Страница 93 из 113
Мы живем в обществе, где роскошнейшие предметы потребления рекламируются при помощи картин смерти и уродств, которые посредством генерирующих альфа-ритмы, канцерогенных, искажающих реальность приспособлений транслируются напрямую в мозжечок миллионов человекоподобных рептилий в то время, как некоторые картины жизни (например, наша любимая — мастурбирующий ребенок) отвергаются и преследуются с невероятной жестокостью. Быть садистом от искусства в наше время вообще ничего не стоит, ведь соблазнительная фигура Смерти стоит в центре нашей парадигмы Общественного Договора. «Леваки», обожающие переодеваться и играть в «Полицейские и Воры», люди, оргаз-мирующие над фотографиями зверств, люди, умствующие по поводу невнятного искусства и щеголяющие своим безнадежьем, затягивающим в пропасть ублюдством и страданиями других людей — подобные «художники» по сути своей такая же полиция, только лишенная силы (превосходное определение, подходящее также и для многих других т.н. «революционеров»). Для этих эстетических фашистов у нас уже приготовлена черная бомба. Она разорвется мужским семенем и фейерверками, дымом марихуаны и пиратством, причудливыми шиитскими ересями и пузырящимися райскими фонтанами, сложными ритмами, пульсацией жизни — всем, что лишено формы и изысканно.
Проснись! Дыши! Почувствуй, как дыхание мира овевает твою кожу! Завладей этим днем! Дыши! Дыши!
(Благодарности: Дж. Мандер — «Четыре аргумента в пользу отмены телевидения»; Адам Экзит; Мавританский Космополит из Уильямсбурга)
Уже давно Сталин не дышит нам в затылки, почему бы тогда искусством не послужить... делу революции?
Даже не думайте, что это «невозможно». Чего еще мы можем надеяться достичь, как не «невозможного» Должны ли мы ждать еще кого-то, кто обнажит наши потаенные желания?
Если искусство мертво, если публика увяла, что ж, нашей кобыле легче. Возможно, каждый из нас теперь своего рода художник и, возможно, зритель вновь стал девственно чист, заново обрел способность быть тем, что он видит.
Если так, то мы можем найти выход из наших внутренних музеев. Если так, мы перестанем продавать самим себе билеты в галлереи, что находятся внутри наших черепов, мы сможем созерцать то искусство, которое воссоздает исконную цель мага: менять структуру реальности при помощи манипуляций над живыми символами (в данном конкретном случае, над теми образами, которыми нас «снабдили» организаторы этого художественного салона: убийствами, войной, голодом и стяжательством).
Теперь нам известно, что эстетические акты наделены некоторыми качествами актов террористических («жестокостью» в трактовке Арто), только нацелены они не столько на уничтожение людей, сколько на разрушение абстракций, скорее, на освобождение, чем на установление господства. Они совершаются в большей степени ради получения удовольствия и для забавы, а не ради политической выгоды и запугивания. Короче говоря, это именно «поэтический терроризм». Избранные нами образы проникнуты темной силой, но все эти образы — всего лишь черные покрывала, скрывающие те энергии, которые мы можем использовать для света и наслаждения.
Например, так, как это сделал человек, придумавший айкидо. Он был самураем, но стал пацифистом, отказавшись сражаться на стороне японских империалистов. Он стал отшельником, жил на горе, сидя под деревом.
Однажды бывший однополчанин пришел к нему в гости и обвинил в предательстве, трусости и т.п. Отшельник ничего не сказал в ответ, а продолжал сидеть. Тогда офицер разъярился, достал свой меч и нанес удар. Внезапно безоружный мастер разоружил офицера и вернул ему меч. Снова и снова пытался офицер убить отшельника, используя все приемы боя на катанах, но из своего опустошенного сознания отшельник каждый раз извлекал новый способ обезоружить его.
Разумеется, тот офицер стал его первым учеником. Позже они научились уворачиваться от пуль. Мы можем видеть здесь некую форму метадрамы, призванную запечатлеть вкус этой истории. Она дает толчок развитию совершенно нового искусства, полностью бескровного способа боя, войны без убийства, пути «меча жизни», но не смерти.
