Обезьяна и тигр

— Я должен признать, — степенно кивнул судья, — что ситуация сложилась, мягко говоря, далеко не веселая.

— Я счастлив, что, наконец, вы это заметили, судья, — мрачно проговорил господин Минь.

— Однако, — продолжил судья Ди, — эта усадьба выстроена, как маленькая крепость. Если вы раздадите беженцам оружие, мы сможем…

— Уж конечно, мы тоже подумали об этом, — оборвал его господин Минь. — Желаете, перечислю оружие, что имеется в нашем распоряжении? Две ржавые пики, четыре охотничьих лука с дюжиной стрел и три меча. Прошу прощения, четыре меча, считая ваш, что лежит там на столике.

— Лет сто назад, — сказал управляющий, — наша семья держала здесь целый арсенал вместе с двумя десятками молодцев в качестве постоянной стражи. Но все эти дорогостоящие меры предосторожности были, конечно, отменены, когда построили крепость. Итак, судья, вы видите, что…

Он оглянулся. К столу большими шагами подошел долговязый слуга.

— Я сказал привратнику заменить меня на сторожевой башне, — почтительно обратился он к господину Миню. — Повар сообщил мне, что рисовая каша для беженцев готова.

— Сорок шесть лишних ртов, — угрюмо поведал судье господин Минь. — Я сам сосчитал их всех — мужчин, женщин и детей. — Он тяжело вздохнул и обреченно добавил: — Ладно, пойдем.

— Не лучше ли, сударь, сначала показать судье его комнату? — спросил управляющий. — Ему необходимо переодеться.

Господин Минь мгновение колебался, прежде чем ответить:

— Это решать моему брату. Он здесь хозяин. — Повернувшись к судье, он продолжил: — Если вы, сударь, позволите вас оставить на некоторое время, я с Янем и Ляо позабочусь о том, чтобы накормить беженцев. Видите ли, все слуги сбежали отсюда, как только услышали о появлении разбойников. Остались только привратник, да пожилая супружеская пара, которую я привез с собой из города. Так что вы понимаете, что никак невозможно оказать вам подобающее вашему положению гостеприимство, однако я…

— Да-да, конечно! — поспешно оборвал его судья. — Обо мне не беспокойтесь! Я посплю на этой скамье, и мне…

— Это решать моему брату, — твердо повторил господин Минь.

Он встал и удалился в сопровождении Яня и слуги.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Судья Ди налил себе еще чашку чаю. По прибытии он представился окружным судьей, чтобы не ставить в затруднительное положение своего невидимого хозяина; даже самый крупный землевладелец придет в замешательство, не зная, как должным образом принять столичного чиновника его нынешнего ранга. Теперь, будучи посвящен в тяжелую здешнюю ситуацию, он был еще более доволен, что не открыл свой истинный статус.

Он осушил чашку, поднялся и подошел к двери. Встав на крыльце, он оглядел двор, который сейчас был освещен множеством дымящих факелов. Управляющий и слуга стояли у огромного железного котла, деловито наполняя кашей миски выстроившихся в очередь беженцев. Господин Минь руководил, время от времени грубыми окриками призывая крестьян не толкаться. Половину присутствующих составляли женщины и дети, в том числе сущие младенцы. Никак невозможно бросить этих несчастных в лапы разбойникам. Летучие Тигры на месте перережут мужчин, старух и младенцев, а юношей и девушек заберут с собой, чтобы продать в рабство. Надо что-то делать. Яростно пощипывая бороду, он с горечью думал, как относительно мирское могущество. Он, Верховный судья Империи и председатель столичного суда, насмешкою судьбы вдруг превратился в беспомощного странника!

Он развернулся на пятках и, войдя в холл, направился к маленькой конторе по левую руку. Усевшись в глубокое кресло, он скрестил на груди руки в широких рукавах и поднял глаза на выцветший пейзаж, что украшал стену напротив. Расписанную панель ограничивали два свитка с начертанными самобытным, отчетливым почерком классическими цитатами. Та, что была справа, гласила:

«Вверху Властитель правит царством,

согласно Повелению Небес».

Ей вторила другая цитата:

«Внизу крестьяне — основанье Государства,

согласно месяцу возделывают землю».

