Безвременье

          Равно во дворцы и лачуги,

          в бивачный и праздный досуг

          на первом, на сотом ли круге

          вы в гости являетесь вдруг.

"В гости — это точно", — мелькнуло в голове. Надо было поспешать дальше, хотя общество певца было чертовски приятно. Смеркалось, а деревне ни конца, ни краю. Кроме того, пересечения улиц и улочек образовывали своеобразный лабиринт, а мой главный ориентир — сосновый бор — повернул куда-то на возвышенность. Я понял, что без посторонней помощи мне не обойтись. Как раз впереди, в попутном направлении я догонял стройную, несомненно молодую женщину в зеленом пальто и косынке, перехватывающей короткие волосы. Случай показался мне подходящим, и я изрядно поддал ходу, чтобы с ней поравняться.

— Извините, я нездешний и немного заплутал в вашей деревне. Как здесь найти церковь?

 Она быстро взглянула на меня всего лишь уголком глаза, и этого было достаточно, чтобы я обомлел от ее красоты.

— Из города? — продолжая идти, после некоторого молчания подала она голос, поразительный по звучанию и тембру. И я тотчас же представил его поющим только что слышанный романс.

— Да, да, — пробормотал я  поспешно и умолк.

— Что ж так поздно, служба давно кончилась.

— Это... Бричка сломалась. Приятель чинит ее там, в лесу, а я вот пешком...

Мы еще помолчали, она словно раздумывала, стоит ли продолжать разговор.

— Дело у вас к батюшке?

— Как сказать... — Я вздохнул с некоторым облегчением. — Окреститься хотел...

Она остановилась и теперь смотрела прямо на меня огромными темными глазами как на невидаль, отчего я стоял совершенным болваном с потерянным лицом.

— Но ведь в городе тоже храмы есть.

— Да я... вроде  людей стесняюсь... что ли...

Она вдруг рассмеялась очень весело и как бы по-детски, прикрыв ладонью рот в смущении, что позволила себе такую вольность с незнакомцем и не смогла удержаться. Мы пошли дальше.

— Но вы уже в возрасте Христа. Кто вас надоумил? Не жена ли?

— Я не женат, — почему-то соврал я.

— Вы женаты, — сказала она спокойно. — Я живу почти у самой церкви и провожу вас.

Все складывалось очень удачно. По песчаному взгорку мы поднялись на окраину села, где в тени раскидистых берез и предстала моему взору небольшая деревянная церковь с выкрашенной в голубой цвет крышей и маковками крошечных куполов, увенчанных белыми крестами. Все было здесь так покойно и мирно, к тому же и безлюдно вовсе, что предстоящий обряд крещения не вызывал более во мне никакого протеста.

Моя провожатая, между тем, проникла через боковую калитку к отдельно стоящему домику и вышла вскоре в сопровождении рыжебородого батюшки в рясе, успев, видимо, объяснить ему суть дела. Лицо у него было чисто русское, нос картофелиной, румянец во всю щеку и маленькие голубые глаза.

 - Нонче никак невозможно, — сказал он приветливо. — Надо подыскать крестных, а уж поздно. Переночуйте в сторожке при церкви, а завтра поутру и покреститесь.

— Не возвращаться же назад некрещеным, — вступила и моя попутчица. — Не идти же вам обратно в лес на ночь глядя.

Что верно, то верно, в лес мне не хотелось. Я согласился.

— Вы с дороги, приглашаю. вас на чашку чая. Это рядом.

— Да неудобно как-то...

— Я живу с мамой, — поспешила она меня успокоить, — а зовут меня Галиной Вонифатьевной.

— А я просто — Мар.

 "Избегать контактов", — вспомнилась мне строка из договора, но я не мог отказать такой женщине и направился вслед за нею. В разговоре о некоторых особенностях обряда (я старался ненавязчиво задавать вопросы, чтобы не выглядеть после совсем уж дураком), мы незаметно поднялись на крыльцо. Дом был небольшой, но внутри довольно просторный. Я ожидал увидеть скромное убранство, но был удивлен резной, красного дерева мебелью, любая вещь из которой могла бы занять достойное место в особняке бывшего Санкт-Петербурга. Иконы, в общем-то, не бросались в глаза даже мне, чужаку; больше всего их было в прихожей. Обстановка тепла и уюта чувствовалась во всем, и хозяйка представлялась бриллиантом в подобающей оправе. Но более всего меня поразила картина на какой-то библейский сюжет, писанная маслом с таким мастерством, что глаз невозможно было оторвать.

