Страница 30 из 40
— Вот единственное в мире существо, — заметил он однажды на мостике Бар-Маттаю, — которое нас не покинуло… Жаль, если оно попадет к нам под винты.
Тэдди пронзал гребни волн живой торпедой. Океанское солнце сверкало на его черно-зеркальной спине.
— У него и в самом деле лоб Сократа, — припомнил пастор давний разговор
— Командир! — крикнул Рооп, не отрываясь от бинокля. — Слева двадцать, угол места десять — вертолет. Идет к нам на пересечку курса.
— Все вниз! Боевая тревога! Срочное погружение!
Дверь квартиры Флэгги оставалась распахнутой до позднего вечера. Внизу, у входа в подъезд, поблескивала табличка с торопливой гравировкой: «Кураториум «Спасение «Архелона». 4-й этаж».
Две комнаты Флэгги отвела под штаб-квартиру созданного ею кураториума. Конечно, во многом помог брат, корреспондент «Атлантического курьера», но инициатива призвать общественность на помощь экипажу несчастной субмарины принадлежала ей. Она и возглавила кураториум «Спасение «Архелона». Теперь в ее квартире не умолкал телефон, то и дело приезжали журналисты, адвокаты, врачи, священники В кураториум вступил и президент микробиологического общества профессор Сименс. Однако ничего утешительного или даже просто обнадеживающего о ходе работ над «антилеприном» сообщить он не мог.
Может, есть какие-нибудь новости в Военно-медицинском корпусе? Флэгги несколько раз звонила О’Грэгори. Он бы мог быть весьма полезным кураториуму. Но телефон О’Грэгори молчал третьи сутки…
О’Грэгори прекрасно понимал, за что арестован, хотя ему ни разу не предъявили обвинения. Флэгги, роковая женщина!.. Неужели ради этого кретина Барни она так легко и жестоко могла пожертвовать боготворящим ее человеком? Ну, пусть это слишком громко сказано — боготворящим, но все равно, провести безумную ночь любви, а наутро — предать?! Оставалось утешаться примерами из истории — Клеопатра, Юдифь… Древности всегда мало трогали О’Грэгори. На сей же раз — особенно. Он отчетливо сознавал: степень его вины, а значит, и мера наказания будет зависеть от того, каким грифом пометят разглашенную им служебную тайну: «секретно», «чрезвычайно секретно», «сведения особой важности», и, наконец, самое страшное — «сведения серии Z». К последней категории относились материалы стратегического характера. За разглашение сведений серии Z грозило пожизненное заключение или электрический стул. «Архелон», вооруженный межконтинентальными ракетами, считался стратегическим объектом. Следовательно, любая связанная с ним информация автоматически подпадала под зловещий гриф.
На третьи сутки О’Грэгори, донельзя истерзанный догадками и сомнениями, был выведен из камеры гарнизонной гауптвахты и доставлен, к величайшему его изумлению, не в здание трибунала, а в кабинет шефа. Впрочем, председатель трибунала, тучный полковник юстиции, сидел рядом с флагманским эпидемиологом, а чуть поодаль разглядывал в окно гавань седоватой мужчина в хорошо сшитом костюме.
— Майор О’Грэгори? — Джентльмен у окна присел на подоконник. — Надеюсь, вы понимаете, что разгласили сведения серии Z. Я не говорю уже о том моральном уроне, который вы нанесли нашему флоту перед лицом мировой общественности!
О’Грэгори судорожно глотнул.
— Разглашение сведений серии Z, — бесстрастно напомнил полковник юстиции, — карается бессрочным тюремным заключением, а в случае особого ущерба, причиненного обороноспособности страны, — смертной казнью.
Майор медицины вцепился в спинку стоявшего перед ним стула.
— О’Грэгори, — вступил в разговор шеф, — мне очень жаль, что все так случилось. Я всегда ценил вас как отличного работника… Однако у вас есть шанс не только избежать суда, но и достойно продолжить карьеру. На «Архелоне» открылась вакансия корабельного врача…
О’Грэгори тихо сел на стул.
— Подумайте, О’Грэгори, — подошел к столу седоватый джентльмен. — Вы не только избежите позора, но и станете национальным героем. Весь мир узнает о благородном поступке военного врача. Через какое-то время найдут вакцину, и вы все вернетесь с триумфом!
