Страница 33 из 68
Зато он велел Иешуа обучать меня всему тому, чему научился сам. Так и я начала читать и писать.[13]
Архелай между тем почти удалился от дел. Хоть ему и удалось установить в стране покой и порядок, но вот вернуть либо заново завоевать доверие и любовь подданных он не мог, да и не пытался. Он оставил Иерушалайм под властью первосвященников (которых поменял двух или трех, я точно не помню; кажется, все они были из рода Боэта, то есть братья, родные или двоюродные, младшей Мариамны), а сам поселился в небольшом уютном поместье под Иерихоном, в тени пальмовой рощи, среди каналов и фонтанов. Поместье называлось Архелаидой. Раз в год, а когда мог, то и реже, он встречался с братьями и сестрой. На этих встречах все внимание присутствующих уходило на то, чтобы чего-нибудь случайно не съесть или не выпить.
Вообще он очень хорошо отстроил и благоустроил Иерихон – почти так же, как в свое время Ирод отстроил Себастию. На месте разоренного и полуразрушенного во времена бунта дворца встал новый, семижды краше. К городу подвели воду из горных ключей. Всю долину засадили пальмами, дававшими масло и волокно.
Но Иерихон был саддукейский город, и все, что было хорошо здесь, слыло отвратительным в Иерушалайме и других городах.
Еще он женился на Глафире, вдове своего брата Александра. Не помню, упоминала ли я об этом, но Глафира отличалась какой-то особенной красотой, губящей мужчин. Сначала погиб Александр; после она вышла за ливийского царя, но и он умер. Вернувшись в отчий дом, она случайно встретилась с Архелаем (а до этого, так случилось, они не встречались ни разу); тот воспылал страстью и взял ее в жены, даже расставшись ради этого с прежней своей женой.
Древний Закон не только не осуждал, но даже повелевал братьям жениться на вдовах своих братьев – дабы не пресекался род. В сравнительно недавние времена фарисеи стали учить, что деяние это – грех, сходный с кровосмешением. Глупо, скажете вы? И я отвечу: да, конечно, глупо. Но многие ли неразумные станут ценить закон, подобный старой разношенной обуви, которая не трет и не давит?.. Впрочем, вряд ли бы люди решились осудить этнарха, не будь брошенная его жена дочерью Шломит. А так – и шептуны на рынках и углах, и старые равы в деревенских синагогах в один голос, буквально одними словами…
Императора забросали жалобами. Понимая, что ничего доброго из этой грязи родиться не сможет, он вызвал Архелая к себе. Глафира поехала с ним, хотя вполне могла бы остаться.
Император ознакомил Архелая с некоторыми из доносов и спросил, что бы сам Архелай сделал с человеком, вызывающим – заслуженно или нет, неважно, – такую ненависть? Архелай сказал, что казнил бы его, не задумываясь о степени вины. Император с ним согласился, но поправил: поскольку-де может выявиться смягчающее обстоятельство, то казнь пусть пока повременит, а виновный – поживет в далекой ссылке, где про него забудут.
Местом ссылки Архелаю определили Галлию.
Глафира посчитала виновной во всем себя – то есть свой злой рок, губящий ее мужчин. Она легла в ванну и вскрыла вены на обеих руках. Ее пытались спасти, привезли врача, но ничего не получилось. Родственники захотели скрыть факт самоубийства, объявив, что она умерла от нервной горячки. Но рабыня-нубийка, помогавшая лекарю, позже рассказала все, как оно было на самом деле.
Архелай умер в ссылке спустя семь или восемь лет. Тело его привезли в Иродион и похоронили в фальшивой Иродовой гробнице. Мне в этом видится бессмысленная насмешка рока.
Совсем скоро после новоселья к нам приехал Оронт.
Он вновь был в предпочтении, на этот раз у Марка Колония, префекта[14] Иудеи. Иудея стала частью провинции Сирия и управлялась теперь уже исключительно римлянами. Колоний жил то в Антиохии, то в Кесарии, наведываясь в Иерушалайм лишь изредка, но царский дворец, свою резиденцию, содержал отменно, и Оронт снова был дворцовым садовником и имел в подчинении семь сотен работников и рабов. Собственно содержание сада он взвалил на учеников, а сам ездил по миру в поисках необыкновенных цветов и деревьев.
