Страница 7 из 18
— Вы правы — это существенно. Если бы позволяло время, я прочел бы вам подробную лекцию. Но времени нет — постараюсь покороче.
Оба вернулись к длинному столу, делившему кабинет на две равные части. Один конец стола был застелен листом ватмана и уставлен пепельницами, коробками с сахаром и печеньем, бутылками минеральной воды. Пожилая женщина с пышными седыми волосами, сидевшая там же, разлила по чашкам дымящийся кофе.
— Спасибо, Тамара Евгеньевна. Нет, сахара не надо. Может, товарищу капитану… Тоже нет? Боюсь, что за эту ночь нам предстоит опорожнить не один кофейник.
Он опустился в кресло и так сильно расправил плечи, что олени на его свитере словно бы отбежали один от другого.
— Вы спрашиваете, почему «Карточный домик»? Видите ли, за последние десять лет в науке все чаще приходится пользоваться сверхчувствительными приборами. И, с точки зрения этих приборов, жизнь в городах — сплошная тряска. Проедет груженый самосвал, заработает где-нибудь по соседству отбойный молоток, и стрелки приборов немедленно начнут прыгать из стороны в сторону. Установите их на самом прочном, массивном фундаменте, им все равно будет казаться, что он постоянно дрожит, вибрирует, вздрагивает. И они отказываются работать в подобных условиях с нужной точностью.
— Этакие принцессы на горошине, — вставил капитан.
— Вот-вот. Что же получается? Микроскопические колебания почвы и зданий могут исказить, свести на нет результаты тончайшего многодневного эксперимента. И добро бы только механические вибрации. А что творится в эфире! У вас есть радиоприемник?
— Конечно.
— Если у проезжающего троллейбуса сорвется штанга или нерадивая хозяйка в соседнем квартале устроит короткое замыкание, вы услышите потрескивание — и все. А для некоторых чувствительных радио— и телесистем это будет тем же самым, что, к примеру, для телескопа — птица, усевшаяся на его объектив. Поэтому и было решено для всех таких сверхчутких, сверхтонких, сверхчувствительных «принцесс» выстроить специальный институт. Вдали от городов и дорог. На идеально спокойной земле. С идеально чистым, непотревоженным эфиром. Наш «Карточный домик».
— Наш? Вы все еще называете его нашим, — с раздражением сказала женщина.
Бородач раздавил в пепельнице окурок и успокаивающе похлопал ее по руке.
— Тамара Евгеньевна была против того, чтобы этот институт взваливали нам на шею. Действительно, тяжеловато. Но уж очень место для строительства было удобным. Промышленных предприятий поблизости никаких. Сейсмическая активность (отголоски дальних землетрясений) почти не чувствуется. И в эфире все спокойно — даже грозы редко бывают. Так что пришлось согласиться. До сих пор, кажется, справлялись, и не плохо, а тут… Тут такое дело, что без вашей помощи не обойтись.
Капитан задумчиво пощипал себя за переносицу, потом откинулся на спинку стула и протянул:
— Да, задача… Знаете, работа следователя даже в самых запутанных Делах сводится, в общем, к известной схеме. Дано — некое случившееся событие (чаще неприятное). Требуется определить: как, когда, по каким причинам оно произошло. А здесь… Здесь даже неизвестно, случилось ли событие. Что там произошло, в вашем «Карточном домике»? И произошло ли? Ведь пока единственное событие, достоверно известное нам, — обрыв связи.
— И пропажа вездехода с водителем.
— И еще выстрелы у домика лесника, услышанные Андреем Львовичем по радиотелефону.
Капитан положил перед собой блокнот и повертел в пальцах кофейную ложечку.
— Давайте еще раз по порядку. Первая версия, самая простая: в «Карточном домике» испортился передатчик. Радио — вещь хрупкая. Лампы, конденсаторы, питание… Раньше такое случалось?
— Да, один раз. Этим летом. Но тогда через полчаса починили. Честно говоря, и сегодня надеялись, что то же самое.
— Надеялись и поэтому не очень спешили что-нибудь предпринимать?
— Видите ли… Это не так просто. Вертолет был как раз послан на задание. Там к северу у нас еще один филиал. Что же касается вездехода…
— Андрей Львович — вы опять?! — Тамара Евгеньевна возмущенно всплеснула руками. — Опять собираетесь всю вину взять на себя?