— Лепра неизлечима, — проронил наконец арестованный.
— Делать такие категорические заявления подобает лишь господу богу… Решайте, О’Грэгори: электрический стул или лавры героя? Не будьте же болваном, подполковник!
О’Грэгори смахнул с бровей капли пота.
— Я согласен…
— Тогда подпишите вот это! — Пожилой джентльмен быстро достал из папки листок верше. — Это заявление для печати.
«Я, подполковник медицины О’Грэгори, помня клятву Гиппократа, решил отправиться на борт подводной лодки «Архелон», чей экипаж заражен неизвестной науке болезнью. Я буду оказывать пострадавшим медицинскую помощь, пока не будет найдено эффективное лекарственное средство против суперлепры XX и корабль не вернется на базу…»
Утром тщательно выбритый, в тужурке с новенькими погонами О’Грэгори предстал перед журналистами. Накануне ему сделали инъекцию препарата, снимающего страх, так что держался герой нации раскованно и даже весело. Веселье шло от толики коньяка, принятого в буфете прессконференц-зала.
О’Грэгори не увидел своих портретов в вечерних газетах, Так как после обеда его отвезли на один из приморских аэродромов. Там он пересел в кабину двухместного учебного истребителя, который спустя три часа полета над океаном совершил посадку на палубу авианосца «Кондор». На взлетной площадке О’Грэгори уже ждал вертолет.
Огромный многоугольник палубы «Кондора», исчерканной колесами самолетов, был последним земным видением О’Грэгори. Потом бортовой иллюминатор надолго просинел от безбрежной шири океана.
Черная сигара «Архелона» открылась издалека, но едва вертолетчики успели взять на нее курс, как подводная лодка погрузилась. Чертыхаясь, пилоты зависли над местом погружения — волны даже не успели разметать пенное пятно, опустили в воду трос с капсулой гидролокатора, и штурман долго вызывал «Архелон» по звукоподводной связи. Наконец ракетоносец всплыл. Видно было, как на мостике забелели офицерские фуражки. Подлетели поближе — стали видны лица. Потом мостик уплыл назад, и под брюхом вертолета оказалась ржавая, позеленевшая от водорослей палуба «Архелона». О’Грэгори спустился на нее по висячему трапу. Вертолет взмыл и ушел в сторону. О’Грэгори видел, как от него отделилась веревочная лестница и, извиваясь, упала в воду. Ее выбросили, потому что она касалась палубы зараженного корабля.
У О’Грэгори защемило сердце. «Оставь надежду, всяк сюда входящий…» Выброшенная лестница давала понять это безжалостно и зримо.
В центральном посту нового врача окружила толпа золотушного вида людей, абсолютно лысых и голобородых. «Вторая стадия суперлепры», — отметил про себя ОТрэгори.
— А где же Варни? — спросил он, не выдержав звериного любопытства, горевшего в глазах прокаженных.
— Хо-хо, док! — воскликнул яйцеголовый крепыш, похожий на турка. — Барни стал настоящим подводником Кормит рыбок под водой.
Но никто вокруг не засмеялся.
Рэйфлинт позвонил Бар-Маттаю.
— Добрый вечер, святой отец! Сегодня юбилей — третья годовщина нашего плавания. Приглашаю отпраздновать.
Последнее время все их беседы были проникнуты горькой иронией. Правда, случались они все реже и реже. А с тех пор как «Архелон» всплыл в надводное положение и дрейфовал почти месяц, общение их свелось к просмотру телевизионных программ. Молчали. Пили кофе, не сводя глаз с экрана.
В потоке реклам то и дело мелькало имя «Архелона»: какао «Архелон», мопед «Архелон», женская прическа «а ля «Архелон», слабительные фруктовые кубики «Архелон», батники с силуэтом печально известной субмарины.
В книжном обозрении обсуждали книгу Княженики Рэйфлинт «Моя жизнь с командиром «Архелона». Потом на экране пошли фотографии из их семейного альбома: Ника и Рэйфлинт на александрийской набережной, Рэйфлинт верхом на муле, Рэйфлинт и Ника кормят голубей на площади Сан-Марко.
«В Венеции, — читал диктор отрывок из книги, — мы провели медовый месяц. Рэй купил два акваланга, и мы заплывали с пляжа в каналы города. Он был большой шутник…»