Страница 107 из 113
Репутация «Классовой войны» как группы, представлявшей серьезную политическую угрозу, была на грани коллапса. Однако, по счастливой случайности, СМИ приписали группе серьезную роль в организации беспорядков, произошедших в Брикстоне и Тотнеме осенью того года. На самом деле, на тот момент в Лондоне жило менее двадцати членов «Классовой войны», и группа не оказала абсолютно никакого влияния на события — хотя горстка ее сторонников и проникла в зону беспорядков, как только началась заваруха. Хотя это и несколько упрочило пошатнувшуюся репутацию «Классовой войны», вскоре после событий ислингтонская команда покинула группу, позволив Иэну Боуну принять бразды правления в качестве бесспорного лидера.
После этого «Классовая война» утратила свою изюминку и скоро стала неотличимой от любой другой анархистской группировки. Несмотря на шумиху в медиа, ее кампания против «облагораживания» трущоб в лондонском Ист-Энде оказалась совершенно безрезультатной. Группа попыталась расширить сферу своего влияния, обращаясь не только к панкам, но и к простым людям из рабочего класса. Переделанной газете «Class War» не хватало стиля ее первых номеров, а ее попытки завоевать новых читателей провалились самым жалким образом. Новый формат газеты со специальными рубриками: «Скандалы», «Поп», «Секс», «Спорт» и т. д. — воспринимался как похлопывание читателей по плечу. Тем временем СМИ игнорировали изменение линии «Классовой войны» и продолжали печатать леденящие кровь материалы о ее террористической тактике (см. например статью в News Of The World Sunday Magazine от 5 июля 1987 года).
Когда прошли первые восторги по поводу успеха ее агитационных кампаний, «Классовая война» совершила одна за другой все традиционные ошибки анархистского движения. Те, кто еще оставался в группе, проиграли в своей же собственной игре. «Классовая война» успешно манипулировала СМИ и доносила самые крайние анархистские идеи до широкой общественности, но затем группа стала отказываться от проектов, которые позволили бы ей предложить публике нечто еще более тревожащее. Группе следовало самораспуститься сразу же, как она обнаружила, что не готова провести ни марш в Белфасте, ни демонстрацию в честь убийцы полицейского. Вместо этого она занялась безуспешными попытками расширить свою аудиторию, чему, несомненно, помешали бы медиа, даже если бы группа была в состоянии реализовать такой проект. В этот-то момент «Классовая война» и порвала связь с традицией, хронику которой я пытаюсь здесь писать. Гневная сатира, одушевлявшая дадаистское, ситуционистс-кое и панковское движение на пике их развития, была отброшена. Популяристский подход, который ее сменил, был зачастую настолько сентиментальным, что по сравнению с ним и мыльные оперы покажутся образцом вкуса.
Будучи крошечной по численности группой, «Классовая война» понимала, что лучший способ донести свои взгляды до широкой публики — это брать культурные стереотипы и, необходимым образом «подправив» их, вбрасывать обратно в масс-медиа. По этой причине культура (в широком смысле слова) волновала «Классовую войну» не меньше, чем политика. Группа черпала вдохновение главным образом из трех источников — культуры британского рабочего класса, панка и анархистской/лево-коммунистической традиции. «Классовая война» была как будто специально создана, чтобы возбуждать журналистов — и это ей блестяще удавалось! Свою тактику группа позаимствовала из панковской и анархистской традиций. В двух словах она сводилась к тому, что «Классовая война» прославляла все, что пресса объявляла воплощением зла. СМИ изображали рабочий класс приверженным к насилию — «Классовая война», идя по стопам панка, карикатурно заостряла этот образ (правда, с той оговоркой, что это насилие всегда направлено против ментов или богачей). Освещение в печати как панка, так и «Классовой войны» в основном касалось их оскорбительных выпадов в адрес богачей и истэблишмента (особенно королевской семьи). Когда «Классовая война» выпустила пластинку «Better Dead Than Wed» [«Лучше быть мертвым, чем женатым»] (Mortarhate Records, Лондон, 1986), таким образом отметив свадьбу принца Эндрю, реакция был такой, как будто вернулись дни антиюбилейной пластинки «Секс Пистолз» (но пролетарские развлечения пропагандируемого «Классовой войной» толка были, разумеется, не так популярны, как панк). Интересно также отметить, что акцией голландских прово, которая получила больше всего освещения в прессе, был взрыв дымовой бомбы во время свадебных торжеств голландского королевского двора в 1966 году.
