Страница 14 из 18
— Пристали к человеку… Чего пристали-то?.. Где, да что, да когда. Ну, не помню я ничего… Сказано вам — не помню!.. Бродишь тут, бродишь целый день… Никого нет… Одни валяются на полу, не отвечают, другие выскакивают с ружьями… Думаешь, не страшно? И ужинать не дают… Как будто я виноват… Что ж с того, что я стрелял? Я вверх стрелял, не в людей. И не в зверей… А если в кошку из рогатки, так это когда было… И не попал я. Это Саламандра мне рогатку дал, у него их полно… А сестра ее в печку кинула… Я с тех пор и в руки не брал. А то, что в машину залез, так мне сам Петрович разрешает… Учи, говорит, главное, арифметику, и все тогда, тогда станешь шофером. Я и учу… В прошлой-то четверти у меня по арифметике две четверки было, с четверками в шоферы берут, это точно… А ты пристал, заладил одно и то же: вспомните, вспомните. Бубнишь и бубнишь. Точь-в-точь как тот псих наверху.
— Какой псих? — опешил Димон. — Где?
— А на втором этаже. Тоже вроде тебя. — Он состроил гримасу и монотонным голосом начал передразнивать кого-то: — «„Карточный домик“, „Карточный домик“, ответьте Научному городку, „Карточный домик“, почему молчите, перехожу на прием…»
— Это радио! — воскликнул Лавруша. — Он передразнивает радио.
Димон вскочил со стула и кинулся к Сазонову.
— Где?! Где ты слышал этого психа? Сазонов отшатнулся и немедленно перешел опять на слезный тон обиженного пацана.
— Да сказал же я вам… Сразу и сказал — на втором этаже. Там комната в конце коридора направо… Он бубнит из репродуктора — ответьте, ответьте. Я отвечаю, а он опять свое — ответьте да ответьте. Не слышит, что ли, глухая тетеря? Что я, виноват, да, что он меня не слышит? Орешь ему, орешь…
Димон с Лаврушей, не дослушав его причитаний, выскочили из кафе в вестибюль и, перепрыгивая через ступеньки, понеслись вверх по лестнице.
9
— «Карточный домик»?! Ну, наконец-то! А мы уж тут места себе не находим от беспокойства. Чуть ли не танковую колонну хотели посылать на помощь. Что у вас там произошло? Докладывайте.
Голос звучал из репродуктора негромко, хотя было понятно, что человек там почти кричит от радости. Димон оглянулся на Лаврушу, тот протянул руку и переключил на передатчике нужный тумблер.
— Видите ли… — начал Димон. — Мы сами не можем понять, что тут произошло. Вроде бы праздновали Новый год, все было нормально, а потом что-то случилось.
— Перехожу на прием, — подсказал Лавруша.
— Перехожу на прием, — повторил Димон и теперь уже сам щелкнул тумблером.
— С кем я говорю? — Тон голоса в репродукторе заметно изменился — вместо радостных в нем зазвучали тревожные ноты. — Это Сева? Радист?
— Нет. Это Дима. Школьник.
— Какой Дима? Фамилия?
— Дима Снегирев.
Там некоторое время молчали. Было слышно, как человек спросил кого-то: «Снегирев? Кто это?» — и женский голос ответил: «Ну, не могу же я всех помнить. Может, кто-нибудь из механиков?»
На цыпочках вошли Стеша и Киля, стали по обе стороны от двери.
— Скажите, Дима Снегирев, а что у вас с голосом? Вы всегда так говорите?
— Не понимаю.
— По голосу можно подумать, что вам лет тринадцать-четырнадцать.
— Не, тринадцати еще нет. Летом будет. Но это неважно. Вы подождите, не отключайтесь. Я вам сейчас все объясню. Мы на лыжах сюда пришли, понимаете? У нас каникулы, и Алексей Федотыч разрешил нам автобуса не ждать, а напрямки на лыжах, и мы с утра как вышли, так ветра еще совсем не было, мы бы запросто успели, напрямки до Зипунов наших километров восемнадцать…
— Дима, не волнуйся так, — попросила Стеша, подходя сзади и кладя ему руку на плечо.
— Ничего я не волнуюсь. Но надо же людям объяснить, как мы сюда забрели, а то они еще подумают, что это мы все тут натворили. А мы просто заблудились — понимаете? — когда пурга началась, и случайно в этот дом попали. Мы и не слыхали раньше про него, и ничего тут не делали, никаких кнопок не трогали, только поели на кухне. Если кто чего тут натворил, так это Сазонов. Из ракетницы точно он стрелял. Может, он до этого еще чего-нибудь выкинул — как вы считаете? Перехожу на прием.
