Страница 22 из 29
Бабник с пружинным ножом без единого звука опускается на пол.
В зале слышатся только истерические стоны девушки, забившейся в уголок у стойки.
Да что же это творится, господи боже мой?.. Бабник лежит не двигаясь, истекая кровью, хозяин начинает всхлипывать, пьяница сползает со стойки и рушится на пол, муж с женой в дальнем углу по-прежнему судорожно обнимаются, как будто решили объясниться друг другу в любви.
— Это не я… Я не виноват… Это он, тот парень… Я ни при чем…
Это наконец заговорил хозяин. Он обезумел от страха. Я наклоняюсь над раненым, и у меня возникает необъяснимая уверенность, что он мертв. Подняв руку, я вытираю пот со лба.
Пульс, зрачки, сердце. Да, он мертв.
— Это не я, мать вашу! — вопит хозяин.
И смотрит на револьвер, который выпадает из его разжавшейся руки.
Что-то щелкает у меня в голове, сам не знаю, что именно. Но если минуту назад я не смог предотвратить катастрофу, то чувствую, что теперь настал момент подумать обо всех этих людях. Сейчас или никогда.
— Где вы взяли эту пушку?
— А… а что?..
— Отвечайте, и поскорее.
— Да это старая штуковина, я ее спер еще в армии… Ни разу даже не стрелял из нее… Это не я!
— Закройте кафе. И выбросьте ствол куда-нибудь подальше, в водосток, что ли.
Он еще не очухался и смотрит на меня дикими глазами. Я ору, чтобы привести его в чувство, и он исчезает.
Парочка в дальнем углу все еще не разжала объятий. Я бросаюсь к их столику.
— Вы что-нибудь видели, вы двое?
Мужчина нерешительно молчит. Я выхожу из себя.
— Да поймите же вы, здесь нет ни преступников, ни ангелов; если вы разболтаете о том, что тут стряслось, хозяин угодит за решетку, эти два недоумка попадут туда же, потому что вычислить их — пара пустяков, а у всех остальных будут серьезные проблемы. Ну так что?
Моя лихорадочная речь наводит на них страх.
— Ну так что же?
— Я не знаю… Я…
Женщина высвобождается из мужниных рук; похоже, она опомнилась быстрее его. Как ни странно, она говорит именно то, что я и хотел услышать.
— Мы… Мы ничего не видели.
— Нет, не так. Вы сидели в самом углу, услышали выстрел, но парней не заметили. Так ведь?
— Д-да… Выстрел… Но мы не видели, кто стрелял.
Я облегченно вздыхаю. Девушка все еще скулит, прижав руки к животу и привалившись к стойке. Я наклоняюсь к ней. Конечно, я совершаю глупость. Все случилось так быстро. Я протягиваю руки, чтобы поднять ее, и она кидается в мои объятия, словно к отцу родному.
— Ты была внизу и звонила по телефону, верно?
Она рыдает и судорожно жмется ко мне. Это движение придает мне решимости.
— Ну кивни хотя бы. Ты ведь мне доверяешь? Ты была внизу?
Ее лоб старательно тычется в мое плечо. Я поднимаю ее и усаживаю на стул. Теперь займемся пьянчугой. Он все еще валяется на полу. В кулаке у него зажат пучок денег. И мне вдруг становится понятен его недавний, с виду бессмысленный, акробатический трюк — трудно даже поверить, что он способен на такое. Во время схватки этот алкоголик просто-напросто перегнулся через стойку, чтобы забраться в кассу. В другой ситуации я бы умер со смеху. Хватаю его за отвороты пиджака и трясу, как грушу.
— Ты ведь ни черта не видел, точно? Упился до того, что запустил лапу в кассу, и поэтому ничего не видел. Так будет лучше для всех, верно?
Алкаш послушно кивает. Он неожиданно протрезвел; у меня такое впечатление, что сейчас он соображает едва ли не лучше меня.
Хозяин возвращается, теперь все на месте, и я кричу как оглашенный:
— Сюда вошел какой-то тип лет тридцати, на нем было темное пальто, все произошло мгновенно, никто ничего не успел понять, он выстрелил в этого и удрал.
Молчание.
Я, конечно, совершаю глупость.
Но все дружно кивают.
Велю хозяину вызвать полицию. Ну вот, теперь-то я уж точно последний дурак. И зачем только я вмешался в эту идиотскую историю?..
