Страница 9 из 19
– Зачем там камера? – панически прошептал Руле. – Это из-за меня?
– Да. Кто-то накапал ему по поводу вашего дела. Если не хотите попасть в объектив, попробуйте спрятаться за мной.
Руле чуть переместился, так чтобы закрыть вид на себя со стороны оператора, находящегося на другом конца зала. Это уменьшало шансы репортера продать сюжет местному новостному каналу – что, конечно, было бы хорошо. И даже если бы он смог это сделать, в фокусе картинки оказался бы я. И это тоже меня устраивало.
Дело Руле объявили к рассмотрению, при этом секретарь, конечно, переврал его имя. Мэгги известила о своем присутствии от имени обвинения, затем выступил я. Мэгги, как обычно, завысила обвинения, оправдывая свое прозвище. Руле наряду с попыткой изнасилования инкриминировалась теперь и попытка убийства. Это облегчало задачу прокурора отказать в поручительстве.
Судья зачитал Руле его конституционные права и назначил дату заседания для официального предъявления обвинения – двадцать первое марта. Выступая от имени своего подзащитного, я обратился к суду со встречной просьбой разрешить освобождение арестованного на поруки, после чего последовало энергичное препирательство между мной и Мэгги под руководством судьи, который знал, что мы были прежде женаты, потому что присутствовал на нашей свадьбе. Пока Мэгги перечисляла увечья, нанесенные потерпевшей, я, в свою очередь, напирал на положение Руле в обществе, его благотворительную деятельность и даже указал на присутствовавшего в зрительских рядах Си-Си Доббса, предложив вызвать его на свидетельское место, дабы он подтвердил, что Руле находится на хорошем счету. Доббс был моим козырем. Его статус в профессиональных кругах затмевал общественное положение Руле и, безусловно, мог повлиять на судью, который удерживался на своем посту благодаря поддержке избирателей – равно как и спонсоров избирательной кампании.
– Все дело в том, ваша честь, что гособвинение в лице штата не в состоянии аргументировать справедливость своего отказа в поручительстве. Оно не может доказать, что данный человек представляет опасность для общества или намеревается скрыться от правосудия, – сказал я в заключение. – Мистер Руле является благонадежным членом общества и не намерен предпринимать ничего агрессивного – разве что решительно разбить те ложные обвинения, которые против него выдвинули.
Я употребил слово «разбить» намеренно, на тот случай, если заявление прозвучит в эфире и его услышит пострадавшая.
– Ваша честь, – ответила Мэгги, – предлагаю оставить в стороне громкие фразы. Не следует забывать, что жертву зверски…
– Мисс Макферсон, – прервал ее судья, – я думаю, мы уже достаточно дискутировали на эту тему. Мне известно о травмах жертвы – так же как и об общественном положении мистера Руле. Кроме того, у меня сегодня плотный график. Я намерен назначить залог в размере одного миллиона долларов, а также потребовать, чтобы за мистером Руле установили судебный надзор и обязали его отмечаться раз в неделю. Если он пропустит хоть один раз, то лишится своей свободы.
Я бросил взгляд на зрительские места, где рядом с Фернандо Валенсуэлой, на первом сиденье в первом ряду, сидел Доббс. Я ждал от него сигнала, стоит ли мне согласиться с определением судьи о сумме залога или еще поторговаться. Порой, когда судья идет тебе навстречу, излишнее давление с целью выторговать больше – или в данном случае меньше – может дать обратный эффект.
Доббс был худым мужчиной, брившим голову, чтобы скрыть плешь. Его худоба особенно выделялась на фоне впечатляющих размеров Валенсуэлы. Я увидел, что Доббс попросту встал и направился к выходу, и воспринял это как знак не высовываться лишний раз, позволив семейству Руле заплатить залог. Я снова повернулся к судье:
– Спасибо, ваша честь.
Секретарь тут же объявил следующее дело. Я взглянул на Мэгги. Она как раз захлопнула папку с делом, по которому ей больше не придется выступать обвинителем. Потом встала и, пройдя через калитку, зашагала по проходу прочь из зала суда. Она ни с кем не заговорила и не обернулась, чтобы взглянуть на меня.
– Мистер Холлер?
