Дочь кузнеца

Была ночь, и школа спала. Была ночь, и танцевальный зал весь был в ее распоряжении. Стояла тишина, и Занила никого не боялась разбудить. Да и чем? Легким шорохом шагов? Кожаные сандалии по каменным плитам. Шелестом одежды? Шелк ей предстоит надеть только завтра. Музыкой? Что вы! Только стук сердца, отбивающий ритм, и собственное дыхание, срывающееся с губ. Над Догатой стояла ночь, и вся она принадлежала ей! Время - единственное имущество рабов.

Занила бросила тело в прыжок, и тело послушно взмыло вверх. Опустилось вниз. Не так, как положено падать тому, кто летать не умеет. Этой ночью она была птицей, а значит могла взлететь в небо и вновь упасть, заприметив добычу. Упасть на пол коленями. Человеку рухнуть так было бы больно. Но она же была птицей.

Упасть на пятки, спина ложится на пол, голова запрокинута. Руки, закинутые за голову, зарылись в волосы, расстелившиеся плащом. Простому человеку так не лечь, да еще и с прыжка. Но рабынь в догатской школе учат еще и не такому. Завтра аукцион. День, когда ей нужно будет продемонстрировать все, чему ее научили другие. И все, что принадлежит только ей. Странное желание у рабыни?

Приподнять корпус, слегка подавшись вперед. Изгибы тела, соблазнительно выставленная вперед грудь. Волной повести плечами. Да, этому движению ее научили, чтобы маленькая рабыня могла покорять мужчин, сводить их с ума. Маленькая рабыня? Нет, уже нет. Пора прекратить называть так себя даже в мыслях. Маленькой рабыне ни к чему улыбаться так! И смотреть так уж точно!

Перекатиться на бок, вытягивая тело в одну ровную линию, в одну звонкую струну. Еще пара переворотов и замереть. Остановиться, вскинув лицо, оказавшись точно напротив того места, на котором сидит воображаемый хозяин - ее будущий хозяин, что уже завтра станет настоящим. Этому движению ее никто не учил. Откуда же могла знать эта девочка, видевшая мужчину только в качестве пособия на уроках, как роскошно смотрится ее тело, распластанное на плаще из собственных волос? А она и не знала. Змея же не задумывается о том, что ее тело на сером камне смотрится драгоценным ожерельем, - она просто греется на солнце. Занила была змеей. Ее тело замерло под замедлившийся стук сердца, остановивший время. Ее тело взвилось в воздух одним плавным текучим движением, как кобра бросается на добычу, и понеслось, закружившись в вихре, взметнув вокруг себя ураган волос, ничем не сдерживаемых. Занила уже давно не закалывала волосы, привыкнув к ним. Они не мешали ей распущенные, ей мешали ленты и шпильки. Кроме одной. Но та заколкой не была. Она была оружием, а оружие не может мешать.

Странная мысль для рабыни? Мелькнула и исчезла, сметенная вихрем. Человек не может двигаться так быстро? Но Занила и не была человеком. Она была ветром, горячим вихрем, налетевшим с дюн. И была песком, безжалостным смерчем взметенным до самых небес, осыпавшимся вниз, когда ветер, также внезапно, как налетел, стих. Осыпавшимся на землю... снегом, холодным белым пушистым медленным.

Занила осталась стоять на ногах, только остановилась. Это ее серебристые волосы рассыпались вокруг лица. И взгляд глаз, огромных с расширенными до предела зрачками, сейчас, в слабом свете масляных ламп, казавшихся черненым серебром - это тоже был танец.

Занила могла бы стать снегом. Тихим, медленным, пушистым, покорным... холодным. Ледяным! Замораживающим насмерть неосторожного путника, залюбовавшегося беззащитной хрупкостью одинокой снежинки!

Странные мечты у рабыни?

