Страница 24 из 27
Акула была большая и красивая. Она напоминала «феррари» среди рыб. Ее формы казались совершенными. Идеальность дизайна нарушал только огромный рот, усеянный натыканными вкривь и вкось зубами. Еще меня поразил контраст между черной спиной и белым брюхом. Я не думал до этого, что большая белая акула окрашена почти как дельфин.
Через несколько минут появились две другие акулы. Настал черед девчонок. Они по очереди залезали в клетку и любовались акулами. Потом еще несколько раз мы забирались вместе и поврозь. В общей сложности мы увидели примерно пять или шесть акул. Самая маленькая была, наверное, метра три. Они все-таки умудрялись хватать куски тунца, и тогда начиналась борьба. Акулы переворачивались на брюхо, выпрыгивали из воды, дергали канат изо всех сил. В конечном итоге капроновая веревка не выдерживала, острые как бритва зубы разрезали ее, и акула уплывала, глотая огромные куски тунца вместе с веревкой. Так они съели всю наживку. В отсутствие наживки акулы быстро потеряли интерес к нам и уплыли. Делать было нечего, мы завели мотор и направились обратно к берегу.
Мы подавленно молчали, углубившись в свои переживания. Первое возбуждение прошло, и мы начали делиться впечатлениями. Выяснилось, что мы провели в море около четырех часов. Мне же казалось, что прошло не больше часа. Мы были довольны поездкой. И еще очень гордились своей смелостью. Да, это был смелый поступок. Особенно со стороны девочек. Осталось сказать сакраментальное – усталые, но довольные, мы возвращались домой (то есть в отель).
Теперь я полон впечатлениями от встречи с большой белой акулой и мои прошлые неубедительные рыбалки полностью перечеркнуты новыми, свежими и яркими переживаниями.
А.К.
ВЕКСЕЛЬБЕРГ. НЕБИБЛЕЙСКИЙ ПАТРИАРХ
Виктор Вексельберг входит в десятку богатейших людей России. Не так давно он купил коллекцию яиц Фаберже, о чем сообщили буквально все. Между тем ни в одной из публикаций не было собственно оригинального и большого интервью с героем. Мы, как водится, исправляем ситуацию. Причем интервью у своего друга Вексельберга взял Альфред Кох – это его официальный дебют в жанре.
Я его знаю уже десять лет. По нашим временам это срок. Несколько раз мы друг другу в жизни крепко помогли, и с тех пор вот так повелось, что – дружим. Внешне он напоминает библейского патриарха. Авраам, Исаак, Иаков… Седина, борода. Черные ресницы резко выделяют на бледном лице живые глаза. Он все время щурится, а рот спрятан под усами. Не поймешь, то ли он смеется, то ли плачет. Он думает, что проницателен, поэтому часто очень пристально на тебя смотрит и молчит. Причем долго. Разговаривать с ним тяжело, а уследить за его мыслью – еще сложнее, потому что она ветвится, уходит куда-нибудь, потом возвращается, ведь он никогда не забывает темы вопроса. Часто я ему подыгрываю, когда он играет олигарха, потому что знаю – ему эта игра нравится. В жизни и в бизнесе он легкий, мягкий человек. Всем сразу говорит – нет. Потом ты объясняешь, что хочешь ему предложить, и только тогда он уже думает над тем, что ты сказал. Это первое «нет» – видимо, условный рефлекс, некий фильтр. Если ты не смутился и преодолел это «нет», значит, ты по меньшей мере достоин того, чтобы тебя выслушать.
– Сразу предупреждаю. Интервью – не на злобу дня, мы – о вечном. Итак, вопрос: как же все-таки? Живем для работы или работаем для жизни?
– У каждого по-разному. (Пауза. Вздох.)
– Можно ваш умный вздох расценить как ответ, что умом-то я понимаю, что надо работать для жизни, а не наоборот. Но – вот так получилось…
– Нас просто этому не учили, понимаешь, никогда не задумывались. Получается ерунда… Знаешь, я думаю, что это некорректно поставленный вопрос. Такая штука, которую нельзя разделить.
– Подожди. Вот работа, как добывание средств к существованию, закончилась. Можно остановиться – и это никак не скажется на уровне жизни уже до самой смерти. Даже если пополам поделить.
