Страница 54 из 68
Иешуа рассказывал, что как-то в Самарии, по пути в Иерушалайм, он остановился на постоялом дворе – и люди из окрестных деревень бросились туда, к нему, поближе, чтобы прикоснуться и излечиться наконец от истинных и от вымышленных хворей; утомившись, он заперся, но они разобрали крышу и проникли сверху, и пришлось «лечить». Он рассказывал очень смешно, но глаза у него были грустные и немного испуганные. Что-то подобное повторялось и здесь. Но здесь у него все-таки начинало получаться. Здесь у него были помощники.
Меня много раз спрашивали: а в чем состояла власть Иешуа, ведь он так и не был коронован, у него не было золота и воинов (ну, воины-то как раз были, другое дело, что он никогда не прибегал к силе по-настоящему) – в общем, не было ничего, чем правят. Тем не менее он действительно правил, он царил и властвовал, и по слову его творилось все вокруг. И я не всегда находила правильные слова, чтобы ответить.
Я и сейчас не могу их найти.
Если быть очень точной, то придется сказать, что спрашивали меня, имея в виду какую-то совершенно благостную картину всеобщего добровольного подчинения, тогда как на самом деле ничего благостного не было. Да, в первые дни мы окунулись во всеобщее ликование, но тут же наступили будни, и сразу проявилась оборотная сторона ликования, а именно – непомерная требовательность. От Иешуа хотели всего и сразу, хотели чудес. Чудес же он дать не мог…
Вторая проблема, с которой пришлось столкнуться тут же, это враждебное отношение со стороны части священников. Здесь, боюсь, мне придется опять отвлечься от череды событий, потому что иначе не понять будет ни этой вражды, ни всех последующих событий. Отчасти я уже рассказала о верованиях евреев, о невидимом и неведомом боге, которому они поклоняются, о различных религиозных школах и об огромной власти священников. Однако необходимо добавить еще вот что: после прихода римлян еврейские верования, оставаясь прежними в образах и речах, начали стремительно меняться по существу. Все больший вес приобретали не сами писаные тексты Книги, а их толкования теми или иными учителями веры, поиски скрытых смыслов и тайных посланий. Доходило до того, что некоторые учителя проповедовали в состоянии исступления, в которое вгоняли себя различными отварами из трав и воскурениями из грибов; то же и пророки, которых явилось множество. Манерой этой они заразились в Бабилоне, но долгое время она осуждалась и существовала подспудно; теперь же – торжествовала. Говорят, это связано с деяниями рабби Хиллеля Бабилонянина, бывшего при Ироде и Архелае начальником синедриона – он-де покровительствовал подобным извращениям Закона, поскольку и сам проникнут был духом тайного бабилонского язычества. Не знаю, не могу судить, вина это его или грех оплошности – но да, именно при нем прежде суровая вера (дух которой пытались, но не сумели сохранить саддукеи) напиталась площадным фокусничеством, многозначительными намеками, туманными мечтами, суевериями – и нервным ожиданием незначительных чудес. Муж мой за время обучения в асайской школе (а асаи при всей их, казалось бы, праведности и приверженности традициям без должных снадобий колен не преклоняли) проникся отвращением к этой практике и передал его и мне, и отчасти Иешуа.
Но кроме вопросов именно веры, изменялись, и подчас весьма резко и не всегда обоснованно, толкования Закона относительно личной жизни, разного рода отчислений, налогов и пошлин, браков и разводов, факта и состава преступлений, определения вины, возмещения урона и наказания преступника. Я упоминала, кажется, что жители Иудеи и в меньшей степени Самарии были возмущены деяниями первосвященника Иосифа Каменного и его тестя Ханана? Так вот, если при Ироде все отчисления с человека не могли превышать одной десятой его доходов и во многих случаях были меньше, то теперь нормой была треть, а с некоторых бедных брали более половины. Храм при Пилате – после злополучного восстания рекрутов – стал единственным откупщиком на территории провинции, и его мытари отлично знали меру, но не знали пощады…[21]
При этом Ирод выстроил город и практически заново возвел Храм; эти же лишь восстановили сгоревшие галереи, а про строительство нового водопровода я недавно рассказала. Зато пышность дворца первосвященника превосходила все возможности любой человеческой фантазии. Размерами не уступавший дворцу Антипы, он расположен был близко к простому народу, в Нижнем городе, рядом со старым водопроводом, из которого питались фонтаны, бассейны и купели этого дворца (на что уходило две трети воды, и лишь треть поступала остальным жителям), и имел весьма скромную приемную, куда допускались посторонние. Все же остальные помещения утопали в роскоши, отделанные панелями из благоуханного розового дерева, золота и слоновой кости, полы были из бесценных мозаик, потолки затянуты шелком и виссоном. Повсюду струилась вода, свисали ветви и стебли неведомых растений, в огромных вольерах пели птицы. Нет, даже я, видев все это, не нахожу достойных образов для повествования. Роскошь бесстыдная, выпирающая из всех щелей. Местами было красиво, местами безобразно; некоторые залы напоминали пещеру разбойников, в которой грудами свалено награбленное. Угощение же было еще более роскошным и еще менее описуемым, потому что названий многих яств я не знала в тот день и никогда более ни с чем подобным не встречалась.
Впрочем, я и не попробовала ничего: вслед за братом я попросила простой воды, ячменной каши и овечьего сыра…
Ну и, возвращаясь к якобы всеобщему добровольному подчинению. Нет, всеобщим добровольным оно не было. Большинство – да, большинство приникло к Иешуа радостно и охотно; но было немало и тех, кто отказывался признавать его как нового царя, решающего все в городе и стране. Довольно скоро стало понятно, что среди этих людей немало не только честных упрямцев, но и тех, кто так или иначе примыкал к городским разбойникам, предводимым бывшим стражницким начальником Архелая эдомитянином Касом, и другим разбойникам, обложившим данью языческие кварталы и зерновые рынки, что по Иоппийской дороге. Близость легионерского лагеря их как-то не особенно смущала.
Когда стало понятно, что добрые разговоры ни к чему не приведут, в дело пошли апостолоны Сыновей Грома и Неустрашимого. Касу удалось бежать в Эдом, но вся его шайка была разгромлена – днем и при полном попустительстве городской стражи. Потом, ночь за ночью, разбившись на пентоны, воины обшаривали те дома, дворы, лавки, притоны и даже общественные здания, где могли укрываться разбойники. Буквально за десять дней было покончено с разветвленной шайкой Каса, и это так напугало прочих, что они и думать забыли про свои разбойничьи дела и про нашептывания на углах и на рынках.
Тех же, чье неприятие царя объяснялось лишь упрямством или послушанием священникам, Иешуа трогать запретил. С Храмом следовало разбираться медленно и аккуратно.
Пока же он готовился к свадьбе…
21
Налоговая система во времена Пилата и Ханана была нарочито сложна и запутанна. Казалось бы, со взрослого мужчины-налогоплательщика Законом положено было взымать лишь два обязательных налога: на Рим в размере 1 динария в год и на Храм в размере 0,5 шекеля серебра, т. е. примерно 2 динария. Однако число косвенных налогов, пошлин и обязательных платежей превышало три сотни, и разобраться в них мог только специально обученный чиновник.