлек его внимание по случаю. Как-то возвращаясь из неудачного набега на караван коринфийских торговцев, он остановился на ночлег между двух приметных утесов, у старой смоковницы, а утром обнаружил, что спал лишь в шести локтях от глубокой норы или, быть может, шахты, пробитой в скале. Осторожный варвар не сразу полез туда; сначала швырнул камень, потом, встав на колени, пошуровал мечом, и лишь после этого, нащупывая ногами зарубки в каменных стенах, спустился вниз.
Оказалось, подземный ход вел в древнее святилище Митры. А там, внутри, в храмовой сокровищнице, чего только не было! Целый склад богатых даров — и драгоценные камни, и груди золота, и дорогие сосуды, и великолепное оружие… Конан набил мешок от отказа, тем же путем выбрался назад и спустя несколько дней уже пропивал добычу с верным Ши Шеламом в кабаке жирного Абулетеса. С тех пор он и повадился сюда, каждый раз возвращаясь в Шадизар богатым человеком и вновь покидая его бедняком.
Тропинка исчезла, и на сей раз совсем, но Конана это не обеспокоило. Он был уже почти у цели. Скалы раздвинулись, словно приглашая путника наведаться в свое каменное царство, и он не заставил себя упрашивать. Вскочив на широкий выступ, киммериец сделал несколько осторожных шагов, оглядел приметные утесы и старую смоковницу, затем, с облегчением вздохнув, улыбнулся и спрыгнул. Подземный ход был перед ним.
Озираясь по сторонам, Конан подтянул короткие штаны, поправил меч, хлопнул ладонью по мешку и исчез в черной дыре.
Коридор, поначалу узкий, с каждым шагом становился все шире и выше. Скоро киммериец мог идти, выпрямившись во весь свой огромный рост, и то до потолка оставалось не меньше двух локтей. Света, конечно, здесь не было, но Конан и так знал дорогу. Он уверенно шагал вперед, поворачивая там, где требовалось повернуть, пока не оказался в большом прямоугольном зале.
Как всегда, при виде древних сундуков, забитых до отказа всякими драгоценными безделушками и потому открытых, губы юного варвара расползлись в довольной ухмылке. Он исполнил свой обычный ритуал: осмотрел каждый сундучок, не прикасаясь ни к чему, затем запустил руку в один из ларцов и, наслаждаясь, ощупал диадемы, цепи, браслеты, тяжелые золотые фигурки… От камней исходил тусклый свет, особенно от этих, желтых, называемых зрачками тигра… Но искрящиеся золотые украшения тоже выглядели соблазнительными.
К примеру, вот это!
Конан поднял руку и поднес к глазам небольшой диск из драгоценного металла на золотой ажурной цепочке. На диске он разглядел изображение солнца, отчеканенное с одной стороны; другая была покрыта какими-то древними и непонятными письменами. Амулет Митры, не иначе! Возможно, могущественный талисман… Но ценность его для Конана определялась в первую очередь весом; а потому, пожав плечами, он упрятал находку в мешок и, не медля больше, запустил обе руки в ларец. Но не успел он сжать пальцы в горсть, как из глубины подземелья послышались встревоженные людские голоса. И вопили люди то, чего и следовало ожидать:
— Он здесь!
— Держите!
— Разбойник!
— Святотатец!
— Вор! Вор!
Конан выругался, отпрянул к стене, надеясь, что в полумраке его не заметят, но тут в зал ввалилась целая толпа храмовых жрецов. Они освещали дорогу факелами, а в руках каждый держал грозно сверкающий меч либо топор. Обычно жрецы Митры не проливали крови, но обычно их и не грабили. Теперь же случай был особый, и Конан решил не полагаться на милосердие святых отцов.
Помянув недобрым словом Крома, молодой варвар перепрыгнул через ближайший сундук и ринулся бежать, уже не скрываясь. Жрецы взвыли: вор и не подумал повиниться! Они даже не сумели как следует разглядеть его, так стремительно скрылся он в глубине подземного хода. Толкаясь и крича, они кинулись в погоню.
Огромными прыжками Конан несся по темному коридору, проклиная собственную неосторожность. Он мог бы догадаться, что рано или поздно жрецы заметят, как пустеют их сундуки! Теперь наверняка путь в сокровищницу будет закрыт… А жаль! Отличная была кормушка…