Ангарский вариант

- Эй, Баир! Ты чего забегал? - почувствовав нечто неладное, Ларион тут же вышел из воды, с шумом расталкивая воду.

Прихватив карабин, он поднялся по обрывистому берегу и охнул, после чего принялся звать радиста, который неподалёку пытался совладать с помехами.

- Владимир! Владимир! - пригибаясь и поглядывая на приближающихся конников, звал его казак.

Но у радиста на голове были наушники, потому он не мог его услышать. Тогда Ларион, перекрестившись, рывком достиг радиста и обхватив его за плечи, потянул на траву. Владимир, завалившись набок, посмотрел на казака такими широко раскрытыми глазами, полными недоумения и какого-то омерзения, что Ларион смутился. Он вспомнил, что совершенно гол и едва успел высохнуть. Прикрыв срамоту одной рукой, второй он указал радисту на чужаков, положив карабин рядом. Всё, бежать назад было уже поздно. Стащив рацию с пригорка, они залегли на его склоне, надеясь, что их не заметят.

В осиннике же, тем временем, заливали костёр, собирали вещи и уводили лошадей за редко стоящие деревья. Усольцев решил пропустить незнакомцев, не вступая с ними в контакт. Он надеялся, что за листвой их могут и не заметить. Вскоре чужаков можно было разглядеть не только в бинокль. Атаман насчитал не менее тридцати всадников. Судя по их виду, они сами были не из этих мест. Хоть и несколько расслабленно, но они всё же поглядывали по сторонам, время от времени громко переговариваясь. Осматривая этих людей, Кузьма отметил отсутствие у них закреплённого на одежде доспеха, разве что у многих на сером или тёмно-синем стёганом халате была войлочная накладка.

- Куяк поддетый, верно, как и у тунгусцев, - процедил он, всматриваясь в чужаков.

У небольшого количества конников были и нашитые на войлок железные пластины. У немногих были пики, а вот луки, похоже, были у всех. У некоторых на боку наличествовали сабли и кинжалы. В целом на серьёзных воинов они не тянули, но и расслабляться не стоило. Это были уже не знакомые всем сибирцы, а дети степей - халхасцы. И направлялись они прямо к пологому берегу Селенги - попоить своих коней.

- Казачки! - прошипел Усольцев своим товарищам, что стояли позади него среди деревьев. - Позаботьтесь, чтобы наши лошади не заржали, почуяв чужих!

Баир и несколько казаков уже гладили своих животных, остальные, сжимали карабины и ружья, напряжённо смотрели на приближающихся степняков сквозь листву и ветви деревьев. Бинокль атамана скользил по фигурам чужаков, их коням, пока случайно глаз не зацепил светлое пятно в паре десятков метров от крайнего правого всадника.

- Пресвятая Богородица! - воскликнул Усольцев. - Ларион, еттить твою за ногу! Лихой тя попутал?

- Нешто этот дурень на берегу заховаться не сподобился! Вона, Володимер тако же с ним! Господи, поможи! - заволновались казачки.

Их сотоварищи находились в опасной близости от нежданных гостей. Причём ползти в сторону берега уже было поздно, да и спрятаться там было негде. Разве что...

И тут залёгшего за пригорком Лариона ожгло словно плетью! Одёжу-то свою он так на каменюке той, что на берегу лежит, и оставил, вот сейчас заметят её! И тут же высокий гортанный голос заставил сердце его сжаться от тоски.

'Приметили, бес вас раздери!' - уныло подумал казак.

Близкий топот конских копыт громом отдавался в его голове - двое степняков, озираясь, подскакали к камню. Один из них пикой подцепил шмотьё Лариона и, ощерившись, что-то крикнул идущим берегом собратьям. Второй, хлестанув коня плёткой, закружился на месте, выискивая, где бы мог скрыться обладатель этой одежды, слишком свежей на вид, чтобы лежать тут долго. Следы на прибрежном песке, ведущие к траве, он приметил сразу. Глубокие следы, а это значит, что кто-то так быстро бежал от страха, заметив воинов Тушету-хана Гомбодорджи, что позабыл свои одеяния. Мгновение спустя кто-то из них заметил и множество следов копыт - лошади ангарцев тоже пили на этом месте. Ситуация поменялась - тут был небольшой отряд врага, а не отдельный человек. По всей видимости, думал старший отряда, это дружина мелкого бурятского князька, с которой они легко справятся. А потом легче будет и взять их становища.