– Безусловно. Уже давно. Причем реально давно.
– Тогда остается работа как что?
– Ну, как многое – как средство самореализации, как средство…
– Смотри. Журнал «Форбс», по-моему, список 500 миллиардеров печатает, и последние уже не миллиардеры – там чего-то они 600 или 700 миллионов имеют. 500 человек всего. Ну пускай нелегально, наркобароны или бандиты какие-нибудь из Средней Азии – еще 500. Вот, всего 1000 человек. Из 6 миллиардов населения планеты. Дальше куда? Чего это ты еще там сам себя реализуешь?
– Вопрос понятный. Говорят – трудоголик и так далее. Я тоже задавал этот вопрос. Я безболезненно не вижу возможности перейти в другую форму существования. Во-первых, мне это нравится. Я себя убеждаю в том, что мне это нравится. Во-вторых, результатами моего труда являются заведомо не только деньги. Хотя деньги при всей материальности мира, в котором мы живем, являются фактическим мерилом этого результата.
– Всеобщий эквивалент. Где-то я уже это слышал. Глубокая мысль.
– Это не я сказал. Я по образованию системщик. Я искренне благодарен тем учителям, которые меня научили системно мыслить. И в процессе своего труда мне нравится строить какие-то новые системы. В какой-то мере для меня это творческий процесс. Это широкий спектр вопросов, который тебе приходится ежедневно обсуждать, все время – что-то новое. Это интересно. И немаловажен еще такой фактор, как круг общения. Все-таки мы живем же в социуме определенном, то есть сталкиваемся с людьми, и работа тебе дает возможность все время расширять этот круг общения.
– То есть ты на самом деле сейчас работаешь просто для удовольствия?
– Да. Причем частично даже на уровне физиологическом. Может быть, с возрастом приходит, но для меня это как некоторый формат физической нагрузки. Вот я знаю, что мне утром надо встать и пойти на работу. Вот если бы у меня работы не было, я бы не встал.
– По ходу этой деятельности приходится конкурировать, кого-то разорять, обскакивать, вытеснять с рынка, лишать состояния, бизнеса. Тоже люди вроде, у них свои семьи, они тоже это удовольствие должны были получить. Это не дорогая цена за твое удовольствие? Когда это необходимость, когда это битва за кусок хлеба, за место под солнцем – тогда это оправданно, потому что есть некий социальный дарвинизм. А когда это просто удовольствие…
– Не, я вот тут с тобой не согласен. Потому что, преломляя твой вопрос к себе, как я отношусь к конкурентной борьбе и что могу сказать о людях, которые в отношении меня предпринимают какие-то там усилия – с разорением, вытеснением, уничтожением меня и так далее? Их действий я же отменить не могу! Здесь уже есть элемент спорта. Я очень люблю достойных противников. Для меня это непреодолимо.
– То есть это как бы фехтование, только шарики на конце рапиры отвинтили. И уже каждый такой укол – в кровь…
– Неправильная аналогия! Не имеет никакого отношения! Это диалектика. Потому что если бы рядом не было таких «злых» людей вокруг тебя, то вот то, чем ты мотивирован, рано или поздно постепенно бы скукожилось. Пропал интерес… А так – адреналин. Кто кого. Ну, ты понимаешь…
– Нет, я хочу сказать – это не спорт. Потому что цена – это не проигрыш, цена – это судьба… А то и жизнь.
– Нет, конечно. Это, конечно же, не жизнь. Мы все не умираем, мы не разоряемся. Просто проигрываем или выигрываем…
– Или оказываемся в тюрьме.
– А вот это уже из другой оперы.
– Извини, это реалии нашей жизни.
– Это из другой оперы, и если ты затрагиваешь эти аспекты, то, поверь мне, наверное я не могу вспомнить ситуации, когда я прибегал, скажем, к таким методам.
– Ну так твои конкуренты против тебя прибегали.
– Ну это дело уже каждого конкретного человека.
– Я понимаю. Но просто ты же должен понимать, что бежишь не по гладкому стадиону, где все играют по заранее заданным правилам, и что цена удовольствия может стоить тебе жизни.