Безвременье

Да, да, все так... Но мне стало немного не по себе. А! Чепуха! Ничего не может со мной случиться. Фишки намертво прилипают к чистому камню, компас дает примерное направление. Жаль, что нет карты, но кое-что я помню, например, где и как искать сифоны с ртутными клапанами, чтобы вывести систему из равновесия. А там, наверху, у колодца меня ожидает... Кто меня ожидает? Пров? Без-образный? Кто же...

Повороты, повороты, от них начинает кружиться голова. Зачем понадобилось это суперсооружение вместо простого деревянного храма? Ах, да! Большие ценности. Но ведь  ценности и раньше умели прятать менее трудоемким путем. Ну, Нотр-Дам, Исаакиевский собор, собор Петра и Павла в Риме — это понятно, погоня за престижем цивилизованной Европы. А здесь! Зачем?

Я приметил неясную тень ниши в самом низу стены и остановился. Так и должно быть. Подковырнув ножом треугольную литую решетку, я освободил из связки один их шлангов. Пластиковую эластичную трубку, заглушенную с одной стороны пробкой, удалось довольно легко затолкнуть на треть длины в проем, дальше угадывался поворот. Я вытащил шланг обратно и несколько капелек ртути упали к моим ногам. Давно бы так! Навалившись всем телом, я вогнал трубку до самого конца, вдвинул в нее поршень и почувствовал, как вылетела заглушка. Готово. Фишка, поднесенная к входному отверстию, медленно втягивалась внутрь. Начало есть.

Совершенно неожиданно я вспомнил кусок забытой карты лабиринта и, подхлестнутый азартом, вскоре нашел еще три сифона, прежде чем хитросплетения линий растворились, как ни старался я их удержать в памяти.

И тут погас фонарь. Ледяные объятия смерти распростерлись в непроглядной тьме коридоров, из которых мне не дано теперь выбраться. Я попал в западню, ловушку, как бездумное, беспечное насекомое в сети паука. Похолодевшими пальцами я несколько раз переключил тумблер и фонарь зажегся, но уже слабым, тусклым светом, животворящая струя которого могла оборваться в любой момент и была едва достаточна, чтобы различить на стенах оставленные метки. Я торопливо глянул на часы: запас воздуха тоже подходил к концу. Вытянув вперед руки и лихорадочно работая ластами, я устремился вперед и прошел несколько поворотов, потом движение по непонятной причине замедлилось, и вскоре я завис на месте.

Я понял, что не могу преодолеть течение всей массы воды в тоннеле, что нет больше сил сопротивляться гибели, которую приготовил себе собственными руками. Я было уцепился за один выступ, но что-то подкравшееся, тяжело-мягкое рванула меня за ноги и потащило в глубь лабиринта. В последнем отчаянном усилии я вырвался, всплыл и увидел, что огромный комок ртути, величиной с подушку, стремительно покатился дальше, сверкая и, точно живой, обходя препятствия. Справа и слева от него бежали такие же блестящие аморфные тела, деформирующиеся на поворотах то в длинные шнуры, то в амебоподобные сгустки, и это невиданное феерическое зрелище окончательно парализовало мою волю.

Все. Разрывающиеся легкие выкачали из баллонов последние литры воздуха... Легче дышать в воде, чем испытывать такую боль. Будь что будет, и я сорвал маску... Не успев понять, в чем дело, я очутился на твердом каменном полу внутри круглого в основании помещения, конусом уходящего вверх. По стенам тянулись странно мерцающие тусклые кольца. Что бы это могло быть? Я еще весь дрожал от слабости, когда, встав на ноги и подняв фонарь выше, увидел, что эти кольца ни что иное, как уступы каменной стены, сплошь заставленные сокровищами. Здесь были алмазные формулы: импетус средневековых схоластов, формула движения Аристотеля, уравнения Шредингера, Дирака, Эйнштейна.   Особой   красотой   выделялись две:  А = А и  2 х 2 = 4. Формула бессмертия, бутылка Мебиуса, вещество и антивещество, сплавленные в один монолитный кусок. Эоны времени, физические постоянные, чаша Грааля. ослиное копытце, идея развития, сингулярность и антисингулярность в чистом виде. Мысль, волновая функция и редукция волновой функции, фонограф Эдисона, ватерклозет, надежда, вера, любовь, гусиное перо, суперкомпьютер "Пентюх", счастье, формула всех формул... Тысячи бриллиантов сверкали мертвенным, волшебным, гипнотизирующим светом, помрачая мой рассудок, отказывавшийся верить в реальность этого зрелища. Я взял с уступа ближайшее ко мне кольцо Мебиуса, даже не кольцо, а перстень. Его огромный камень тотчас вспыхнул голубовато-фиолетовым самостоятельным сиянием, а фонарь, мелькнув на прощание красным пятном, окончательно погас.