- Приметят чичас его, Кузьма Фролыч! - на плечо Усольцева легла тяжёлая рука Осипа, бывшего енисейского сотника. - Надо выручать казачка, хоть и дурень он! - прохрипел он на ухо атаману, не отрывая взгляда он пригорка, за которым были его товарищи.

- У всех ружья заряжены? - оглядел казаков атаман. - Едино выступать надо. Надобно привлечь их к нашей стороне.

Баир, не раздумывая, хлестанул своего любимого коня со всей силы, да так что у него на боку рубец кровавый проступил. Заржал его верный конь, да больше от обиды, чем от боли. Зато степняки тут же встрепенулись, а несколько стрел спустя несколько мгновений просвистели над головами затаившихся между деревьев опушки казаков. Они уже видели то мелькавшие между тонкими деревцами редкие тени, то поднимающиеся над низким кустарником фигуры. Пущенные халхасцами стрелы большей частью прошли мимо стволов осин, не причинив вреда, некоторые застряли в деревцах, а одна угодила-таки в лошадиный бок. Несчастное животное всхрапнуло от неожиданности, да тонко заржало. Тут же слитно, заглушая лошадиное ржание, казачки грохнули десятью выстрелами, кто лёжа, кто с колена, после которых с коней упало несколько человек. Стрелы засвистели чаще, всадники принялись крутить карусель вокруг рощицы, осыпая её стрелами, пытаясь нащупать, где именно сидят их неприятели. Они, уже видавшие джунгарских стрелков из аркебуз, знали, что времени после залпа теперь у них достаточно, чтобы попытаться атаковать врага. Несколько халхасцев уже спешились и, выставив копья и достав сабли, с опаской, но не медля, вошли в рощицу. Всадники, гарцуя, пускали стрелу всякий раз, как выискивали опытным взглядом фигуру врага. За тонкой осинкой не спрячешься, а под редкий куст не забьёшься. Вскрикнул один казак, судорожно пытавшийся перезарядить карабин, потом ругнулся второй - вокруг ран расплывались кровавые пятна. Не обращая на ранения внимания, ангарцы перезарядили оружие - и снова, залп. Пятеро спешившихся врагов упало в траву, а двое уткнулись в конские гривы, выронив луки. Далее ангарцы стреляли вразнобой, по готовности. Потеряв ещё несколько человек, халхасцы решили поскорей убраться. К несчастью, путь их бегства пролегал аккурат мимо не вступавших до сих пор в бой двоих ангарцев. Большая часть уцелевших степняков и не обратила на затаившихся людей внимания, но уходившая в степь берегом реки четвёрка всадников окружила их. Владимира и Лариона едва не потоптали копытами и лишь вид голого бородатого казака отсрочил их неминуемую гибель. Радист схватился было за винтовку, но один из всадников резким движением рук ловко отсёк ему кисть широким и острым лезвием гуань дао, захваченном им в бою с ханьцами. Второй же всадил Владимиру в спину пику, заставив его изогнуться с мучительным стоном. Голова его дёрнулась, а тело напряглось, здоровой рукой он схватил горсть земли. И тут, дико заорав, Ларион, резко откатился в сторону, между лошадиных ног, получив, однако, сабельный удар по плечу. Обливаясь кровью, он разрядил свой карабин в одного из степняков, выбив его из седла. Пока всадники разворачивали коней, громыхнули выстрелы со стороны осинника. Ничего не видящими от боли и шока глазами Владимир уставился в ту сторону, стараясь уползти прочь от конского топота. Десятка ангарцев неслась к пригорку, на ходу стараясь зарядить ружья и карабины. С разбитым черепом упал ещё один враг, а двое оставшихся, зарубив Лариона, понеслись прочь. Послышались вопли, полные гнева и ненависти, казаки бессильно остановили свой бег на злосчастном пригорке. Враг ушёл, оставив половину своих воинов лежать в буйной степной траве.

- Там у осинника раненые валялись, дорежьте, иродов, - глухо приказал казакам Усольцев. - А вы положите Лариона на коня.

- Довезём Володимера ли? - участливо спросил кто-то. - Эх, по дурости пропали. От лешшой! - добавил со вздохом другой.