Страница 25 из 29
— Ну, парни, я гляжу, не зря я вас дожидался, — сказал он. — Сколько раз видел, как вы раскатываете на жестянках с болтами, но эта… Теперь ясно, почему вы запоздали.
Ни Гробер, ни я не вышли из тачки. Старый рефлекс. Не то чтобы мы ему не доверяли. Просто привычка, можно сказать, ностальгическая, еще с тех времен, когда жизнь была куда круче теперешней.
— Бедный ты наш Луиджи… Это еще что, бывало и похуже. От Шатору до Клермон-Феррана мы трюхали на «панде», потом раздобыли кабриолет «Ami-6» поносного цвета, возле Нима пересели в «тойоту», и вот мы здесь.
— Ладно, дайте-ка глянуть на заказ, — скомандовал Луиджи, который умеет пресекать лишнюю болтовню.
Гробер поставил сумку-холодильник к себе на колени и открыл ее, чтобы Луиджи мог заглянуть внутрь. Едва он приподнял крышку, как воздух наполнился блевотной вонью. Мы успели тик в тик: лед уже превратился в мерзкий бесцветный бульон. Луиджи бросил взгляд на содержимое и после секундной оторопи пришел в себя:
— Вы чего, издеваетесь надо мной? Вам было велено доставить голову! Мне нужна голова, кретины! А с этим дерьмом что я буду делать?
Гробер, ни капельки не смутившись, выудил из мутной воды руку, отсеченную по локоть и уже слегка посиневшую, и помахал ею перед носом Луиджи.
— Все прошло не так гладко, как хотелось. Этот идиот Ражо решил проверить мотор своего «мерса» перед тем, как отчалить. А там уже стоял пластит, и мы ничего не могли сделать. Ну вот, этот недоумок поднял капот, залез в карбюратор и получил полный заряд в морду. Видел бы ты, что от него осталось… Башка, конечно, вдребезги… Тебе эти клочья все одно ни к чему. Вот привезли тебе самый крупный кусок.
Да, именно так все и было. Конечно, хотелось бы привезти целую голову, кто ж спорит, ведь уже в момент взрыва до нас дошло, что Луиджи подумает, типа мы его кинули.
— Да ты глянь на безымянный палец, — сказал я. — Много ты видал таких перстней, как этот?
Крупный треугольный рубин. Единственный в своем роде. Незабываемый, уникальный. Сам Луиджи обратил наше внимание на этот камушек в тот день, когда они с Ражо заключили договор. Ражо и его знаменитый налет на центральный офис ПНБ[33] в Гере. Чтобы начать дело, ему требовалось пятьдесят кусков, и Луиджи — такая уж у него работа — одолжил их ему в тот же вечер. Без Луиджи ни одна крупная операция не обходится! Еще бы, наш Луиджи свой профит знает: через две недели эти денежки должны были вернуться к нему в тройном размере, с какой же стати отказывать. Только потом он учуял, что ветер не туда дует, и не спускал с Ражо глаз до самого завершения операции. Которая, кстати, прошла блестяще. Отличная работенка, ничего не скажешь. Ражо сорвал джекпот. А что делается с парнем, который сорвал джекпот? Он с ходу балдеет и начинает прикидывать, а не свалить ли ему на Галапагосские острова? Но тогда какого хрена Луиджи вкладывался в это дело? Только полный идиот мог забыть, что Бике и Гробер тут как тут и, уж конечно, привезут Луиджи голову неблагодарного… Ну или на худой конец руку. Ладно, в Дании постараемся сработать чище, потому что таких мелких жуликов, как Ражо, у нас с начала года было уже четверо. А там, в Дании, наверняка со льдом полный ажур.
Луиджи возился с пальцем Ражо, пытаясь стащить с него перстень.
— Все-таки сувенир, — сказал он, убедившись в нашей правоте. — Ладно, ребята, вылезайте, ваши бабки у меня в помещении.
Процедура есть процедура… Пора было выйти из машины, получить гонорар и выпить заслуженный бокал шампуня.
Но именно в этот миг я почуял что-то странное в воздухе.
Пока Гробер весело чирикал с Луиджи.
Брезент над задним бортом фургончика приподнялся, как веко. Я успел броситься на землю, завопив во всю глотку, чтобы предупредить двух остальных. Тридцать секунд. Их там, наверное, было как минимум четверо, если они устроили такой кипеш. Помню только, что я орал в темноте «ГРОБЕР!» так громко, что заглушил даже треск их автоматов.
Фургон сорвался с места и исчез. А я остался лежать мордой в землю.
