Страница 6 из 16
Недостатка в точках зрения не было. Ноосфера полнилась сценариями в диапазоне от утопических до апокалиптических. Светлячки засеяли область струйного течения смертоносной чумой. Светлячки вышли полюбоваться природой. «Матрицу Икара» перенастраивают, чтобы показать пришельцам, каково соваться к нам без спроса. «Матрица Икара» уже уничтожена. У нас есть десятки лет, чтобы принять решения; даже пришельцы из другой системы не в силах пробить снеговой барьер. Нам осталось жить несколько дней; боевые биокорабли уже миновали пояс астероидов и через неделю начнут опрыскивать планету.
Как и все, я наблюдал за говорящими головами и выслушивал панические вопли. Шлялся по болтосайтам, пропитывался чужими мнениями. Ничего нового покуда не происходило; я сам всю жизнь провел кем-то наподобие пришельца-этнолога: наблюдал, как ведет себя мир, по крупицам собирал протоколы и обыкновения, изучал правила, которые позволили бы мне просочиться в общество людей. И раньше у меня все получалось. Но присутствие настоящих инопланетян внесло в уравнение некое неизвестное. Простое наблюдение больше не удовлетворяло меня, словно появление новой чужегруппы волей-неволей упихало меня обратно в родной таксон. Отстраненность моя от мира показалась внезапно натужной и капельку нелепой.
Вот только я даже ради спасения своей жизни не смог бы найти способа ее преодолеть.
Челси всегда говорила, что телеприсутствие выхолостило человеческие взаимоотношения. «Говорят, никакой разницы, — как-то поведала мне она. — Все равно что собраться всей семьей на самом деле, в тесном кругу, где все друг друга видят, и толпятся, и пахнут. Ан нет. Они просто тени на стене пещеры. Ну да, само собой, интерактивные тени в трехмерном цвете с силовой обратной связью. Им под силу обмануть цивилизованный рассудок. Но нутром ты чуешь, что это не люди, хотя и не можешь пальцем показать, где у тебя нутро. Не воспринимаются они как настоящие. Понимаешь, что я хочу сказать?»
Я не понимал. В те дни я представления не имел, что она имела в виду. Но теперь мы снова вернулись в каменный век, мы прятались под скалой, а молния раскалывала небеса и огромные бесформенные чудовища, чьи тени едва уловимы в стробоскопическом мелькании зарниц, ревели и метались вокруг. Одиночество перестало приносить утешение. А интерактивность тоже не могла помочь. Нужен был кто-то настоящий, кто-то, в кого можно вцепиться, с кем разделить дыхание, а также страх, надежду и неуверенность.
Я представил рядом товарищей, которые не исчезают, если выйти из сети. Но Челси больше не было, и Пага. Те немногие, кому я мог бы позвонить, — коллеги и бывшие клиенты, с которыми поддерживал маску взаимопонимания особенно убедительно, — не стоили усилий. Плоть и кровь по-своему соотносятся с реальностью: необходимы, но не достаточны.
И пока я отстранённо взирал на мир, меня озарило: я совершенно точно знал, что имела в виду Челси со своим луддитским бредом про разбавленное человечество и бесцветные связи в виртуальном пространстве. Все время знал.
Просто не видел никакой разницы но сравнению с реальностью.
Представь себе, что ты машина.
Да, я понимаю. Но представь, что ты машина другого рода — построенная из металла и пластика, спроектированная не слепым, случайным естественным отбором, а инженерами и астрофизиками, ни на миг не упускающими из виду конечной цели. Представь, что твоя задача — не воспроизводиться и даже не выживать, а собирать информацию.
Я с легкостью могу себе это представить. Эта процедура намного проще, чем та имперсоналия, которую от меня требуют производить ежедневно.
Я плыву сквозь бездну за орбитой Нептуна, для любого наблюдателя в видимой области спектра я существую в основном как небытие: асимметричная тень, заслоняющая звезды. Лишь временами в бесконечном вращении сверкаю тускло отраженным светом. Если ты застанешь меня в это мгновение, тебе, быть может, удастся отчасти распознать мою истинную природу: членистое создание в шкуре из фольги, ощетинившееся суставами, плоскостями и остриями антенн. Тут и там сочленений и швов коснулась легкая изморозь — застывшие клочья газа, скопившегося, быть может, в окрестностях Юпитера. Повсюду микроскопические трупы земных бактерий, с беспечной страстью процветавших на броне орбитальных станций или плодоносной лунной поверхности, но обратившихся в лёд на расстоянии от Солнца вполовину меньше моего нынешнего. Сейчас, в полувздохе от абсолютного нуля, они могут рассыпаться от прикосновения единственного фотона.
