Ковпак

Другое дело — выйти за пределы своей области, двинуться по территории совершенно неведомой. И не одной, а нескольких областей. Мало того. Реки большие одолеть — Десну, Днепр. Масштабы не прежние — небывало большие. Все правильно. Но ведь и то правильно, что сумчане от самого начала не просто уходили из одного района в другой, потому что немец гнал и нельзя было иначе. Нет, эти переходы были формой боя, а не отрыва от врага. Тогда в чем же дело? Точно такой же формой боя станет и рейд по областям республики. И там, и здесь — наши люди. Воевали на Сумщине — повоюем и на Правобережье. Значит, можно Сталину ответить утвердительно. И Ковпак ответил. То же самое заявил и Александр Сабуров…

Совещание подходило к концу. Уже высказались все командиры. Очередь была за Верховным.

Сталин подчеркнул с первой же фразы то, что давно практически усвоил Сидор Артемьевич: еще с осени сорок первого: рейдирование, диверсии — вот главное в партизанской тактике. Почему? Потому что это внезапные удары: ошеломляющие, точно рассчитанные, хоть, как правило, и меньшими силами, чем у врага, но зато возмещающие это неравенство сокрушающей, молниеносной, в самое уязвимое место противника бьющей внезапностью. Сталин подчеркнул, что особо важная задача партизан — разрушать коммуникации врага на всем их протяжении. Его войска на пути к фронту должны встречать тысячи препятствий. Поэтому нужно перераспределить партизанские силы. Вывести наиболее сильные соединения в новые районы, где населению еще не удалось сплотиться в вооруженные отряды и создать по-настоящему действующее подполье. Без помощи крупных, уже завоевавших боевую славу отрядов этого не сделать… Сталин упомянул о рейдировании ковпаковского соединения. Оговорился: опыт этой тактики еще очень скромен. Да и сами рейды весьма коротки. И хотя Сталин этого и не сказал тогда — все равно даже из его скупых слов присутствующие поняли: Ковпак одним из первых обратился к новой тактике, применил ее, внес от себя лично что-то новое, оригинальное и вообще старается воевать преимущественно путем широкого свободного маневра.

Конечно, только здесь, в Москве, командиры и в первую очередь сам Ковпак по-настоящему смогли взглянуть и на всю войну в целом, и на партизанское движение в этой связи, в частности. Сидор Артемьевич явственно ощущал, что вот сейчас, сию минуту, здесь, в этом огромном кабинете, они присутствуют в знаменательный, исторический момент: партия сообщает им — командирам отрядов и соединений, подпольщикам — основные принципы организации и тактики партизан. Поэтому и поручает Ковпаку и Сабурову перейти к новому, более сложному и, следовательно, более ответственному делу: совершить прыжок из Брянских лесов на Правобережную Украину, в район северной Житомирщины. Другими словами, Верховный предложил рейд глубокий, стремительный, неудержимый. Впервые такой — и по масштабам, и задачам, и конечной цели.

Сталин подзывает Сабурова к разложенной на столе карте. Предлагает показать, как он, Сабуров, представляет себе маршрут будущего рейда с добрую тысячу верст по вражеским тылам. Сабуров говорит подробно, стараясь ничего не упустить. Заканчивает так:

— С товарищем Ковпаком мы советовались, он согласен на такой переход.

— Хорошо, — кивнул головой Сталин. — Обсудим этот вопрос специально завтра…

Последующие слова Верховного насчет возможности полностью удовлетворить потребности рейдирующих означали для Ковпака, разумеется, очень, очень многое. Во-первых, что Родина знает цену своим партизанам и потому ничего для них не жалеет. Во-вторых, удовлетворить заявку Ковпака и Сабурова в августе сорок второго — это подтвердить еще раз огромную важность порученного соединению дела.

Прощаясь с командирами, Верховный сказал негромко, но так, что его слова крепко врезались в память каждого: учтите, товарищи, без активной помощи партизан нам придется воевать еще четыре года…

Так закончилась первая встреча в Кремле.

