Страница 23 из 40
— Да ты что? Неужто не узнаешь? — разочарованно протянул Шустов, усаживаясь рядом. — Федор я, Шустов. Вспомни. — Он положил свою руку сверху на узловатую кисть Трофимыча. На противоположном сиденье рядом с девушкой уселись двое молодых парней и с любопытством стали наблюдать за встречей старых друзей.
— Не признает, а? — сокрушенно вздохнул Шустов, по-прежнему не отпуская руки старика. — Земляка не узнает, — продолжал он с обидой, обращаясь за сочувствием к сидящим напротив.
Молодые люди понятливо покачивали головами: мол, чего в жизни не бывает, и продолжали внимательно наблюдать за встречей.
Девушка поднялась, уловив необычность происходящего, сняла с крючка свою сумочку и перешла в другой конец вагона.
Оставшиеся молчали. Быстрыми движениями Шустов вытащил из бокового кармана пальто Трофимыча никелированный браунинг и спрятал в карман.
— Повезло тебе, Федька, ох, как повезло, по Филькиной глупости, вечная ему память, повезло, — раздумчиво, как бы разговаривая сам с собой, произнес Плотник. — Кто ты, Федька, супротив меня? Так фюйть — птичка-порхушка. Бабочек тебе ловить, а не меня.
— Как могем, — развел руками Шустов и добавил, посмотрев в окно: — Пора! Сходить нам, Трофимыч. По старости твоих лет молодые люди чемоданчик помогут донести.
Электричка вырвалась на ярко освещенный перрон. Почти вплотную к вагонам стояла милицейская машина.
— Особенно обольщаться не советую, — сказал Сухарников, расхаживая по кабинету за спиной Вершинина и Шустова, — хотя задержание Плотника — несомненно, большая удача.
Он уселся за широкий, темной полировки письменный стол и взглянул поверх очков на мелко исписанный прямоугольник белой бумаги.
— Взять хотя бы изъятое при обыске: драгоценности, деньги. Сумма солидная — семьдесят семь тысяч рублей с хвостиком. А дальше? — Его пальцы отстукали дробь по листку. — Что дальше? Ценности мы изъяли. Они были для него всем. Властью. Силой. Обеспеченной старостью. Даже просто — фетишем. Ведь их хватит, чтобы обеспечить безбедное существование десяти таких стариков, как Усачев. Сейчас он в шоке. Все пропало. И терять теперь ему нечего. Вот почему, думается мне, он будет молчать. Да и не простой это уголовник, а матерый, с большим стажем. Перед нами сейчас стоит сложнейшая задача: установить происхождение изъятых ценностей и ту личность, которая скрывается под фамилией Усачев. Иначе мы так называемому Усачеву ничего стоящего не предъявим.
— Почему ничего? — вмешался Вершинин. — А покушение на убийство Чернова? От него ему не отвертеться.
— Пожалуй. Но ведь убийство убийству рознь. Кто такой Чернов, давно известно: пьяница, махровый уголовник. Скажет Усачев — поссорились, хотел меня убить, едва нож удалось вырвать, а потом случайно… Вот вам и смягчающие обстоятельства. Свидетелей-то, кроме них двоих, нет. Ну и, наконец, главное, — добавил Сухарников, помолчав: — Кто убит на Прорве, так и не установлено. Корочкин толком о ней ничего не знает. Плотник не скажет. А Беда?.. — он развел руками. — Беда далеко, да и надежды я на него возлагаю небольшие.
— Что же вы предлагаете? — спросил Шустов, не улавливая, куда клонит Сухарников,
— Покушение на убийство Чернова совершено на территории другой области. Усачев проживал там последние шесть лет. Дело обещает быть сложным и трудоемким. Утром мне позвонили из республиканской прокуратуры, предлагают передать дело им. Такое предложение не лишено резона. — Он испытующе посмотрел на обоих.
«Ну, вот и все, — сник Вершинин. — Столько сил потрачено, какую зверюгу отловили, а теперь прощай дело».
— Неправильно это! Несправедливо! — неожиданно для самого себя почти выкрикнул он, вцепившись побелевшими пальцами в край приставного столика.
Сухарников перестал выбивать дробь по столу и с любопытством уставился на него.
— Почему же несправедливо? — подзадорил он. — Сами поймите, какой размах принимает следствие, а силенок-то у нас маловато.