К тому времени мы прожили в Александрии почти два года, и – я уже говорила, кажется? – это были легкие и простые годы. Но когда Оронт, почему-то смутившись, сказал, что мы можем вернуться, а дом наш исправлен после запустения, и слуги ждут, и родственники ждут тоже – тут родители мои обнялись и заплакали, а глядя на них, заплакали и мы с Иешуа. Хотя мы-то никогда не видели этого дома…
Но пришлось немного повременить, потому что маме нужно было родить маленького Зекхарью, а потом отдохнуть. Мы тронулись в путь четыре месяца спустя, весной, на корабле. И мне, и Иешуа очень понравилось плыть по морю, берега не было видно, мерно всплескивали весла. Вслед кораблю летели чайки; дельфины обгоняли нас и возвращались. Луна была необычно маленькая, такой она никогда не бывает над сушей, и голубая. Ночью мы тоже плыли вперед, хотя обычно по ночам корабли стоят.
В Иоппию мы прибыли на рассвете дня, отец нанял прямо в порту две повозки, и к вечеру мы уже были в Еммаусе, и там стоял наш дом и ждал нас с открытыми дверями. В дверях со светильником в руках сидела кухарка Фамарь…
А в доме нас ждали тетя Элишбет и Иоханан.
И опять же: все радостное забывается скоро, все горестное помнится вечно. В памяти моей бело-розовое пятно размером в полгода, как будто бы ничего не было, а на самом деле – было, и было хорошо. Но осенью маленький Зекхарья – он уже начал ходить на четвереньках – вдруг заболел, покрылся коростой и умер. А волшебного масла не осталось в пузырьке…
Мне снова придется забежать вперед, довольно далеко – в год, когда на римском троне уже прочно утвердился беззлобный Клавдий, взнесенный туда не без помощи внука Ирода, Агриппы, который вскоре после того стал последним царем. Я тогда звалась Черной Вдовой, или Слепой Смертью, и у меня был отряд в шесть десятков всадников, и мы держали в страхе весь юг Галилеи и все приозерье, стараясь не трогать римлян, но солдатам и стражникам Антипы пощады не было, как не было пощады тем, на ком не высохла кровь моих родных…
В тот раз мы захватили, пытали и в конце концов убили человека, имени которого я не назову, потому что не хочу, но это из-за него чуть не началась война между Галилеей и Самарией. Потом говорили, что он был простым паломником. Смешно. Простые паломники не ездят в окружении дюжины вооруженных охранников, и из-за них не начинаются войны и не горят деревни.
Некоторые из охранников разбежались; их не преследовали. Во врагах следует поощрять трусость.
От этого человека я узнала много всего, что позволило мне новыми глазами посмотреть на прожитую жизнь и понять то, что я не могла понять до тех пор. Может быть, где-то в своих умственных построениях я ошибаюсь и вижу смысл там, где ничего нет. Может быть. Теперь уже не проверить.
Принято считать, что движение каннаев, или по-гречески зелотов, и то и другое означает «ревнители», создали молодые фарисеи, которые после подавления волнений в Иерушалайме ушли на север, к Иегуде бар-Хизкийяху. На самом деле это был всего лишь выход ревнителей на поверхность событий, поскольку прежде все свои дела они старались делать исподтишка. Организовалось же оно во времена парфянского владения, еще до появлении Ирода на престоле. Многие говорят, что оно возникло еще раньше и что-де Маттафия Маккаби был «первым каннаем»; я думаю, что это естественное стремление казаться больше, чем ты есть, но и только.
Ревнители всегда делились на две очень неравные группы: фанатическая молодежь либо люди без возраста, но не допущенные к тайнам (они называли себя «цорек», красный виноград – в отличие от зеленого винограда, то есть всего остального Израиля; римляне по созвучию звали их «сикариями», то есть кинжальщиками; согласитесь, смысл различный) – и небольшая группка начальников-хашидов, людей без чести и принципов, отлично знающих и понимающих, к чему они на самом деле стремятся – и ради достижения цели готовых положить мертвыми половину народа, а то и весь народ. Вы скажете, что ничего нового в этом нет? Допускаю, что вам виднее, но я вот не припомню больше, чтобы так бесстыдно и бессовестно заставляли служить своим целям веру людей в Бога, да что там – служить заставляли самого Бога…
13
К сожалению, нигде нет даже намеков на то, где и когда Дебора получила дальнейшее образование – хотя несомненно, что получила, и очень хорошее. А.П. Серебров высказал предположение (исходя из владения реалиями, особенностей сказовой речи и т. д.), что это произошло в Египте и, скорее всего, в Александрии. В пользу этой гипотезы говорит и упоминавшееся «повторное бегство в Египет».
14
Позже, при императоре Клавдии, полномочия римского управителя в Палестине были расширены до прокураторских. Строго говоря, ни Колоний, ни Пилат, ни прочие управители до Куспия Фада (44–46 гг.) прокураторами не были.