Вскоре после кремлевского совещания уже в отряде Ковпак, как и все, кому это было положено, читал строки приказа Народного комиссара обороны СССР № 00189 «О задачах партизанского движения». Читал и видел: многое в нем от того, что говорилось в ту встречу. Были здесь и мысли самого Ковпака, изложенные уже языком политики и военного искусства. Именно этим языком приказ обобщил теорию и практику партизанской войны; дал оценку ее в прошлом; выдвинул новые задачи народной войны во вражеском тылу.

И снова Ковпак остался верен себе. Прочтя документ «от корки до корки», он сдвинул на высокий, крутой лоб свои старенькие, видавшие виды очки, устало прикрыл глаза, посидел с минуту неподвижно, раздумывая над прочитанным. Затем извлек кисет с махоркой и принялся сооружать громадную самокрутку. Покончив с этим занятием, Дед смачно затянулся, втягивая исхудавшие щеки, дохнул клубом душистого дыма и прокомментировал:

— Вот это дело!

…На следующий день после приема командиров у Верховного Ковпака и Сабурова снова вызвали в Кремль. На этот раз оба знали для чего и изрядно подготовились к предстоящему разговору: несколько часов провели в своем «люксе» № 333 на третьем этаже «Москвы» над картами разных масштабов.

Сталин принял их в 10 часов вечера 1 сентября 1942 года. На этот раз Сидор Артемьевич и Александр Николаевич явились к Верховному при Золотых Звездах Героев Советского Союза, врученных накануне Михаилом Ивановичем Калининым здесь же, в Кремле.

Помимо Ковпака и Сабурова, к Верховному вторично вызван и Емлютин. И он тоже накануне прикрепил к своей гимнастерке Звезду Героя. Кроме него, в тот день это высокое звание было присвоено Дуке и Ромашину. Покровскому и Кошелеву были вручены ордена Ленина; Гудзенко, Сенченко и Козлову — ордена Красного Знамени.

…Вновь перед ними уже знакомый длинный стол в кабинете. На столе — возле кресла Сталина — карта.

…Говорили деловито, куда более официально, чем в прошлый раз. Видимо, до их прихода вопрос уже обсудили. В кабинете присутствовали К. П. Пономаренко и К. Е. Ворошилов. Совещание целиком посвящено тому, что и как будут делать соединения Ковпака и Сабурова в рейдах на Правобережной Украине.

Верховный сразу же предлагает Сабурову подробно доложить и показать на карте намечаемый маршрут перехода с северной Сумщины на Правобережье, на Житомирщину. Справившись с первым волнением, Сабуров уверенно докладывает. Указывает точку предполагаемой переправы через Днепр — город Лоев.

— Почему не ниже Киева? — спрашивает Ворошилов. Александр Николаевич объясняет:

— Пройти с полным обозом по открытой местности будет трудно. А по намеченному нами пути действуют партизанские отряды, с которыми мы установим связь. Что касается противника — здесь находится словацкая дивизия, в ней, по нашим сведениям, имеется крупное антифашистское подполье. Есть основания полагать, что если словаков и бросят в бой против партизан, они будут большей частью стрелять в воздух…

Но Ворошилов не вполне удовлетворен ответом. Он спрашивает: зачем Ковпак и Сабуров выбрали маршрут, по которому придется форсировать три реки: Десну, Днепр, а затем и Припять? Не лучше ли пройти по Димерскому мосту?

Нет! Сюда соваться никак нельзя, здесь партизанам несдобровать — Киев рядом! Колонны не успеют даже подойти к мосту, как немцы подбросят сюда на машинах не то что полки — дивизии…

Что же касается Лоева, то его Ковпак и Сабуров выбрали, чтобы обмануть противника. Немцы и не подумают, что партизаны станут переправляться через Днепр именно здесь. Они наверняка решат, что партизаны вообще не собираются идти за реку, а направляются на Гомель. Для обороны этого города они стянут все свои силы, а партизаны тем временем резко свернут в сторону и — беспрепятственно! — к Лоеву. С переходом же их за Днепр немцы запутаются окончательно: им и в голову не придет, что партизаны форсировали Днепр для того, чтобы потом через 50 километров форсировать еще и Припять…

В этом и суть их, командиров обоих соединений, плана. Что же касается Лоева — местному гарнизону партизанского удара не выдержать.