— Я сама не могу на нее насмотреться, — сказала Галина Вонифатьевна, довольная произведенным на меня впечатлением.

— Такой шедевр и в захолустье...

— Подарил мой старый приятель, — ответила она, нисколько не обидевшись на "захолустье".

Признаться, меня все время не оставляла мысль, как такая от природы аристократически одаренная женщина могла оставаться незамужней? Но подобные вопросы не задаются с первой встречи, а последующих не предполагалось...

Между тем, подан был чай с вареньем и булочками, каких я не едал ни разу в жизни по понятным причинам. Тетя Дуся (так просила называть Галина Вонифатьевна свою маму), седенькая, худенькая старушка начала было расспрашивать про город, но дочь ее тотчас же остановила. И, чтобы переменить тему разговора, я рассказал о своем недавнем приключении в лесу. Женщины восприняли мое повествование очень серьезно и без тени сомнения.

— Значит, диавол сильно не хочет допустить вас к крещению, — заключила Галина Вонифатьевна. — Но тронуть не посмел, стало быть на вас благодать Божья. Однако стемнело и вам пора отдохнуть. Я провожу вас до сторожки.

За церковной оградой вошли мы в небольшую избу, в углах густо уставленную образами. Две лампадки перед ними наполняли комнату тусклым таинственным светом. Иконостас чем-то напомнил мне пульт космического корабля.

— Как поживаешь, Варвара Филипповна? — громко обратилась моя знакомая к поднявшейся нам навстречу старушке.

— Твоими молитвами, красавица моя, пока дышу. А уж очи слепнут и едва слышу, должно скоро Господь милосердный приберет, слава Ему.

— Ты не пугай нас, Варвара Филипповна, рано тебе еще. Вот гостя на ночлег привела. Отец Иоанн завтра его покрестит.

— Добро пожаловать, добрый молодец. Благодари Бога, что сподобишься крест принять, а сейчас ложись спи, сон тебе будет вещий.

— Не оставь его в молитвах твоих, — сказала на прощанье Галина Вонифатьевна и ушла.

Я пристроился на шубах у стены на небольшой лежанке под заботливые приговаривания Варвары Филипповны и мне нравилось, что со мной обращаются как с ребенком. Пережитое за день не умещалось в голове. Я мысленно посочувствовал Прову, оставшемуся ночевать в лесу. Стало быть, мотоцикл не удалось отремонтировать...

29.

Признаться, мне уже надоело это приветствие людо-человека: "Дорогой мой виртуальный человечище!" Но Александру Филипповичу оно, видимо, нравилось.

— И как это вы меня находите? — с некоторой долей неприязни в голосе спросил я.

— Да как же вас не найти?! — удивился он. — Стоит мне подойти к любому виртуалу, да что — к виртуалу, к любой виртуальной вещи, предмету, как вы передо мной. Ведь вы — возможность всего! Вы — одно. А как только я подойду к вам, в вас взбрыкивает это самое ваше "Я", и вы в виде "Я" передо мной! Очень удобно. Вообще ваш мир очень удобен, не то, что наш.

Я задумался, хотя и продолжал с ним разговаривать. А задумался я вот над чем. Как виртуальный человек я знал все, но как "Я", я не знал почти ничего, хотя многое помнил, вернее, обратившись виртуалом, мог снова знать все или что-то конкретное, а потом, восстановив свое "Я", осмыслить это. У меня, как имеющего свое "Я", не было никакой системы, чтобы осмыслить все происходящее со мной и миром. И людо-человек, кажется, подсказал, не знаю уж, нарочно или нечаянно, с чего мне начать.

Одно! Ага! Возьмем одно. Будем полагать одно как именно одно, а не многое, не что иное. Будем мыслить, что есть только одно и больше ничего. Ведь кроме меня действительно ничего нет, раз я возможность и атома, и Вселенной, и человека. Что же из этого можно вывести?