Кельтская волчица

— Ты не разжалобишь меня, не старайся зря, и не напугаешь, — проговорил, склонившись над Жюльеттой Командор де Сен-Мазарин, — не трать напрасно пыл. Я найду Халила и покончу с тобой. Тебе остается только дожидаться этого события. Сопротивляйся, если сможешь…

Как только слова его достигли слуха Демона, он сразу перестал изрыгать рыдания и проклятия. Поднявшись на удивление легко, без посторонней помощи, он взобрался на лавку, где еще оставалась скомканной Данилкина постель и уселся, поджав колени. Казалось, еще немного, и без всякого участия Халила Демон перестанет существовать, он уйдет на поражение и смерть, покинув земные пределы, потому что смертное тело его находится на грани полного разрушения. Но так могли подумать только непосвященные, кто не был знаком с увертками Белиала. И конечно только не Командор де Сан-Мазарин.

Истерзанная и униженная Жюльетта вселяла жалость и сострадание. Но взгляд ее неумолимо черных, цепких и внимательных глаз, сквозивший из-под полуопущенных век, по-прежнему вызывал настороженность и подспудное ощущение, что внутри покореженного сосуда скрывается дух, ни в чем не понесший ущерба и по-прежнему жаждущий погибели всего сущего.

Однако содрогание от вида, в который привел себя намеренно Демон, оказывалось столь сильно, что Софья не могла удержаться от того, чтобы не попытаться оказать Жюльетте помощь. Она налила. в деревянную чашку воды из бочки и хотела уже подать ее Демону, но Командор схватил ее за руку, так что чашка опрокинулась и вода вылилась из нее.

— Не смей, — твердо приказал он, — не поддавайся ей. Ты еще неопытна, Софья, и не знаешь, что последняя ловушка Белиала, когда все средства уже исчерпаны, это жалость. Он знает, что человек всегда привязан к своей плоти и оплакивает ее страдания. Но тело Демона всего лишь оболочка. Он легко сменит ее на другую. Ведь далее если она сейчас умрет на твоих глазах — от этого не станет никому легче.

— Не слушай его, София, — проговорил Белиал со стоном, почуяв удачу, — сжалься надо мной, приласкай меня, подай мне воды.

Его голос словно запутывал Софью в кокон слабосердечия, и не будь рядом с ней Командора, она наверняка бы поддалась на уговоры Демона.

Но Мазарин сохранял ледяное спокойствие и крепко держал за руку, не позволяя даже пошевелиться. Однако демон безошибочно нащупывал слабые места в обороне влюбленной женщины. Он догадался, что она мучилась ревностью, что не верила, будто Командор окончательно забыл свою юношескую привязанность к сестрице Мазарин и тут же воспользовался своим знанием в искушении.

Роскошная копна волос с чарующим ароматом, который снова быстро заполнял собой горницу, склонилась в сторону Софии — нечто женственное до головокружения, выражение земной красоты, созданное для ощущения наслаждения и любви, для счастья и нежности, и Софье вдруг показалось, что Командор протянул к ним руку и гладит их со страстной и властной лаской.

Она вскрикнула и отвернулась и только теперь к ней вернулось ощущение реальности и в ней, в этой реальности, Командор де Мазарин все так же крепко держал ее за руку. Приподняв голову, она встретила взгляд его пронзительных черных глаз, полный сокрытого упрека, и поняла, что попалась, опять попалась на уловку Демона.

Уяснив, что игры его пока не удаются, Белиал переменил поведение, снова прикинувшись больным и бессильным. Он улегся на лавку и лежал не шевелясь, но из-под полуопущенных ресниц внимательно наблюдал, что происходит вокруг.

Данила, немного придя в себя уселся на скамью перед окном и все тряс головой, как будто прогонял сон. Оставив Командора, Софья склонилась к доезжачему Ермиле и старалась пробудить в нем сознание, растирая виски, чтобы он поднялся сам с пола и не мешал Командору — тело бесчувственного охотника оказалось как раз между Сан-Мазарином и Демоном.

— Вставай, вставай, — негромко говорила Софья Ермиле, приподнимая его, а тот бледный как смерть все же выдавил из себя, открыв глаза и желая взбодриться:

— Вот когда пожалел я, матушка Сергия, что всю жизнь прожил неженатым, это когда Буренка на меня набросилась. Ну и горяча ж она — все нутро перевернула. Я б на ней женился, право дело. Ведь она, наверное, все умеет, и золото из дерьма выделывать и шишки лесные в изумруды да лалы переплавлять.