— Н-ба-ба-баба... — раздалось сзади невнятное бормотание. Мной овладел невообразимый ужас. Бессильно опустившись на пол, я все же заметил, что сзади никого нет, и бормотание несется из черной дыры у пола, предназначенной, вероятно, для стока воды. Ларский хорал! Я уже слышал это. Гдомский орган! Космическая симфония!

— У-у-э-э-э-ы-ы-ы.... — послышалось из другой дыры леденящее кровь завывание. "Попался, попался, попался", — кричали мне все демоны Вселенной, собравшиеся здесь, у несметных сокровищ. "Что ж, Мар, получи, что хотел, ведь ты так долго к этому шел. Но сумеешь ли ты выйти отсюда?" Я как-то отупел, одеревенел, омертвел и, наверное, это спасло меня от шока.

Неожиданно нарастающий вопль с протяжным свистом донесся сверху, все усиливаясь. Превратившись в статую, я сросся с каменной стеной, ожидая еще чего-то более жуткого и кошмарного...

Н-чха!!! На мгновение я ослеп, потом красная пелена спала и челюсти мои заходили ходуном, выбивая дробь: у моих ног лежал человек, вернее, останки человека, упавшего с высоты стометрового колодца. Кровь была всюду: на моих руках, гидрокостюме, на каменных стенах и на формуле вечной жизни... Я опустил руку с перстнем и с содроганием увидел оторванную голову с лицом... с лицом... Без лица! На тело без-образного сверху упал камешек, затем еще один, покрупнее.

Неясный хруст сзади привлек мое внимание. Двухметровый каменный блок в стене плавно опускался вниз, открывая проход в какую-то камеру. Мне не давалось времени на размышление: неведомая сила властно и непреодолимо потянула меня внутрь прохода. Я просто был вынужден сделать несколько шагов, чтобы сохранить равновесие.

Равномерное сияние перстня пошло волнами, голубые потоки света зримо закручивались в спирали, устремляясь к возвышающейся посреди камеры статуе Медузы. Мой взгляд был прикован к ней, и вот щупальца шевельнулись, и прямо напротив себя я увидел широко открытые темные глаза... БТР триста тысяч сто одиннадцать. Моей единственной в мире любимой женщины! Ее местами просвечивало сине-фиолетовыми сполохами и переливами неясных теней, но это был, несомненно, ее облик, ее собственное лицо.

Внезапный лязг где-то совсем рядом отбросил меня назад. Это стало слышно, как идут мои часы, но шли они не обычно, со звуком тик-так, тик-так, а со скрежетом и шумом совершенно невообразимым, в медленном темпе раскачивая маятником.

Кри-и-и-к... Кра-а-а-к... Кри-и-и-к... Кра-а-а-к...

Медуза-БТР словно нехотя начала поднимать ветвь-руку и горькая усмешка поползла из угла в угол ее губ.

... ты пришел, наконец... я так долго ждала... теперь ты останешься здесь навсегда... владей моим сокровищем... но только здесь, в этом мире...

Я слышал это и одновременно не слышал. Пространство вытягивалось, неимоверно удлиняясь... Маятник раскачивался как огромные качели на ветру... Кри-и-и-к... Кра-а-а-к... Кри-и-и-к... Кра-а-а-к... Страшная тяжесть, невероятная тяжесть навалилась на меня...

...теперь ты со мной... теперь ты мой... какой красивый перстень... прости меня... я так тебя обидела... хочешь, я стану перед тобой на колени... я одолею свою гордыню... мы всегда будем вместе... но сними этот перстень... сними его, прошу тебя...

Тяжесть сползает, часы прибавляют ходу. Мое тело вдруг становится легким, как пушинка. Что творится с миром?! Маятник мечется в бешенстве со звуком рикошетящих пуль и лопающихся струн...

...сними перстень! И мы победим! Отдай перстень, Мар!

Дикий свист часов. Я всем телом бьюсь о камень, но тот держит крепко, как плита склепа.