Страница 35 из 98
Это потому, что если в действительности легко создавать теории, устраивать революции и произносить речи, то невозможно изменить сложившийся веками дух народа. Можно, в крайнем случае, силой навязать ему на некоторое время новые учреждения, но он скоро возвращается к прежним, так как только они одни соответствуют потребностям его умственного склада.
Умы поверхностные воображают еще, что революция как бы обновила французские учреждения, создала всецело новые начала, новое общество. В действительности, как давно уже показал Токвиль, она только грубо опрокинула то, что в старом обществе уже было источено временем и разрушилось бы само несколькими годами позже. Но учреждений, не устаревших вследствие того, что они отвечали духу своей расы, не могла коснуться революция, а если и могла задеть их, то лишь мимолетно. Несколькими годами позже те, кто пытался уничтожить эти учреждения, сами же их восстанавливали под другими названиями. Нелегко изменить наследие, создавшееся в течение двенадцати веков.
Особенно революция не изменила ничего и не могла ничего изменить в утвердившемся среди французов понятии о государстве, т. е. понятии о все более возрастающем расширении его функций и о постоянно суживающемся ограничении инициативы граждан — этих основах современного социализма. Если хотят понять, до какой степени это стремление все передать в руки правительства, а следовательно, и увеличить число общественных должностей, присуще духу расы, стоит только перенестись мыслью за несколько лет до революции. Действие центрального правительства было почти так же сильно, как и теперь.
«Города, — пишет Токвиль, — не могут ни устанавливать пошлин, ни взимать податей, ни отдавать в залог, ни продавать, ни вести тяжбу, ни отдавать свои имения в аренду, ни управлять ими, ни распоряжаться избытком доходов. На все это надо постановление Совета министров по рапорту интенданта. Все работы исполняются по планам и сметам, утверждаемым решением Совета. В присутствии интенданта или его заместителей работы отдаются с торгов и ведутся обыкновенно инженером или архитектором от правительства. Вот что удивит тех, кто думает, что все происходящее во Франции — ново... Нужно было испросить разрешение Совета, чтобы исправить причиненное ветром повреждение церковной крыши или восстановить обрушившуюся стену дома священника. Самый дальний от Парижа деревенский приход был подчинен этому правилу, как и самые близкие. Я знавал приходы, испрашивавшие у Совета право израсходовать 25 ливров».
Тогда, как и теперь, местная провинциальная жизнь с давнего времени была сведена на нет развивавшейся централизацией, явившейся следствием не самодержавной власти, а равнодушия граждан.
«Удивляются, — говорит тот же автор, — той поразительной легкости, с какой Учредительное собрание могло уничтожить разом старое деление на провинции, многие из которых были древнее самой монархии, и методически разделить государство на 83 отдельные части, как будто речь шла о девственной земле Нового Мира. Ничто другое так не поразило и не испугало остальную Европу, не ожидавшую подобного зрелища. «Впервые, — говорил Бэрк, мы видим, что люди так варварски кромсают свою родную землю». Действительно, казалось, что раздирали живые тела, занимались же только кромсанием мертвых».
Именно благодаря исчезновению провинциальной жизни облегчилась возрастающая централизация старого порядка.
«Не будем удивляться, — говорит Токвиль, — с какой поразительной легкостью была восстановлена централизация во Франции в начале этого века. Люди 1789 года разрушили здание, но фундамент его уцелел в самой душе разрушителей, и на нем они могли заново воздвигнуть разрушенное и построить его с небывалой до того прочностью».
Постепенное поглощение государством личной инициативы граждан при старом порядке вызвало необходимость в увеличении числа должностей, и все граждане мечтали добиться таковых.
«В 1750 году, в одном провинциальном городе средней величины, 129 человек было занято отправлением правосудия, а на 126 человек было возложено исполнение их приговоров; все эти чиновники были жителями этого города. Ревность жителей к занятию этих мест была поистине несравненна. Как только кто-либо из них приобретал маленький капитал, вместо того чтобы пустить его в оборот, он спешил воспользоваться им для получения места. Это жалкое честолюбие более повредило успехам земледелия и торговли во Франции, чем цехи и даже подушная подать».
