Страница 31 из 38
— Ну ты даешь! — вмешался Кононов. — В огороде бузина, а в Киеве дядька…
— Но ведь оба они с одного и того же завода.
Начавшийся спор прервал Маврин.
— Завтра поедем в «Рембыттехнику». Нужно срочно найти человека, с которым встречался Москальцов.
— Задача тяжелая, — вздохнул Кононов.
— Но выполнимая. Поговорим с кадровиками, посмотрим личные дела. Помозгуйте сами до завтра.
— Петр Петрович! — сказала Катя. — Знаете, о чем я подумала? Август-то кончается. Через четыре дня двадцать седьмое — ровно три года со дня покушения на Сытова и шесть со дня убийства Коробко.
— Прямо мистика! — съязвил Кононов.
Маврин задумался. Расплатившись за ужин, он отправил своих молодых помощников по домам и направился в прокуратуру, но по дороге передумал и поехал в спецприемник, где содержался задержанный за бродяжничество Семен Прудников.
Прудников громко зевал и протирал рукавом покрасневшие воспаленные глаза.
— Устал, Семен? — сочувственно спросил Маврин.
Тот с трудом разлепил глаза, вяло огляделся и кивнул.
— Устанешь тут — весь день с метлой.
— Выпить-то хочется?
Лицо Прудникова оживилось, но, сообразив, что этот вопрос для формы, он промолчал.
— Где же все-таки пистолет, Семен?
— Чего вы в конце концов!.. — деланно возмутился Прудников.
— Знаю, знаю, — резко прервал его следователь, — кинул в речку, забыл в какую, сто раз об этом рассказывал. Кстати, сколько там на вашем рынке такая штука потянет?
— Черт ее знает. Полкуска потянет.
— Четырнадцать копеек у тебя от этого полкуска осталось?
— Не продавал я его, — снова возмутился Прудников. — Бросил в речку, и все. Зачем он мне? За него посадят.
Ты в этом году устраивался на работу? Прудников помедлил с ответом.
— Работал, — ответил неуверенно, — в поселке Тимофеичу помогал. Когда люди просят, не отказываю. На кусок хлеба есть.
— И ты утверждаешь. Семен, что при таких, прямо скажем, скромных доходах бросил в речку пятьсот рублей?
— У… ут… утверждаю. Кому из-за железки в тюрягу охота?
— Послушай, Семен, под следствие ты уже угодил, а продал пистолет или нет, для меня безразлично. Достаточно, если человек долго носит и хранит огнестрельное оружие, а ты ведь делал это.
— Долго?! Почему долго?! — вскочил с места Прудников. — Да я его на второй день…
— Ага! На второй день! Тогда где пистолет? На второй день ты мог его выбросить только в поселке. Поедем сейчас, покажешь, куда бросил. Не хочешь! А вспомни-ка свой разговор с Тимофеичем. Кто ему говорил, что, мол, пушку можно продать за полкуска? Отвечай, кому продал? Ну? Ну? — наступал Маврин, не давая тому опомниться. — Москальцову?
Семен едва заметно вздрогнул, но ничего не ответил. Потом, когда Прудникова увели, Петр Петрович еще долго сидел в комнате, вчитываясь в убористо исписанные строчки протокола допроса, не в силах отделаться от мысли, что события начали развиваться не в том направлении, какое он уже почти определил для себя.
В «бытовку», как называли в городе завод «Рембыттехника», поехали втроем. Быстро пересмотрели все личные дела сотрудников завода, но не нашли никакой зацепки. Пришлось без утайки поведать суть дела Мартынову — начальнику отдела кадров.
Внимательно выслушав, Мартынов несколько минут размышлял, потом недоуменно повел плечами.
— При мне-то Москальцов на нашем заводе не работал по крайней мере последние десять лет, пока я тут кадрами заведую. Давайте поспрашиваем рабочих, покажем им фотографию.
— Дельная мысль, — согласился Маврин. — Другого пути я пока не вижу.
Но и опрос рабочих ничего не дал. Наконец, когда они, уже совсем отчаявшиеся, вернулись в кабинет начальника отдела кадров, в дверь неожиданно просунулась голова парнишки лет семнадцати с перепачканным краской румяным широкоскулым лицом.
— Тебе чего, Каплин? — спросил Мартынов.
— Я к товарищу следователю, — неокрепшим баском важно ответил тот. — Дайте еще взглянуть на фотокарточку.
Он повертел фотографию в руках.
— Кажется, этого мужика я видел на заводе.
— Когда?
— Наверно, тогда — числа двадцатого—двадцать первого. Я краску размешивал, а он вроде откуда-то появился, потом… с Сомовым остановился. А дальше я уж не видел…
— Ты уверен? — Маврин внимательно заглянул ему в глаза.