— Сазонов? Что с Сазоновым? Он там, с вами? Позовите его к аппарату.
— Я могу позвать, но нет смысла. Он прямо как пятилетний. То плачет, то грозится, то бормочет, не поймешь его. Мы у него еле ракетницу отобрали. Так позвать?
Там снова повисло тягостное молчание. Потом несколько голосов заговорили быстро между собой. Можно было разобрать только: «Сущая бессмыслица… Какие там лыжи? Впали в детство… Бред». А женщина несколько раз произнесла: «Вот она, ваша „Мнемозина“», — и кто-то ей ответил: «Да, несомненно, утрата памяти налицо». Наконец, голос снова прозвучал из репродуктора, но не тот раскатистый, что раньше, — другой. Посуше и потверже.
— Дима Снегирев. Слушайте меня внимательно и отвечайте быстро и кратко. В каком состоянии здание? Разбитых окон, поломанных дверей нет? Электричество горит, тепло?
— Да, все нормально. Даже подвесная дорога работает.
— Никаким газом не пахнет, следов огня незаметно?
— Нет.
— Что с людьми? Говорите только про тех, кого видели своими глазами.
— Трое лежат в вестибюле. Похоже, что без сознания. Да нас четверо. Еще Сазонов, но он совсем как малый ребенок.
— А вы сами — как большой, что ли?
— Если вы считаете, что двенадцать лет…
— Не будем отвлекаться. Дима, поймите хорошенько: то, что я сейчас скажу, — приказ. Приказ Научного городка и милиции. Возьмите карандаш и записывайте.
— Я запомню.
— Нет, запишите. И не выпускайте записанного из рук. На память вашу надежды сейчас почти никакой. Первое: собрать всех, кто может ходить и немедленно покинуть здание.
— А куда же мы денемся? В лес, что ли?
— Нет. Выйдите из главных дверей и сверните налево. Метров через сто будет дом лесника. Записали? Там переждете до утра. Утром прибудет спасательный отряд. Помощь. Если в доме холодно, затопите печь. Сумеете? Кажется, там есть собака — не пугайтесь. Вы все поняли? Повторите.
— Собрать всех… Покинуть здание… Ждать в доме лесника… Но скажите хоть, в чем опасность?
— В здании установлен аппарат, испускающий сильное радиоизлучение. Подавляющее память. Боюсь, что и ваша память уже сильно пострадала. Вы забыли многое и каждую секунду продолжаете забывать.
— Так может выключить его?.. Или расколотить?
— Ни в коем случае. Он должен поддерживать жизнь тех, кто уже уснул. Пока вас тоже не свалил сон — торопитесь. Выполняйте приказ.
— Есть.
— Как можно быстрее. Бегом. Все — прочь из здания!
Репродуктор умолк.
Ребята в растерянности смотрели на Димона. Но тот сидел не двигаясь, уставясь в исписанную бумажку.
— Дима, — позвала Стеша. — Ведь сказали — бегом.
Димон потер лоб, прикрыл глаза.
— Да, да. Только, по правде говоря…
— Они решили, что мы такие же чокнутые, — сказал Лавруша. — Как Сазонов.
— А может, они правы? Может, мы тоже забыли? И это нам только кажется, что сегодня утром мы вышли из интерната, что Киля подвернул ногу, что сидели в вездеходе. Может, на самом деле это было давно-давно, много лет назад. Но все, что в промежутке, мы забыли.
— Да ведь бегом же! — повторила Стеша. — Сказано — ни минуты не медля. Потом будем рассуждать.
Димон посмотрел на нее, потом на записку с приказом и, стряхнув наконец странное оцепенение, напавшее на него, вскочил на ноги.
— Приказано бегом, но приказано еще и всех. Всех, кто может ходить.
— Если Сазонов заупрямится, нам его не вытащить.
— Киля, Лавруша, быстро на третий этаж. Проверьте, нет ли кого-нибудь ходячего. И если попадется теплая одежда, тащите вниз. Встретимся внизу у главных дверей.
Сазонова все же пришлось оставить в здании. Он не заупрямился, он просто спал. Спал не так, как те в вестибюле, а по-настоящему: подстелив себе на полу у плиты Стешин полушубок, подложив под голову Лаврушин рюкзак и посапывая вымазанными кремом губами. Растолкать его так и не удалось.