Заговор художников, анонимных, как сумасшедшие бомбаши, но направивших свою энергию не на акты насилия, а на беспричинную щедрость, на Миллениум, а не на апокалипсис, нацеленных на эстетический шок текущего момента во имя воплощения и освобождения...
Искусство — это собрание прекрасной лжи, которое становится правдой.
Может быть, стоит создать «тайный театр», в котором как художники, так и зрители полностью исчезнут, но лишь для того, чтобы вновь появиться в другом плане бытия, где искусство и жизнь становятся одним: чистым даром без расплаты?
Манихеи и катары верили, что тело может быть спиритуализова-но, иначе говоря, что тело, оскверняющее чистый дух, должно быть полностью отвергнуто. «Совершенные» гностиков (радикальных дуалистов) истязали себя до смерти для того, чтобы сбежать из темницы тела и вернуться в плерому чистого света. Парадоксально, но вот единственный способ избегнуть плотского зла — насильственной смерти, войны, голода, и ненасытного стяжательства, который они исповедовали: убить собственное тело, объявить войну плоти, изголодаться до смерти и стяжать... спасение.
С другой стороны, радикальные монисты (исмаилиты, рэнтеры, антиномисты) считали, что тело и дух едины, что дух, живущий в черном камне, также проникает и в плоть, что все живет и все — жизнь.
«Вещи таковы, каковы они в момент встречи с ними... все естественно... все в движении, как если бы Истинный Господь действительно все время двигал бы их — но если мы будем искать свидетельств существования этого хозяина всех вещей, мы не найдем ничего». (Го Цзян)
Парадоксально, но монистический путь также пролегает через своего рода «убийство, войну, голод и стяжательство»: через превращение смерти в жизнь (пища, негэнтропия), через войну против Империи Большой Лжи — «пост души», или через отказ ото Лжи, от всего, что не живо и стяжание самой жизни, абсолютной мощи желания.
Даже больше: без познания тьмы («плотного опыта») не может быть познания света («гнозиса»). Эти два вида знания не просто дополняют друг друга: правильнее будет сказать, что они идентичны, как одна и та же нота, сыгранная в разных октавах. Гераклит сказал, что реальность находится в состоянии «войны». Только сочетание нот создает гармонию. («Хаос — это сумма всех порядков».) Теперь дайте каждому из наших четырех понятий покрывало из других слов (назвать фурий «милыми созданиями» значит не просто употребить эвфемизм. Это означает найти в фуриях больше смысла). Облеченные в эти покрывала, ритуализированные, реализованные в качестве искусства, эти четыре понятия приобретут свою темную красоту, свое «Черное Сияние».
Скажи «охота» вместо «убийства». В охоте заключается бесхитростная экономика всякого архаического, родоплеменного и неавторитарного общества. «Почитание» жертвы — это одновременно убийство, поедание плоти и путь Венеры, путь вожделения. Вместо «войны» скажи «бунт». Не классовая борьба, а вечный мятеж, в котором темное начало обнаруживает внутри себя светлое. Вместо «стяжательства» скажи «томление», непокорное желание, безумная любовь. И, наконец, вместо голода, этой пытки, говори о полноте, избытке, чрезмерности, щедрости, Даре самого себя Другому.
Без этого танца покровов ничто не может быть сотворено. Древнейшая мифология считала Эрота перворожденным сыном Хаоса. Эрот, дикарь, которого можно приручить, открывает ту дверь, через которую художник возвращается к Хаосу, к Единому, а затем устремляется обратно, унося с собой частицу прекрасного. Художник, охотник, воин — в них уравновешенность сочетается с пассионарностью, стяжательство с крайним альтруизмом. Упаси нас от всех спасителей, которые спасают нас от самих себя, от нашей животной, анимальной природы, без которой мы были бы лишены как anima, «живота», нашей жизненной силы, так и animus, «живчика», живительности роста, проявляющей себя в агрессии и ненасытности. Вавилон поработил нас, убедив в том, что наша плоть мерзка, и заставив ожидать спасения. Но если плоть уже «спасена», уже просветлена, если даже само сознание — разновидность плоти, осязаемый живой эфир, тогда мы не нуждаемся в силе, ходатайствующей за нас. Как сказал Омар: «дикость — это рай в настоящем».
68
Апокалипсис в салоне» был организован Шароном Ганноном в июле 1986 года)