— Я абсолютно с вами согласен, — несколько успокоился Вершинин, — но и у нас ведь тоже есть немало преимуществ перед москвичами. Мы уже вжились в это дело: и Шустов, и Вареников, да и я. С закрытыми глазами каждую деталь знаем. Взять, к примеру, убийство женщины. У нас есть даже прямые доказательства виновности в нем Беды. И не только признание Корочкина — а письма, а пистолет, а кровь. Я думаю, после случившегося и Чернов не будет отмалчиваться. Или убийство железнодорожника. Да, да, именно убийство, — повторил он, заметив недоверчивый взгляд Сухарникова. — У нас есть все основания так предполагать. Он единственный видел Купряшина и Корочкина в ту ночь, он скорее всего пытался шантажировать Беду — и вот результат. Сработано чисто, но ведь теперь-то мы знаем, что последним, кто видел железнодорожника живым, оказались Усачев и его покойная жена, Фролкова он разбудил позже. Оба убийства произошли на нашей территории, а случай с Черновым только следствие прошлых событий. Новому человеку сейчас недели две вживаться надо, а время не терпит, ведь Беда должен вот-вот освободиться.
— Ну, хорошо, — согласился Сухарников, — вы меня убедили. А хватит ли у нас силенок установить личность убитой и происхождение изъятых у Плотника ценностей, да и вообще разобраться в его биографии.
— Мы уже сейчас работаем в контакте с Московским уголовным розыском, и там сейчас занимаются установлением личности Усачева. Плотник ведь в нашей области прожил всего несколько лет. Как похоронил жену, так и уехал сразу, а дом продал. Наверняка связан был с уголовниками, от которых краденые ценности стекались к нему. Он их реализовал, наверно, в других городах через скупщиков, а наиболее ценные вещи оставил себе. Знали его в лицо только единицы. Конспирироваться Плотник умел. Единственный прокол — Лида. Впоследствии Плотник, по-видимому, от активной деятельности отошел, а может, я и ошибаюсь. Постараемся проверить все приостановленные и прекращенные за это время дела, посмотрим, какие из изъятых у него драгоценностей значатся в розыске. Сейчас даны задания райотделам ближайших областей вновь вернуться к проверке заявлений о без вести пропавших. Утешительного, правда, пока мало. Но я надеюсь на лучшее, — закончил он и с вызовом посмотрел на Сухарникова.
— Как, Шустов, дело говорит юрист третьего класса? — без улыбки спросил Сухарников.
— Думаю, он прав, — отозвался тот.
— Ну и добро, расследуйте. Только прошу докладывать мне результаты каждый день. Допрос Плотника проведем вместе.
Сухарников проводил взглядом Вершинина.
«Хороший парень, — подумал он. — Умница, рассуждает логично. Неплохой старший следователь получится со временем».
Вячеслав выскочил из кабинета начальника следственного отдела в приподнятом настроении.
В фойе второго этажа у окошка Вершинин увидел Стрельникова. Одет Виктор был с иголочки, в новом мундире. Он о чем-то потихоньку разговаривал с пышноволосым парнем, также одетым в милицейскую форму.
Вячеслав незаметно подошел сзади, стал с правой стороны и сильно хлопнул приятеля по левому плечу. Виктор стремительно обернулся, не заметив никого, с удивлением посмотрел на собеседника. Тот ухмыльнулся. В этот момент он встретился взглядом со смеющимся Вершининым.
— Бьют, милицию бьют, — тихонько запищал Стрельников, — и где бьют, в прокуратуре, и кто бьет…
Они похлопали друг друга по плечам.
— Ох, и пролез же ты, Славка, — восхищенно сказал Виктор. — На втором году работы в святая святых прорвался. Не знал я за тобой раньше таких карьеристских способностей.
— Брось ты, Витек, — смутился Вершинин. — Прикомандировали меня временно сюда. Одно дело сейчас расследую. Помнишь, я тебе о нем рассказывал?
— Помню, еще бы. Удалось, значит, зарегистрироваться официально. Здорово. Значит, дела серьезные?
— Самые-пресамые. И работы на десять человек по горло хватит. Я тебе потом как-нибудь, при встрече расскажу. Ты, кстати, по своим делам сюда или ко мне?