Право быть

— А другие горожане знают, как спасаться от дурных мыслей?

— Многие знают, — подтвердил капитан. — Только не жуют эту пакость.

— Почему?

— Потому что после нее долго мучишься жаждой. Значит, смолка отбирает у тела влагу, в том числе и ту, что поступает вместе с дыханием? Интересное свойство. Ты слышала о таком, драгоценная?

«Когда-то давно, а может, совсем недавно… Есть много способов избавляться от избытков влаги в теле, любой мало-мальски хороший лекарь приготовит тебе отвар нужного свойства, но, конечно, какие-то средства будут сильнее, какие-то слабее. То, чем угостили тебя, явно было выпарено из уваренной смеси древесных и травяных соков, причем не слишком очищенных, но похоже, действует как нужно».

Да, я доволен. По крайней мере в голове больше нет никакого дурацкого беспорядка, и надоедливый хор умолк.

«Хор?»

Ну да. Со вчерашнего вечера у меня постоянно возникало ощущение, что в сознании звучит несколько десятков голосов, каждый из которых говорит о чем-то своем, но самое мерзкое начиналось, когда они в какой-то момент вдруг находили общую тему. Можно было оглохнуть. Зато теперь думать стало намного легче.

— Благодарю за помощь.

— Какая уж помощь! — усмехнулся капитан, — Через пару дней не только «спасибо» не скажете, а проклянете до седьмого колена!

Пугающая перспектива, но раз уж штаны все равно закатаны и первый шаг в воду сделан, остается пройти брод до конца.

— Хорошо, подожду с благодарностями, а пока вернемся к делам. Почему вы объявили убийцей хозяина гостевого дома?

— Он подходит на эту роль не хуже прочих.

— То есть у вас нет уверенности в его вине?

Капитан жестом предложил мне следовать за ним и когда мы, видимо, удалились достаточно от ближайшей стены, ответил:

— Мне все равно, кто на самом деле убил скотогона.

Вот так-так! Хочется скривиться и сплюнуть, как будто куснул незрелое яблоко.

— Не красящие вас речи.

— Я служу в городской страже уже девятнадцать лет, через год меня отправят в отставку, и нужно будет искать средства для пропитания, а Тарри делает все для того, чтобы сгноить свое хозяйство. Даже о дочери не думает. А если его повесят за убийство, дом пойдет на продажу и… Скрывать не стану: собираюсь прикупить и обосноваться в нем после отставки. Через этот город всегда проезжает много людей, и уж на мой век постояльцев хватит.

Честное… нет, не признание. Он же не оправдывается и не бахвалится, а просто говорит, что думает. Принять сторону стражника трудно, но и осудить не получается. Гостевой дом и правда еле-еле дышит, может быть, доживает последние месяцы, а хозяин из одного только упрямства остается в городке, все глубже и глубже увязая в трясине безысходности. Он ведь уже не думает об отъезде, потому что за ветшающее хозяйство никто не даст хорошую цену. Он сидит в пустом сыром доме и ждет исполнения несбыточного желания. Вернее, ждал до сегодняшнего дня.

Обрадовать стражника новостью, что дуве Тарквен хочет признать свою вину? Нет, пожалуй, не буду торопить события, они сами знают, когда им происходить.

— Почему вы все это мне рассказали?

— Умные люди говорят, что с Мастером не нужно лукавить. Если вы почуяли неладное в воздухе всего лишь после нескольких часов знакомства с туманом, то угадать мои корыстные намерения вам и вовсе не составило бы труда.

Эх, капитан… Ты хоть и утверждаешь, что никогда не верил чужим рассказам о Мастерах, но в глубине души так и остался ребенком, готовым раскрыться навстречу чудесам мира. Вряд ли твое желание обзавестись доходом на старости лет было для кого-то секретом, ты выбрал жертву и терпеливо выжидал удобный случай захлопнуть капкан. Ты не стыдишься своих деяний, это верно. Но все же торопишься о них рассказать, и кому? Человеку, который через несколько дней уберется восвояси. Человеку, который, по твоему разумению, может очень многое, но не станет ничего делать, если только… Если его нарочно не попросят о помощи.