Мое сердце, по крайней мере, согрето. В груди пылает крошечный ядерный пожар, даруя неуязвимость для внешнего холода. Если не случится никакого несчастья, огонь не погаснет еще тысячу лет, и я буду прислушиваться к слабым голосам из ЦУПа и следовать их указаниям. До сей поры они приказывали лишь изучать кометы. Все когда-либо полученные мною инструкции содержат лишь четкие и недвусмысленные уточнения этой основополагающей цели моего существования.
Вот почему последние директивы так загадочны. Я не нахожу в них смысла. Неверная частота. Неправильная мощность сигнала. Я не могу распознать даже протокол установления связи. Запрашиваю разъяснения. Ответ приходит тысячу минут спустя и содержит беспримерную смесь приказов и запросов. Я отвечаю как могу: да, вот направление, на котором мощность сигнала была наибольшей. Нет, это не стандартный азимут ЦУПа. Да, моту воспроизвести, вот все как было. Да, перехожу в режим ожидания.
Ожидаю дальнейших инструкций. Они прибывают 839 минут спустя и требуют немедленно остановить изучение комет.
Я должен войти в управляемую прецессию с периодом в 94 секунды, меняя направление основных антенн с шагом в 5 минут по всем трем осям. Уловив любые сигналы, сходные с поразившим меня, я обязан сориентироваться по азимуту максимальной мощности сигнала и вычислить набор параметров, а также ретранслировать его в ЦУП.
Повинуюсь. Долгое время не слышу ничего, но я бесконечно терпелив и не подвержен скуке. В конце концов, афферентных решеток касается мимолетный знакомый сигнал. Возвращаюсь, отслеживаю источник, для описания которого у меня есть все возможности: транснептунианская комета в поясе Койпера, поперечником приблизительно двести километров. С периодом 4,57 секунды она обводит небосвод направленным радиолучом на волне 21 сантиметр. С координатами ЦУПа луч не пересекается ни в одной точке и направлен, судя по всему, на совершенно иную цель.
На то, чтобы откликнуться, у ЦУПа уходит намного больше времени, чем обычно. Когда ответ приходит, от меня требуют изменить курс. Центр сообщает, что отныне моя новая цель будет обозначена как «комета Бернса-Колфилда». Учитывая текущий вектор импульса и запасы топлива, я достигну ее не раньше, чем через тридцать девять лет.
Ни на что другое не отвлекаться.
Я работал связным в команде Института Курцвейла[8] — сорганизованной группе рубежных волхвов, убежденных, что они находятся на грани разрешения квантово-глиального парадокса. Исследователи в области искусственного интеллекта уже не один десяток лет бились лбами в эту стену; эксперты обещали, что, когда она будет пробита, до первой перегрузки личности нам останется полтора года и не больше двух — до первой надежной эмуляции человеческого сознания в программной среде. Решение этой задачи возвестит конец плотской истории и выведет на сцену Сингулярность, нетерпеливо переминающуюся за кулисами без малого полвека.
Через два месяца после Огнепада институт разорвал контракт.
Я, признаться, был удивлен, что они столько тянули. Мгновенный переворот приоритетов, головокружительные перемены в попытках вернуть утраченную инициативу — они нам дорого обошлись. Даже новая, блестящая постдефицитная экономика не могла выдержать такого катастрофического перелома, не скатившись к банкротству. Станции в глубоком космосе, долгое время считавшиеся защищенными благодаря своей удаленности, внезапно стали уязвимы по той же самой причине. Обиталища в лагранжевых точках следовало переоборудовать для обороны от неведомого врага. Грузовые корабли снимали с Марсианской петли, вооружали и отправляли на новые посты; одни прикрывали высокие орбиты Марса, другие спускались к Солнцу для охраны «Матрицы Икара».
8
Раймонд Курцвейл (р. 1948) — американский ученый, изобретатель (создал, в частности, первые системы распознавании текста и синтеза речи) и философ, видный деятель движения трансгуманистов.