— Ты бы помалкивал, Ермила, — сердито одернула его София, — сам не понимаешь, чего мелишь. Она чуть тебя к праотцам не отправила, а ты из шишек изумруды делать придумал тут. Вставай-ка лучше, обопрись на меня, я тебя на двор выведу, от Буренкиных красот подальше…

Помогая доезжачему, Софья повернулась к Демону спиной. Тот лежал неподвижно, не проявляя внешне никакого интереса к окружающему, погруженный в себя. Вдруг в открытом охотниками подполе что-то зашевелилось. Командор Сан-Мазарин неотрывно наблюдавший за Демоном, перевел туда взгляд, в этот момент Демон мгновенно поднялся, точно взлетел и оказавшись рядом с Софьей толкнул ее в сторону отверстия, из которого поднимался столбом огонь. Этот огонь неотвратимо разделял Командора и Софию.

От прыжка Демона Софья покачнулась, но устояла. Она отпустила охотника и не удержав равновесия, Ермила снова упал на пол, а Жюльетта, вцепившись в плечи Софьи, толкала и толкала ее в сторону пламени. Взглянув на нее, Софья вдруг увидела, что вместо дивных волос на голове Демона копошатся множество черных змей. Весь лик Жюльетты с перекошенным, открытым ртом напоминал ей голову Медузы, изображенный на сердоликовом панно в покоях Командора над очагом, а Торящее за ее спиной пламя только усиливало такое сходство.

В борьбе с Демоном ей некогда было отдать себе отчет, что бы это могло значить. Жюльетта страшно оскалила над ней рот — два зуба в нем оказались длиннее и острее других, настоящие волчьи клыки, а глаза Демона сверкали посреди царапин и синяков, отливая холодным синим огнем. Со всей силы Демон поднял Софью над своей головой, чтобы швырнуть ее в разгорающееся пламя. Софья отчаянно сопротивлялась. Но огненная стена заслоняла ее от Командора, который один только мог бы спасти ее.

Казалось, что силы Демона утраиваются, и Софье уже не устоять против него. Но в этот момент помощь пришла неожиданно — Данилка, сидевший на лавке около окна увидел, что происходит на его глазах и вскочив, сорвал со стены гарпун, забытый у бабки Облепихи после обильного возлияния каким-то проезжим охотником с Соловецких далей.

Остановившись на мгновение, Данилка быстро примерился, затем отвел руку с гарпуном назад и бросил его в Демона. Просвистела стрела, увлекая за собой канат, который развернулся, натянулся, затем дернулся — Демон бросил Софью, издав ужасный вопль. Упав на пол и больно ударившись о лавку, Софья видела, как Жюльетта, обливаясь кровью рванулась к окну, легко снесла ставень, державшийся на очень крепких металлических заклепках.

Она душераздирающе кричала, желая освободиться от стрелы, но оружие, используемое Данилкой предназначалось для очень сильных созданий природы, а потому держало крепко. Но все же Демон не желал сдаваться, он рванулся и выпрыгнул в окно, а в руках у Данилки остался канат, а на нем — стрела и копна пышных темных, сияющих волос, на которых огонь отражался желтоватыми и розовыми бликами.

Тем временем Командор Сан-Мазарин справился с огнем. Пожар потух, не оставив в горнице ни следа — словно его и не было. Мазарин выбежал на крыльцо. Данилка же, потрясенный собственной смелостью, наклонился к Софье, помогая ей подняться:

— Все ли ладненько с тобой, матушка? — спрашивал он озабоченно.

— Все, все хорошо, — заверила она, — спасибо тебе, спас.

Опираясь на руку Данилки, она встала. Вслед за Командором они вышли из горницы — было уже совершенно темно. Лес стоял вокруг Облепихиного двора враждебной, непроницаемой стеной. Над ним неподвижно зависла огромным фонарем полная, темно-желтая луна. Совершенно измученная София присела на ступеньку крыльца, плотно закутавшись в подбитый бобровым мехом плащ. Она ощущала тревогу — возможно, последнюю тревогу, но несмотря на то все же нестерпимо вязкую и удушающую. Словно поняв ее внутреннее состояние, Данилка, воодушевленный свершенным подвигом, спросил вполголоса притихшего Ермилу: