Страница 2 из 6
Тот с ходу завелся:
— Марго! Я в подобной обстановке думать над газетой не могу! Убери свою птицу подальше!
— Ребята! Ребята! — трагически всплеснула руками остроносенькая Наташка Дятлова. — Ну зачем мы ссоримся! Давайте лучше скорее делать! Времени-то действительно мало! А газета, она ведь для всех!
— Действительно! — подхватил Баск. — За мной в семь приедут! А я ещё рассчитывал доделать газету и просто посидеть.
Ребята посмотрели на него с сочувствием. Обычно сына «нефтяного олигарха» Сеню Баскакова сразу после уроков возили на машине в загородный дом. Ибо Баскаков-старший постоянно тревожился по поводу безопасности семьи. Лишь изредка Сене, по его собственным словам, «обламывался кусочек свободы». Сейчас был именно такой случай. Виталий Семенович разрешил сыну вместе с Командой отчаянных, как называли себя Иван, Павел, Герасим, Марго и Варвара, делать стенгазету к Восьмому марта, и шофер должен был приехать не после уроков, а в семь.
— Уважим несчастного узника, — с сочувствием выдохнула Варвара.
— И вообще, мы должны хорошо это сделать, — добавила Дятлова тоном прилежной ученицы.
Впрочем, она и была именно прилежной ученицей.
— Святые слова, Наташа, — ответила Варя, обменявшись ехидными взглядами с Марго.
— Давайте, давайте, ребята, — Баск уже наклеивал очередной коллаж. — Вон у нас сколько ещё всякой лабуды по столу валяется.
Из передней донесся хлопок входной двери.
— Пр-ривет, подр-руга!
И, стремительно выбежав из-под стола, попугай вразвалку кинулся в прихожую.
— Бабуш-шка! Бабуш-ка! — раздался оттуда его голос. — Гер-расим дур-рак!
— Ябедничает, — проворчал Муму и в сердцах наклеил вверх ногами одну из цветных букв названия.
Дятлова взвизгнула и принялась отдирать, пока клей не застыл окончательно.
— А по-моему, Каменев, попугай прав, — с раскрасневшимся от возмущения лицом отчитала она Муму. — Какой-то ты, действительно… — она сделала паузу. — Не такой. Я просто не понимаю, Гера, тебе разве на все наплевать?
— Почему если я ошибся, то мне обязательно сразу наплевать! — Герасим даже позеленел от обиды. — Другим можно ошибаться, а мне нельзя?
И, взмахнув длинной тощей рукой, он одним движением смел все фломастеры на пол.
— Ну вот. Опять, — скорбно покачала головой Дятлова.
— Что опять? — окончательно вышел из себя Герасим. — Ты, Дятлова, сперва педагогический институт окончи, а потом со мной так разговаривай. Тоже мне, училка жизни выискалась.
Наташке, в свою очередь, стало обидно.
— Никакая я не училка, — возразила она. — А ты, Каменев, просто…
Что она хотела сказать про Муму, осталось загадкой. Ибо в этот момент в комнату вошла с попугаем на плече бабушка Марго — Ариадна Оттобальдовна.
— О-о-о, — совсем как у внучки, чуть вздернулись у неё уголки губ, словно лишь намечая улыбку. — Я вижу, у вас тут бурный процесс творчества.
— Ой, извините, пожалуйста, — мигом стушевалась примерная Дятлова.
— Просто сегодня мне абсолютно все мешают творить и мыслить, — заявил не столь примерный Герасим.
— Какой же ты, Муму, у нас сегодня пафосный, — мигом отреагировала Варвара.
— Р-разительный контр-раст, — заявил с плеча Ариадны Оттобальдовны попугай и, косясь одним глазом на Герасима, сардонически расхохотался.
— Птичка, Птичка, — Ариадна Оттобальдовна с трудом сдерживалась от смеха. — Так нельзя. Гера все-таки гость.
— Кость! — возразил попугай и брезгливо кашлянул.
— Чтоб ты и впрямь подавился, — пробубнил себе под нос Герасим.
— Фу-у, Герочка, как невежливо, — заговорщицки подмигнув бабушке Марго, произнесла её тоном Варвара. — Разве можно оскорблять хозяев.
— Он тут совсем не хозяин, — набычился Муму, — а всего-навсего птица.
— Птичка, Птичка! Птичка Божья — хор-рошая птичка, — немедленно отреагировал попугай. — Гер-расим…
И он надолго умолк, словно подыскивая нужное слово.
— Думает, — хохотнул Баск.
— И уверена: сейчас придумает, — подхватила Наташка Дятлова. — Он же такой умненький.
— Зато ты очень глупая, — не сдержался Герасим.
Тут Птичка Божья, резко взъерошив перья, оглушительно проорал:
— Др-рянь! Др-рянь! Др-рянь!
— Молодец, птичка! — мстительно захлопала в ладоши Дятлова.
— Напрасно радуешься, — уныло вытянулось и без того продолговатое лицо Каменного Муму. — Это он, в данном случае, не про меня, а про тебя.
— С чего ты взял? — удивилась Наташка.
— Если бы у тебя существовала хоть одна извилина, то сама бы поняла, — назидательно изрек Герасим. — Последней упоминалась мной ты. Значит, и заявление этого сациви, — он перевел взгляд на попугая, — относилось к тебе.
В следующий миг Птичка Божья, словно бы в очередной раз доказывая, что Ариадна Оттобальдовна совсем не напрасно превозносит его «высокие интеллектуальные возможности», кокетливо посмотрел на Дятлову и сказал:
— За пр-рекр-расных дам!
Все расхохотались, а попугай, по-прежнему сидя на плече у бабушки Марго, с достоинством раскланялся.
— По-моему, мы отвлеклись, — Герасим мрачно взирал на друзей. — А между прочим, у нас ещё много дел с газетой.
— Работайте, работайте! — воскликнула Ариадна Оттобальдовна. — А мы пока с птичкой пойдем вам оладушек к чаю пожарим.
— Пр-равильно, подр-руга, — одобрил попугай.
— Абсолютно правильно, — поддержал его Павел, который, несмотря на толщину, совершенно не собирался худеть, ибо придерживался мнения, что «мужчины должно быть много».
Бабушка Марго и попугай удалились. Герасим облегченно вздохнул:
— В следующий раз газету будем делать не у Марго.
— Ах, значит, Герочка, у тебя? — фыркнула Варя.
— Почему обязательно у меня? — уставился на неё Муму.
— Ну, мне показалось, ты приглашаешь, — с издевкою продолжала Варя.
Герасим замялся. Дома у него всегда был дедушка — физик на пенсии Лев Львович Каменев, которого Команда отчаянных называла Лев-в-квадрате.
— Гера, — вмешался Баск, — я как-то не понял, ты принимаешь нас или нет?
— М-м-м, — растерянно промычал тот, а про себя подумал: «Еще неизвестно, что хуже. Этот сациви Королевых или мой собственный дедушка. Явится и начнет командовать, как правильно делать газету». Тут он, наконец, нашелся и вслух произнес: — А я что-то не понимаю: мы уже следующую газету собрались делать?
— Да ты что! — в панике воскликнули остальные.
— Тогда о чем разговор, — с достоинством произнес Муму. — А когда соберемся, милости просим.
Варя, кажется, разгадала его тайные мысли и, словно бы невзначай, бросила:
— Не надейся, пожалуйста, что мы забудем.
Из кухни потянуло запахом жареных оладушек. Луна шумно сглотнул слюну и, взъерошив пятерней кудрявую темную шевелюру, взмолился:
— Ребята, давайте скорей закругляться! Иначе я помру с голода.
Остальным тоже ужасно захотелось оладьев, и работа закипела. Двадцать минут спустя газета была окончательно завершена. А создатели её, оставив досыхать в одиночестве свое детище, гурьбою ринулись на кухню.
Там, на столе, уже высилась внушительная горка оладьев. Луна плюхнулся за стол первым, никого не дожидаясь, наложил себе в тарелку сразу шесть оладушек и стал намазывать верхний сметаной и медом.
— Воспитаньице у наших мальчиков… — не замедлила с комментарием Варя.
— Я не мальчик, а голодный зверь, — Павел ничуть не смутился. — Р-р-р.
И запихнув в рот оладушек, он с набитым ртом воскликнул:
— Ой, Авиадна Отобавовна! Офень вкуфно!
— Манер-ры, — высокомерно бросил попугай. — Неандерталец!
Луна от неожиданности поперхнулся и так сильно закашлялся, что Марго, Варваре и Наташке пришлось колотить его по спине.
— Ох, умираю! — Павел вытер слезы с глаз.
— В данном случае этот птеродактиль прав, — указал на попугая Муму. — Когда речь идет о жратве, ты, Луна, и впрямь превращаешься в нечто доисторическое.
— Пр-римат, — сказал попугай, неодобрительно наблюдая за тем, как Луна запихивает в рот новый истекающий медом и сметаной оладушек.