И панк, и «Классовая война» подчеркивали энергию и агрессивность как добродетели, присущие честной и прямой культуре рабочего класса. Они противопоставлялись благовоспитанным ударам ножом в спину, характерным для среднего и высшего класса, которые всегда говорят одно, а думают другое. Из всех течений, описываемых в этом тексте, именно панк и «Классовая война» вели наступление на культуру самым широким фронтом. Другие движения были склонны либо адресовать свои нападки высокой культуре (искусству), либо отдавать всю энергию созданию альтернативных (что часто означало «параллельных») и потому не представлявших такой прямой угрозы стилей жизни (коммун и пр.). Очень мало движений могли похвастаться (пролетарской) культурой, столько четко артикулированной и продуманно оппозиционной, как культура панка и «Классовой войны».
Ноам Хомский
НЕОЛИБЕРАЛИЗМ И ГЛОБАЛЬНЫЙ ПОРЯДОК
Вашингтонское соглашение по неолиберализму является рыноч-но ориентированным сводом принципов, разработанным Правительством Соединенных Штатов и международными финансовыми учреждениями, находящимися, в основном, под контролем Правительства США и используемыми разными путями в более уязвимых обществах, часто в виде жестких структурообразующих прикладных программ. Основные их правила, в двух словах, — либерализация[82] торговли и финансов, право рынка устанавливать цену («получать правильную цену»), сведение к нулю инфляции («макроэкономическая устойчивость») и проведение приватизации.
«Правительство должно «уйти с дороги», следовательно, и население тоже, поскольку правительство является демократическим», — такой вывод подразумевается. Решения тех, кто навязывает это соглашение, естественно оказывают основное влияние на глобальный порядок. Некоторые аналитики занимают значительно более жесткую позицию. Международная бизнес-пресса ссылалась на эти международные финансовые институты, как на ядро «де-факто мирового правительства новой имперской эпохи».
Независимо от того, насколько точно это описание, оно должно напоминать нам, что институты управления[83] не являются сами по себе независимыми агентами, а отражают распределение власти в большем обществе. Так было, по крайней мере, со времен Адама Смита, заметившего, что «главные архитекторы» политики в Англии были «торговцами и промышленниками», которые использовали государственную власть, чтобы обслуживать свои интересы, несмотря на «мучительные» последствия для других, включая народ Англии.
Предметом рассмотрения Смита было «богатство наций», но он понимал, что «национальный интерес» — это, в основном, заблуждение и что внутри «нации» есть остро противоречащие интересы, и чтобы понимать политику и ее последствия, мы должны спросить, где сосредоточена власть и какими путями она осуществляется; это то, что позже стали называть анализом классов.
«Главными архитекторами» неолиберального «Вашингтонского соглашения» являются хозяева частной экономики, главным образом, огромные корпорации, которые управляют большей частью международной экономики и имеют средства, чтобы доминировать при формировании политики, а также и в создании господствующих идеологии и мнений. Соединенные Штаты по очевидным причинам играют особую роль в этой системе. Говоря словами историка по вопросам дипломатии Джеральда Хэйнса, который также является главным консультантом по истории в ЦРУ, «после Второй мировой войны Соединенные Штаты приняли на себя, вне зависимости от собственных интересов, ответственность за благосостояние всей мировой капиталистической системы».
82
Устранение государственного регулирования. - Прим. пер.
83
Общественного. - Прим. пер.