— С чего вы взяли?
— Вы опять заговорили тоном провинившегося школьника, готового у всех просить прощенья.
— Я, собственно…
— А вы? — Тамара Евгеньевна решительно повернулась к капитану. — Что вы имеете в виду под «не спешили предпринимать»? То, что директор научного городка в выходной праздничный день немедленно бросает все семейные дела и мчится в свой кабинет по первому знаку тревоги, — это называется «не спешили»? Через полчаса вызван обратно вертолет, организовано постоянное дежурство в радиорубке, вездеход снаряжен и заправлен топливом — тоже «не спешили»? А где искать водителя? И не любого, а такого, чтоб знал дорогу к «Карточному домику»? Ну, где? Где он проводит свои выходной, первый день нового года? Догадайтесь.
— С детьми гуляет?
— Холодно.
— С женой в кино?
— Еще холодней. Причем, холоднее в буквальном смысле. На подледной рыбалке — вот где. Пять километров вверх по реке. Попробуйте-ка отыскать его там, попробуйте оторвать от лунки этого маньяка, когда у него, видите ли, как раз начался клев.
— Ну, Тамара Евгеньевна, полно вам. Какой же Сазонов маньяк. Вполне солидный, надежный человек, опытнейший водитель…
— А когда вызванный вертолет наконец вернулся и еле смог приземлиться под начавшимся ветром, — по-вашему, надо было немедленно отправлять его в новый полет? Навстречу пурге? Или оставить все другие попытки установить связь, а вместо этого преспокойненько усесться в кресле и, постукивая ложечкой по чашке, начать искать виноватых?
Капитан покраснел и отбросил ложечку так, что она скатилась с ватмана на полированную поверхность стола.
— Извините. Я, кажется, схлопотал выговор. Впрочем, вполне справедливый. Еще раз прошу простить.
— Давайте не будем отвлекаться, — смущенно теребя бороду, вмешался директор. — Мы рассматривали первую версию: случайные технические неполадки в передатчике. Какие у пас «за», какие «против»?
— Случайности, конечно, бывают на свете, и любая техника может отказать. Но почему тогда замолчало радио вездехода? Совпадение случайностей?
— Последнее сообщение от Сазонова мы получили часа в три. Он сказал, что добрался благополучно, остановился, как положено, за полкилометра. Ничего необычного в «Карточном домике» не заметил, если не считать, что в некоторых окнах горит свет. Днем — немного странно? Правда, издали из-за начинавшейся пурги видно было плохо. Последние слова его были: «Оставляю вездеход, иду в сторону домика». И все.
— Вот видите. Значит, радио у этого рыболова работало нормально. То есть нет сомнения, что и с ним что-то случилось. Поэтому я считаю, что первую версию можно отбросить.
— Что же остается?
— Второе возможное объяснение: случилось что-нибудь серьезное. Взрыв. Пожар. Там хранилось что-нибудь взрывоопасное? Ядохимикаты? Радиоактивные вещества? Припомните подробно.
— Да, во второй лаборатории был уран. Но очень немного и вполне надежно упакованный. Бактериологи, вирусологи — эти слишком опытны и осторожны. Они вне подозрений. У химиков, кажется, нитроглицерин, но тоже чуть-чуть — в лабораторных дозах.
— А у Сильвестрова? — вмешалась Тамара Евгеньевна.
— Нет, у него ничего опасного.
— Но сам его аппарат? Эта мерзопакостная «Мнемозина»?
— Тамара Евгеньевна, — директор старался говорить подчеркнуто спокойно, не поднимая глаз от сцепленных пальцев. — Я вынужден третий или четвертый раз напомнить вам: ученый секретарь большого научного городка не может позволить себе поддаваться чувству личной антипатии к кому бы то ни было.
— Да я не личной! То, что этот Сильвестров мне малосимпатичен, не играет здесь никакой роли. Сама идея — вот что меня возмущает. И кто бы ни занялся ее разработкой, пусть даже вы, — я все равно была бы против. Залезать в человеческую память! Стирать в мозгу «ненужные» воспоминания. Ненужные?! — да кто это может определить, какие нужные, каткие — нет. И как только разрешили заниматься подобными исследованиями!