Значит, не принципами 1789 года, как это часто повторяют, живем мы в настоящее время. Мы живем принципами, созданными старым режимом, и развитие социализма представляет собой только их высший расцвет, последнее проявление идеала, преследуемого в течение веков. Идеал этот, несомненно, был некогда очень полезен в такой несолидарной стране, как наша, которую можно было объединить только энергичной централизацией. К несчастью, по установлении единства, привычки, глубоко укоренившиеся в душе народа, не могли измениться. Убитый в гражданах дух предприимчивости не мог возродиться с уничтожением местной жизни. Умственный склад народа создается медленно, но также очень медленно изменяется, когда он , установился.
Всё — как учреждения, так и воспитание — было направлено к поглощению государством всех функций, приведшему, как мы покажем, к страшным последствиям. Одной нашей системы воспитания было бы достаточно для полного уничтожения самой живучей из наций.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ПОНЯТИЯ ЛАТИНСКИХ НАРОДОВ О ВОСПИТАНИИ, ОБРАЗОВАНИИ И РЕЛИГИИ
§ 1. Понятия латинских народов о воспитании и образовании. Понятие о воспитании вытекает из понятия о государстве. Основания нашей учебной системы. Как она создает у целых категорий лиц банальность мысли и ослабление характера. Нормальная школа. Почему учебные заведения являются могущественным очагом государственного социализма, стремящегося все уравнять и нивелировать? Современная полемика о печальной роли нашего классического образования. Сравнение принципов воспитания и обучения у англосаксов и латинских народов; Общее непонимание этого предмета. Не то важно, чему обучают, а то, как учат. Разные примеры результатов наших методов обучения.
§ 2. Понятие латинских народов о религии. Религиозные понятия, оказав в течение продолжительного времени весьма хорошее влияние на народы латинской расы, в настоящее время сделались для них вредными. Как англосаксы сумели согласовать свои религиозные верования с современными потребностями. Непримиримость религиозных догм латинских народов и ее результаты. Общие следствия понятий латинских народов с социалистической точки зрения.
§ 3. Каким образом понятия латинской расы наложили свой отпечаток на все элементы, цивилизации.
§ 1. ПОНЯТИЯ ЛАТИНСКИХ НАРОДОВ О ВОСПИТАНИИ И ОБРАЗОВАНИИ
Понятие латинских народов о воспитании является следствием понятия их о государстве. Так как государство должно было всем управлять, то оно должно было руководить также и воспитанием. Думая и действуя за граждан, оно должно было позаботиться запечатлеть в душах чувство повиновения, уважение ко всякой иерархии и строго подавлять все поползновения к независимости и инициативе. Ученик должен был ограничиваться заучиванием наизусть руководств, передающих ему лишь то, что решено авторитетами по всем вопросам — политическим, религиозным, философским и научным. Это был всегдашний идеал иезуитов, мудро довершенный Наполеоном. Учебная система, какой ее создал этот великий деспот, является наилучшим образцом методов, которые следует использовать для порабощения интеллигенции, обезличивания характеров и превращения латинской молодежи в рабов или мятежников.
Время ушло вперед, но наша учебная система мало изменилась. Над ней особенно тяготеет всесильное могущество предков. Государство — исключительный направитель дела обучения — сохранило систему воспитания, годную разве только для средних веков, когда господствовали богословы. Эта система накладывает на все латинские народы свой отпечаток разложения. В настоящее время она и не имеет целью порабощать ум, заглушать голос разума, уничтожать инициативу и независимость, но так как приемы не изменились, то результаты получаются прежние. Мы имеем, впрочем, учреждения, которые с точки зрения их психологического действия просто поражают изобретательностью, с какой они создают в целых категориях людей совершенную банальность мысли и характера. Что может быть поразительнее, например, нашей высшей школы с ее изумительной системой экзаменов? Разве что в Китае можно найти нечто подобное. Большая часть молодых людей, оканчивающих эту школу, отличается одинаковостью понятий обо всем и даже одинаковостью их выражения. Страница, начатая одним из них, может быть продолжена кем-либо другим без всякого изменения в идеях и в слоге. Одни только иезуиты умели изобретать такие совершенные способы дисциплинирования ума.