Безвременье

Тоска по этому ставшему миру несла меня. Существуй, радуйся, мысли. Взирай удивленными очами, тоскуй и рвись из своей души, плачь и смейся, страдай, проси прощения и прощай сам, узнавай и чувствуй... Красота, украшение, порядок, Космос.

Я чувствовал, что сейчас заплачу. Почему? Зачем он мне, если у меня есть все, если Я — сам есть все, и этот Космос в том числе?

Это иная, другая жизнь. Я сижу на берегу ее океана... безграничного, безбрежного, вечного...

И этот людо-человек, что напротив меня... Потрясенный, испуганный, увидевший ничто.

— Так все-таки, ты кто такой? — спрашивает он.

— Я? Может быть — ты... или — не ты.

Он не понимает. Конечно, это же другой мир. Как ему понять меня? Как мне понять его?

— Хорошо тебе в этом мире?

— Хорошо... — Он отвечает сразу, не задумываясь. — Договорились, — говорю я.

И Космос исчез.

— Запись, — сказал Фундаментал. — Случайно оказалась в Космоцентре. Иногда просматриваю. Это — наш мир. Существует около восемнадцати миллиардов лет.

— Знаю. Восемнадцать миллиардов две тысячи один год, — уточнил я.

— В самом деле? С такой точностью? Выходит, что вы и о времени имеете представление?

— Имею. Я имею время.

Мне сейчас не хотелось с ним говорить. Разговор разгонит светлое и печальное настроение, вызванное красотой Космоса. А я не хотел его терять. Но и огорчать Фундаментала, так сентиментально окунувшегося в свое прошлое, не хотелось. Я оставил себя, как благожелательного слушателя здесь, а сам ушел.

— Вот вы с точностью до года определили возраст нашего Космоса... — осторожно начал Фундаментал. — А вы, вы сами имеете возраст?

— Имею и не имею, — ответил я. — Одно по времени моложе и старше себя самого, так и иного. Равным образом оно не моложе и не старше ни себя, ни иного.

— Вас послушаешь, так ум за разум зайдет, — буркнул Фундаментал. — У нас все проще. Вот мне, например, пятьдесят лет. И я на двадцать восемь лет старше вашей жены. Следовательно, ей двадцать два года И я всегда буду старше ее на двадцать восемь лет, а она, соответственно, всегда будет моложе меня на двадцать восемь лет. Правда, "всегда" — это не в буквальном смысле, но все же... А дети у вас есть?

— Детей у меня сколько угодно... виртуальных, конечно.

— И что они, старше или моложе вас?

Я, если можно так выразиться, остолбенело уставился на Фундаментала: он ничего не понял!

— И старше, и моложе, и моего возраста одновременно.

— Ну добейте, добейте меня! Чего уж тут церемонится! — взмолился Фундаментал.

— Не собираюсь я вас ни бить, ни добивать. Вы спрашиваете, я — отвечаю. И чтобы вам стало уж окончательно понятно все, добавлю, что мои дети являются и моими родителями.

— Все?

— Все.

— Да... Видно ваши родители хорошо поработали! И, конечно, они тоже и старше, и моложе, и одного возраста с вами?

— Естественно. Вот вы все и поняли.

34.

С тихим шорохом отъехала в сторону дверь, и в наш отсек ввалился человек в спортивном костюме. Мы с удивлением опознали в нем Орбитурала. Но что с ним? Вроде он и не он. Глаза сияют добродушием, рука приветственно тянется к нам, и вообще он с виду — рубаха-парень.

— Спешу вас обрадовать, ребята: вашу просьбу об улучшении жизненного пространства решено удовлетворить. Я пробивал, между прочим.

Он крутит головой,  в недоумении глядя на нас по-очереди: что это мы не рассыпаемся в благодарности.

— Покупаете, значит? — прямо, но с улыбкой спросил Пров. — Я бы не против, да только не за суперконсервы.

— Да что вы, ребята! Все по высшему классу. Я сам такое видел раза три в жизни. Не говорю уж, что никогда не увижу того, что явилось вам там.

— Что скажешь, Мар? — прервал его словотворчество Пров.

— Как продолжение карантина? — поинтересовался я у Орбитурала.

— Да. Это счастье для вас одних и на двое суток. Но там есть все и даже больше того... там есть девочки.

— У-у... — прогудел Пров. — Я же холостяк. Едем. Надеюсь, вы при экипаже?

— Кар, как говорится, у подъезда. И зовите меня в неформальной обстановке просто: Ныч. Договаривались же.

Мы спустились в трансгдомный туннель планетарного значения (никакой вони, никаких скафандров, блеск и чистота), уселись в мягкие кресла приземистого обтекаемого кара. Одновременно, спереди и сзади, тронулись еще два кара сопровождения. Что-то случилось там, в верхах. Почему-то мы стали важными персонами.

Скорость была просто бешеной или казалась такой из-за близости полированных стен. Орбитурал все оправдывался за вчерашний визит, а мы милостиво его успокаивали. Пластиковые стены сменились на красный гранит, ушли в стороны, растворились в темноте. Скорость упала, и мы остановились у подъезда старинного особняка. Так, по крайней мере, мне показалось. Особняк был ярко освещен. Узорные решетки ограды, фонари на чугунных столбах у входа, огромные резные, ажурно выполненные двери, литые бронзовые канделябры внутри, зеркала, парадная лестница — все было настоящим.

— Дом в вашем распоряжении, — ворковал Ныч, сопровождая нас на второй этаж. — Полная безопасность, вокруг на сто километров ни души.

Это, конечно, с намеком, что отсюда невозможно удрать. Стены огромного зала тлеют мягким светом будто догорающей зари. Многообразие и позолота лепных украшений, тонкий аромат цветов, стволы пальм (если только это действительно пальмы), по-лакейски изогнутые в изящном полупоклоне; ленивая, изнеженная тишина, сыто лежащая на цветочных клумбах; сонный покой, бездумно взирающий на нас с каждой вещи и как бы подчеркивающий нашу ничтожность в этом особняке.

— Буду с вами откровенен, — вы же надежные парни, презирающие подлость, — здесь бывают большие люди. — Орбитурал многозначительно поднял указательный палец вверх, к потолку. — Теперь сюда, в этот уютный кабинет. Располагайтесь, как дома.

— За какие заслуги нам такая честь, Ныч? — спросил Пров. — Только не лукавьте.

— Ответ в компьютере. Советую ознакомиться внимательнейшим образом. В субботу вам предстоит отчет перед Галактионом.

— Ого! — только и сказал Пров.

Ничего себе встреча! Значит, дела касаются не только Земли и Солнечной системы, но и всей Галактики!

Между тем, две девушки в очень уж коротеньких юбочках и полупрозрачных блузках, но, тем не менее, со строгими выражениями на хорошеньких личиках, подали вина и самые натуральные закуски, какие я никогда и не видывал, на круглый стол и тотчас же после этого удалились. Пров с видом опытного человека откупорил бутылку. У Орбитурала аж ноздри вздрогнули.

— Натуральное? — небрежно спросил Пров.

— Еще бы! — поперхнулся Ныч и закашлялся.

— Нуте-ка, благодетель наш, промочите горлышко. Мы же не в официальной обстановке. С крещением тебя, Мар. Какие никакие, а плоды сего таинства уже появились пред наши очи. Богохульствую, конечно, прости, Господи!

— Поздравляю и я вас, планетурал второго ранга, Мар, — светлея от удовольствия лицом, провозгласил Ныч и залпом осушил бокал.

— Планетурал? Да еще второго ранга! Далеко пойдешь, Мар. — Пров подмигнул мне. Он бы и по спине меня дружески ударил, да боялся, что я расплещу драгоценную влагу.

— Ну, отдыхайте, не буду вам мешать, — засуетился Орбитурал. — Жучков здесь нет. Вы же видите, что я с вами свободно разговариваю. Так что не стесняйтесь.

— На посошок, Ныч, — коварно ухмыльнулся Пров. — Жучков же нет.

— Вот именно, вот именно. Ваше здоровье. Винцо недурное.

— Все пройдет, как с белых яблонь дым, — сказал Пров.

— Правильные слова. Вот и сами яблони уже прошли. Ладно, пора. Про компьютер не забудьте.

— Огромное благодарение за заботу о нас, грешных, радетель вы наш. И последний  вдогонку. Бог троицу любит.

Пров с чувством пожал ему руку. Ныч чуть было не полез целоваться, но вовремя спохватился, и мы расстались.