— Вы честный человек.

— А зачем обманывать? Тарри ведь наверняка просил у вас защиты и понарассказал обо мне всякого.

Значит, капитан все же немного трусил? Хотя можно ли считать трусостью стремление самому признаться в неблагих поступках, не дожидаясь, пока в роли осведомителя выступит людская молва?

— Я не собираюсь его защищать. Стражник удивленно замедлил шаг.

— Но… Он же не хочет, чтобы его…

— Повесили? Как раз хочет.

— Хочет?!

Мне думалось, что следующими словами капитана должно стать оскорбленное: «И вы молчали?!» — но мой провожатый смог перебороть прилив смешанных чувств и промолчать.

— Судя по всему, дуве Тарквен устал ждать возвращения супруги и желает поскорее закончить свое существование.

— Вот ведь как бывает… Я и не думал, что мне под конец жизни все же повезет.

Конечно. Признание хозяина гостевого дома открывает перед капитаном большое будущее. Но мне такое будущее, пусть и чужое, не нравится. Совсем.

— А вам не кажется, что было бы нечестно казнить невиновного, оставив настоящего убийцу безнаказанным?

Стражник возмущенно фыркнул, но далее последовала не долгая и страстная речь об установлении справедливости и исполнении законов, а нечто совершенно неожиданное:

— Не надо, не стыдите лишний раз. Я все понял. Вы хотите защитить вовсе не Тарри. Вы хотите защитить меня.

И в мыслях не было! Да и от чего я могу уберечь капитана городской стражи? Разве что от мук совести, которые непременно его настигнут рано или поздно. Но если к тому времени гостевое хозяйство расцветет пышным цветом, а по двору будут бегать ребятишки, разве не стоит это душевных мучений?

— Капитан…

— А знаете, я ведь едва не сорвался. И смолка не спасла бы. Услышать, что Тарри самолично готов подставить шею в петлю, и не броситься мылить веревку… Почему я остался здесь с вами, а, Мастер? Почему устоял перед соблазном?

Потому что ты, в сущности, хороший человек, даже если придерживаешься другого о себе мнения. Потому что тебе искренне жаль видеть, как разрушается то, что могло бы приносить доход, причем разрушается не по каким-то серьезным причинам, а по дурости отчаявшегося влюбленного. Потому что тебе нужна победа, но не такой ценой.

Но Пресветлая Владычица, как же мерзко я себя чувствую!

«Ты чем-то недоволен? Разве все не идет замечательно?…»

Идет. И нам пора идти, пока не продрогли до костей в этой слепой пелене.

— Когда-нибудь вы сами ответите на свой вопрос, капитан.

А сегодня… Может, все-таки попробуем найти настоящего убийцу?

Мертвое тело лежало там, где его нашли, окоченевшее и мокрое частично от крови, частично от тумана, при соприкосновении с любой поверхностью рассыпающегося мелкими водяными каплями.

— Что о нем известно? Капитан пожал плечами:

— Немного. Такой же скотогон, как и все прочие.

— Но вы можете установить, он хотя бы отправлялся на север или возвращался?

— Это имеет значение?

Понимаю, никто и не собирался расследовать совершенное душегубство, если бы не мое нелепое вмешательство. Но раз уж так получилось, надо попробовать сделать все по правилам.

— Во втором случае его могли бы убить из-за денег.

— Верно. — Стражник перешагнул через мертвеца, чтобы оказаться рядом со мной. — Но у этого денег при себе не было. Гол, как сокол, что называется.

— Только собирался на заработки? — Да.

Зачем кому-то понадобилось убивать бедняка? Зачем вообще люди убивают друг друга? Затем, что видят в себе подобных препятствие, мешающее получить деньги, власть или любовь, а иногда убивают для того, чтобы потешиться или утешиться. Молодой скотогон украл чью-то возлюбленную, жену или дочь? Узнал что-то тайное, помогающее обрести власть над другими? Помешал кому-то стать обладателем звонких монет?

Вероятен каждый из трех путей, способных привести к насильственной смерти. И чтобы выяснить, по какому из них шли убийца и убитый, нужно и самим пройтись по тем истоптанным дорогам.