А тело уже двигалось дальше, оно замирало лишь на две секунды - на два удара сердца. Руки раскинуты в стороны, и от кончиков пальцев одной до кончиков пальцев другой по телу бежит волна, словно двигаются мышцы, которых просто не может быть в человеческом теле!

Этому движению ее учили. Или нет? Нет, так не получалось даже у надсмотрщицы. А вспоминается с трудом, все мысли и воспоминания не имеют ни малейшего отношения к ней здесь и сейчас. Конечно, ведь она не человек. Она стала водой - растаявшим снегом и водой - океанской волной, несущейся на берег. Вы еще на ее пути?

Занила уже давно перестала различать движения, которым ее когда-то научили, и движения, рождавшиеся сами вместе с мыслями и образами, появлявшимися в голове. Никто в школе больше не танцевал так. И ее вначале пытались переучить, подогнать под установленные каноны, загнать в привычные рамки. Но тело двигалось и жило в танце словно само по себе. Это завораживало.

Никто из рабынь больше не танцевал так! Их танцы были медленными и плавными, призванными разжигать похоть во взглядах мужчин. Но оказалось, что и танец Занилы не уступает им. Стоило лишь один раз увидеть, как она танцует, и это уже не забывалось. Потому что в ее танце была страсть, и жизнь, и безумство, и снова страсть... Никто в мире не танцевал так! Разве что только Эзра... Но в ее танцах была свобода. Как соленые брызги на губах, как свет маяка вдали...

Слезы на глазах у рабыни?

Руки вскинуты вверх. Лица не видно за ними. А все тело снова как натянутая струна, как стрела, рвущаяся в полет. Она стала болью...

А тело продолжает движение, медленно покачивая бедрами. Тело, предавшее душу? Тело, продолжающее стремиться вперед. Занила тряхнула головой, и волосы метнулись вперед из-за спины волной расплавленного золота, клубком обжигающих змей.

Попробуй уследи тут за руками! А руки скрылись в складках одежды, всего на мгновение, чтобы уже в следующее появиться с саблей. Золотая рукоять с вычурной гардой, широкое плоское плавно изгибающееся лезвие... украшенное камнями и стразами. Не настоящая. Декоративная игрушка, не из металла даже. Да и нужно ли настоящее оружие рабыне в танце, призванном услаждать очи своего хозяина?

Рабыня сомневается?

Она отклоняется назад, изгибая спину так, что волосы подметают каменный пол. Сабля лежит на животе, покачивается, посверкивает стразами, привлекая внимание к изгибам стройного тела. Ни один мужчина не сумет оторвать взгляд, а значит не заметит, что рабыня смотрит на него очень внимательно. Занила еще вначале танца четко представила, где находится воображаемый мужчина, и сейчас в очередной раз прикидывала расстояние до него и направление движения. А танец? Весь танец от начала и до конца был задуман, как серия движений, отвлекающих внимание, лишь повод, чтобы достать оружие и открыто приблизиться с ним вплотную к цели. Не эту глупую сабельку, какие мастерили сами рабыни из кожи, страз и блестящей бумаги. Именно ее.

Занила перехватила саблю, переложив ее себе грудь, и, выпрямившись, двинулась вперед, ни на минуту не прекращая покачивать бедрами и извиваться всем телом. И ни один мужчина не заметит, что руки взялись за саблю: одна ухватила изящную рукоять, а другая легла на "лезвие". А если и заметит, то не придаст значения.

До того места, где должен сидеть будущий хозяин, осталось меньше шага, то есть к мужчине она бы сейчас приблизилась вплотную. Сабля в руках, и левая дергает в сторону декоративное лезвие, и то легко отрывается от рукояти, открывая еще одно, гораздо меньше, тонкое, всего с ладонь длинной, но зато настоящее и заточенное на совесть. Короткий замах рукой (большего и не нужно, ведь к мужчине ты подошла вплотную) и кинжал, кажущийся таким жалким в сравнении с вычурной рукоятью, входит в горло мужчины.