Я посмотрел на своего клиента. Сзади к нему подходил судебный пристав, чтобы увести обратно в камеру. Затем его должны были отвезти на автобусе через полквартала обратно, а несколько позже, в зависимости от того, насколько оперативно сработают Доббс и Валенсуэла, выпустить под залог.
– Сейчас мы с Доббсом займемся вашим освобождением, – сказал я. – Потом соберемся все вместе и поговорим о нашем деле.
– Спасибо, – сказал Руле, в то время как его уводили. – Спасибо, что приехали.
– Помните мои слова. Не разговаривайте с посторонними. Вообще ни с кем не разговаривайте.
– Да, сэр.
Его увели, и я тоже стал собираться. Валенсуэла ждал меня у калитки с широкой улыбкой на лице. Назначенный за Руле залог был, вероятно, самым крупным в его практике. Когда я вышел из-за барьера, он похлопал меня по плечу:
– Ну, что я тебе говорил? Мы много с этого поимеем, босс.
– Посмотрим, Вэл, – сказал я. – Посмотрим.
Глава 5
Каждый адвокат, задействованный в судебной машине, имеет два прейскуранта оплаты. Существует шкала А, куда входят суммы вознаграждений, которые адвокат желал бы получить за оказанные им услуги. Есть также шкала В – эти деньги он согласен взять, потому что большего клиент себе позволить не в состоянии. Привилегированный клиент – это тот, кто намерен довести дело до судебного процесса и у кого достаточно денег, чтобы заплатить адвокату по расценкам прейскуранта А. Первоначальная явка в суд первой инстанции, процедура предъявления обвинения, предварительное судебное слушание и сам процесс и последующая апелляция – все это сотни, если не тысячи оплачиваемых часов. Клиент может заправлять адвокатский бензобак в течение двух, а то и трех лет. В тех джунглях, где я охочусь, такие клиенты представляют собой редчайшую и самую желанную добычу.
Казалось, Валенсуэла здесь попал в точку. Льюис Руле все больше походил на привилегированного клиента. До этого у меня был сезон засухи. Прошло уже почти два года с тех пор, как я имел хоть какое-то отношение к судебному делу, где фигурировали бы шестизначные суммы. Часто случалось, что планка сначала устанавливалась высоко, но клиенту так и не удавалось взять эту высоту.
Когда я вышел из зала суда, Си-Си Доббс ждал меня снаружи, в холле. Он стоял у окна во всю стену, выходившего на небольшую площадь административного центра. Я быстрым шагом пошел к нему. На выходе из зала я опередил Валенсуэлу и хотел использовать это время, чтобы без помех поговорить с Доббсом.
– Извините, – сказал Доббс, прежде чем я успел заговорить. – Я не мог больше оставаться там ни минуты. Так угнетающе видеть мальчика запертым в этот «загон» для скота.
– Мальчика?
– Льюиса. Я представляю их семью в течение двадцати пяти лет и, пожалуй, действительно все еще думаю о нем как о мальчике.
– У вас есть средства, чтобы вытащить его отсюда?
– С этим не будет проблем. Мне надо только связаться с матерью Льюиса, чтобы узнать, в какой форме она предпочтет это осуществить: предоставить в качестве залога недвижимость или подписать долговое обязательство.
Для того, чтобы отдать в залог имущество на один миллион долларов, нужно проверить, что оно уже не заложено. Вдобавок суд может потребовать оценки стоимости недвижимости, что займет не один день, а Руле тем временем будет торчать в тюрьме. Долговое же обязательство оформляется через Валенсуэлу, за десять процентов комиссионных, которые обратно не возвращаются. Они останутся Валенсуэле в возмещение его рисков и хлопот, и именно это было причиной его широкой улыбки в зале суда. После уплаты налога у него в чистом виде осталось бы около девяноста кусков. И он вполне резонно беспокоился, чтобы я не забыл про него.
– Могу я внести предложение? – спросил я.
– Будьте так любезны.
– Льюис несколько пал духом. На вашем месте я бы вытащил его как можно скорее. Для того чтобы это сделать, вам следует через Валенсуэлу выписать поручительство. Это будет стоить вам сотню кусков, но мальчик будет на свободе, в целости и сохранности. Вы понимаете, что я имею в виду?