Я закрываю глаза и сажусь на пол.
Когда они вошли, я испугался по-настоящему. Каждый из нас имел все основания расколоться, не участвовать в этом бессмысленном розыгрыше.
И все-таки…
Все-таки мне довелось стать свидетелем невиданного спектакля. Я пережил уникальный момент. Невероятный. Против всякого ожидания, они все в один голос рассказали одно и то же, слово в слово. Не колеблясь ни секунды. Полицейские приняли эту версию глазом не моргнув. Маленький театрик преподал мне потрясающий урок. Люди, которые даже не знали друг друга. Не были связаны никакими общими интересами. Наверное, я ничего не понимаю в жизни.
Санитары выносят тело. Инспектор записывает приметы убийцы и велит хозяину прийти завтра в комиссариат. Обычная процедура. Дело едва открыто, а кажется, что уже положено в архив. И всего-то какой-нибудь час на расспросы.
— Ну ладно… Думаю, это все, — говорит инспектор, устало направляясь к выходу. Ему, как и всем нам, хочется скорее добраться до постели.
Но в этот миг чей-то голос — монотонный, негромкий — окликает инспектора.
— А почему вы не спросили, что видел я?
Макс.
Полицейский оборачивается.
— Разве вас не допрашивали?
— Нет.
Чего он хочет? Я, например, тоже о нем начисто забыл. Ни одной секунды не думал о нем.
— Я изложу дело вкратце: перед вами разыграли целый спектакль; здесь произошла стычка между двумя молодыми людьми, самое большее, семнадцати лет, и хозяином; он выстрелил, парни сбежали, тот человек был пьян и попытался обчистить кассу, та парочка и девушка дали ложные показания, а вот этот придумал фантастическую историю и вовлек в сговор всех присутствующих. Неизвестно зачем, но все они ему подчинились.
Комиссар изумленно таращится на него. Мужчины и женщины в отчаянии хватаются за голову. А я…
А я снова вижу нас обоих, четверть века назад, упивающихся мечтами о светлом будущем человечества.
Максимилиан пристально смотрит на меня.
В его взгляде нет ни проблеска стыда, ни намека на сознание вины. И я уверен, что в это мгновение он находится в полном согласии с самим собой.
— Вы же знали, Жорж. От меня бесполезно требовать лжи.
Мне вспоминаются все эти громкие слова.
ПРАВДА. ИСТОРИЯ. ЭТИКА. КОМПРОМИСС.
И внезапно на меня снисходит умиротворение.
Макс меня не предал.
Он всего только порвал со мной.
Полицейские ведут меня к машине. Перед тем как сесть в нее, я последний раз оглядываюсь на него. И кричу без всякой злобы:
— Ты последуешь за мной, Максимилиан! Ты последуешь за мной…[25]
Дверца лязгает резко, как нож гильотины.
ДВА ГЕРОЯ В БЕСКОНЕЧНОСТИ
— Стачис… статис-тические данные свидетельствуют, что шестеро французов из десяти используют в обычной речи всего 1500 слов…
— Ну и?..
— Скажи, Бике, а что это за штука такая — стачис… статис-тические данные?
— Кончай называть меня Бике![26] Во-первых, выбрось на фиг эту газетенку, у тебя от чтения только башка разболится. Во-вторых, я тебя сто раз просил сминать пустые пивные банки, чтобы не путать их с полными.
И зачем я только это сказал… Он привстал с заднего сиденья, ухватил свою банку из-под Heineken, стиснул ее в мощном волосатом кулаке и в один миг превратил в плоскую зеленую аскариду. Которую и швырнул в море песка, скрипевшего под нашими колесами. И какого хрена я забыл на сиденье эти «Виллербанские ведомости». С Гробером никогда не знаешь, откуда на тебя свалится опасность. Последний раз это случилось, когда я оставил его один на один с морскими ежами.
— Статистические данные, — объявил я, свернув на красивую прибрежную полосу, — это расчеты, которые объясняют нам, как устроен мир. То есть это исследования, основанные на опросах населения. Например, таким образом можно узнать, что один француз из трехсот рождается дауном.
25
Фраза Жоржа Дантона (1759–1794), обращенная перед казнью на гильотине к Максимилиану Робеспьеру (1758–1794). Робеспьер (прозванный соратниками Несгибаемым) был казнен в том же году.
26
Бике (Biguet) — козленочек (франц. разг.).