Помню еще, я подумал: когда-то ведь это должно было случиться, верно, Луиджи? Одна голова среди множества других… Иди знай, какая именно. Может быть, та самая голова, которая продолжала думать и строить планы, лежа на своей ледяной подстилке… Эх, да какая теперь разница…
В Луиджи целились старательней, чем в Гробера. Наш шеф стал дырявый, что твой грюйер.[34] Но на это мне было начхать. Я заставил себя взглянуть на моего дружка. Казалось, он тянется вперед, чтобы погладить колесо «датсуна». И вот тут-то я дал слабину — разнюнился, как Магдалина у Гроба Господня. Мне было страшно встретиться с ним глазами. Он протяжно стонал, пытаясь уцепиться за крыло машины. Издали до меня донеслись четыре громких хлопка. Скверные это были звуки. И я опять заскулил, не зная, что мне делать. Всхлипывая, как младенец, я спросил его: «Хочешь пивка, друг?» Он не ответил, и я стал ждать.
Прошло секунды четыре, и к нам почти бесшумно подъехала большая черная тачка. Это могли быть и фараоны, и еще хрен знает кто, мне все было до лампочки, я даже не шевельнулся. Что сделал бы на моем месте сам Гробер? Да ничего.
На переднем сиденье маячили два силуэта. В ночной темноте трудно было разобрать, кто это. Я только понял, что не фараоны и не те, другие. Всего только пара напутанных путешественников, которые не знали, как им реагировать. Дверца со стороны пассажира не открывалась мучительно долго; наконец оттуда кто-то осторожно вылез.
— Не выходи! — прокричал женский голос с водительского места.
Однако человек не послушался и подошел к Гроберу. Медленно. Это тоже была женщина. С головой закутанная в длинную пеструю шаль.
Что-то в ней было знакомое — то ли губы, то ли глаза. Мне сразу же показалось, что я уже видел это лицо. Отмеченное вечной красотой.
И впервые с тех пор, как я сел рядом с Гробером, распростертым на земле, меня начала бить дрожь. Горячая дрожь, пронзившая все мое тело.
Женщина нагнулась над моим другом и долго смотрела на него. Потом легким движением плеч сбросила шаль с головы. И тут мы с Гробером не поверили своим глазам.
Она молча опустилась перед ним на колени. Гробер из последних сил чуточку приподнялся. Она помогла ему, обняв и прижав к себе.
Глаза Гробера засияли от восторга, он взглянул на меня. Всего на один миг. И тут же веки его сомкнулись.
Дама поцеловала его в лоб и бережно опустила наземь. Потом встала на ноги.
— Иди сюда, Урсула! Я боюсь!
Она вновь накинула шаль на голову и открыла дверцу, даже не взглянув в мою сторону. Машина исчезла вдали, за поворотом шоссе.
А я долго еще сидел, глядя в небо и отыскивая среди созвездий счастливую звезду Гробера. По статистике, найти ее там у меня был, наверное, всего один шанс на много миллиардов.
РЕКВИЕМ ДЛЯ ВЕРХНЕГО ЖИЛЬЦА
Я оставил телевизор включенным, опасаясь тишины, чтобы создать для себя иллюзию обыкновенного, ничем не выдающегося вечера и заглушить идиотское кваканье, доносившееся из квартиры сверху. На какой-то момент я заколебался, раздумывая, не лучше ли вставить листок бумаги в старенькую Olivetti, но потом все-таки склонился к традиционному писанию от руки. Я не имею права оставлять тем, кто меня любил, неровные подслеповатые знаки, холодные и безликие, как циркуляр. Тем более что на машинке западает буква «н», а мне она наверняка понадобится. Те, кто будет меня читать, заслуживают, чтобы мои последние строки были начертаны моей рукой, чтобы мой сердечный трепет, мои колебания, моя жажда абсолюта запечатлелись в этих буквах, ибо только дрожащая человеческая рука способна передать одновременно и колебания, и абсолют.
Я порылся в ящике стола, но не нашел там ничего, кроме зеленого фломастера. С острым кончиком. Нет, я не могу так оскорбить их. Пришлось обшарить всю квартиру, вывернуть все карманы и раскрыть все шкафчики на кухне. Карандаш со свинцовым грифелем, заложенный в блокнот для записи покупок? Это выглядело бы оскорблением: черный жирный грифель, стирающийся от легкого прикосновения резинки, — и вот так запросто можно стереть всю мою жизнь?!
33
ПНБ — Парижский национальный банк.
34
Грюйер — швейцарский ноздреватый сыр.