Судья Ди одобрительно кивнул. Он продолжал сидеть, глядя прямо перед собой. Вдруг он выпрямился в кресле, выпростал руки из рукавов и ближе придвинул свечу. Наклонив фарфоровый сосуд с водой, он капнул на графитную плитку, явно предназначенную для разведения туши. Затем он выбрал в лакированной шкатулке палочку угольно-черной туши и натер изрядную порцию, все это время не выпуская из памяти мысль, которую решил записать. Он взял несколько листов плотной тряпичной бумаги домашней выделки, что лежала рядом со счетными книгами, выбрал кисточку и написал своим четким почерком официальное сообщение. Закончив, он несколько раз скопировал текст.

— Будто в школе рисую строчки, — бормотал он с легкой улыбкой на губах.

Приложив к каждому листу государственную печать, которая всегда находилась при нем, на шелковом шнуре подвешенная к поясу, он трубочкой свернул бумагу и убрал в рукав.

Откинувшись в кресле, он прикидывал шансы на успех. От длительной скачки все тело его онемело и болела спина, но разум оставался начеку. Внезапно в голову судье пришла мысль, что впервые с тех пор, как он покинул Бэйчжоу, его покинула душевная вялость. Каким дураком он был, позволив мрачным думам овладеть собой. Он должен действовать. Именно этого ждут от него оставленные в Бэйчжоу мертвецы — старый преданный советник Хун и женщина с Врачебной горы. Он должен придумать, как спасти обитателей усадьбы. Если его основной план сорвется, он всегда может отправиться к разбойникам, раскрыть перед ними свое подлинное лицо и пообещать выкуп, в несколько раз превосходящий те двести золотых, кото-рые они требуют у помещика. Это предполагает весьма неуютное времяпрепровождение в качестве заложника с возможностью лишиться ушей или пальцев, которые отрежут негодяи, чтобы ускорить переговоры. Впрочем, он знал, Как обращаться с этими мерзавцами. Во всяком случае, это был самый надежный путь к успеху. Он встал и снова вышел в холодный двор.

Беженцы шумно и жадно поедали свою кашу. Он походил среди них, пока не обнаружил паренька, которому доверил своего скакуна. Видя, что мальчишка уже опустошил миску, судья попросил его показать конюшню.

В открытом загоне порывистый северный ветер ударил им прямо в лицо. Здесь никого не было. Судья отвел парнишку в угол, где стена защищала от ветра, и долго говорил с ним. В конце концов он задал вопрос и, когда мальчик нетерпеливо кивнул, вручил ему свитки, похлопал по спине и сказал:

— Я на тебя полагаюсь!

После чего судья Ди вернулся во двор усадьбы. Господин Минь стоял у подножья лестницы, медущей ко входу в главное здание.

— Я повсюду ищу вас! — сварливо закричал он судье. — Мой брат просит прийти вас сейчас, до ужина.

Минь проводил его внутрь и наверх по широкой лестнице, которая начиналась у входа в зал. Они поднялись на большую полутемную площадку второго этажа. Несколько дверей вели, вероятно, в семейные покои. Господин Минь деликатно постучал в ту, что была слева. Дверь приоткрылась, и показалось старушечье лицо, покрытое густой сетью морщин. Минь что-то шепнул женщине. Дверь отворилась пошире. Минь знаком показал судье следовать за ним.

В душной, слишком натопленной комнате висел тяжелый дух лекарственных трав. Он шел из дымящегося кувшина, стоящего в дальнем углу на большой бронзовой жаровне. Жаровня была доверху наполнена горящими углями. Скромно обставленная комната ярко освещалась двумя высокими медными канделябрами. Заднюю ее часть полностью занимала гигантская эбеновая кровать с замысловатой резьбой. Тяжелые парчовые занавеси балдахина были распахнуты. Господин Минь предложил судье кресло у изголовья кровати; сам он присел рядом на низкую скамеечку. Старуха осталась на ногах; ее сцеп ленные руки скрывались в широких рукав, темно-серого платья.

Судья Ди смотрел на старика, взиравшего него с подушки тусклыми, воспаленными глаза ми. На ввалившемся, глубоко изрезанном морщинами лице глаза казались неестественно велики. Беспорядочные седые пряди падали на высокий, влажный лоб, клочковатые усы свисали над тонким, плотно сжатым ртом. Спутанная белая борода лежала на толстом шелковом одеяле.