Тот снова взял фотокарточку, еще раз посмотрел.
— Пожалуй, он. Похож здорово.
Через минуту личное дело Сомова лежало на столе.
— Сомов Вячеслав Кондратьевич, тысяча девятьсот тридцать пятого года рождения, мастер по ремонту холодильников, работает на заводе два года, женат, имеет дочку, несудим, за последние десять лет сменил шесть мест работы. — произносил Маврин, перелистывая личное дело. — В какую смену сегодня работает Сомов?
Мартынов набрал номер по внутреннему телефону и задал тот же вопрос.
— Оказывается, он с двадцать второго в отпуске.
— Вот что, Катя, — сказал Маврин. — Ты оставайся здесь и порасспрашивай о Сомове тех, с кем он больше всего общался. А мы с Эдиком съездим к нему домой.
Дом, где жил Сомов, они разыскали без труда. Поднялись на пятый этаж и позвонили в квартиру. Никто не отозвался.
— Звони к соседям, — сказал Маврин. Вышла старушка лет семидесяти.
— Не знаю я Сомова, — прошамкала она. — Да и никто его не знает. Здрасьте, до свиданья. Девчонка еще куда ни шло, остановится, поговорит, а эти — нырк в квартиру и сидят.
С таким же результатом они обошли других соседей, дворника, управдома, участкового. Когда возвратились в прокуратуру, Катя уже ждала их.
— Подозрительный субъект, — сказала она. — Держится особняком, жаден до денег — были два случая, когда выполнял заказ без квитанции. Как будет проводить отпуск, никому не рассказывал. Есть у пего за городом дачка, но где — неизвестно.
— Дачка? — переспросил Маврин с интересом. — А ну-ка садитесь за телефон и обзвоните райисполкомы — там должны быть списки всех членов дачных кооперативов.
Они названивали часа два, прежде чем удалось установить, что Сомов имеет дачу в кооперативе «Заря», расположенном в местечке, называемом Аграфенина пустошь, километрах в тридцати от города.
Маврин окликнул шедшего мимо него с тачкой пожилого мужчину. Тот остановился, выслушал вопрос и воздел руки к небу:
— Откуда мне знать! Тут четыреста человек. Спросите у председателя — его дача четвертая на третьей аллее.
Разыскали дачу председателя, но дома его не оказалось. Хозяйничала теща — дородная женщина с недоверчивым взглядом маленьких выцветших глаз.
После долгих расспросов и пререканий она вынесла толстую потрепанную книгу и отдала посетителям. Прислонившись к забору, Маврин стал перелистывать страницы, с трудом разбирая мелкие каракули.
— Вот! — ткнула пальцем Катя, когда он перевернул очередную страницу. — Номер шестьдесят три.
Они разыскали дачу, поднялись на крыльцо и постучались. Никто не отозвался. Кононов легонько толкнул дверь, и она чуть отошла. Присев на корточки, он внимательно всмотрелся в щель.
— Заперто изнутри на щеколду.
— Может, есть другой вход? — предположила Катя.
Они обошли вокруг. Обнаружили еще одну дверь — из веранды, однако и она оказалась запертой. В щель между занавесками им удалось разглядеть газовый баллон и полку с кастрюлями.
— Что будем делать? — спросил Кононов.
Маврин подставил к окну ящик, валявшийся поблизости, и встал на него. Побарабанил пальцами по стеклу, потом надавил на форточку. Она легко открылась. Петр Петрович поднялся на цыпочки и отодвинул занавеску. Подпрыгивая на ящике, он тщетно попытался что-нибудь разглядеть внутри, потом смешно задергал носом и спрыгнул на землю.
— Ты повыше, — сказал Кононову. — Залезай, понюхай, чем пахнет.
Кононов мигом забрался на ящик.
— Ф-фу! Тошнотворный запах.
— Ну-ка давай попробуем открыть.
Кононов уперся плечом в дверь и сильно надавил. Она жалобно скрипнула. Судя по большому люфту, который возникал при раскачке, внутренний запор держал не особенно крепко. Мужчины навалились вдвоем. Дверь распахнулась. Они осторожно вошли в коридор. Маврин открыл дверь в комнату. В глаза бросился стол, заваленный пустыми и полупустыми бутылками и остатками закуски. Одна из бутылок валялась набоку. Под ней расплылось пятно. Маврин сделал остальным знак оставаться на месте и быстро огляделся. Затем, осторожно ступая, раздвинул дешевенькие портьеры. На неразобранной кровати лицом вниз неподвижно лежал мужчина. Левая рука его свесилась до самого пола.