На острие

– Значит, он сейчас где-то там? – спросил Кальдер, показывая на гору склона на дне долины.

– Да. Они нашли снегоход, но никаких следов тела не обнаружили. Там очень глубокий снег. Не менее сорока метров. А щупы имеют длину всего лишь двадцать. Во второй день поисков я помогал спасателям. Но мы ничего не нашли. Поиски прекратились на четвертый день.

– Когда снег растает?

– На это уйдет порядочно времени. – Нейт посмотрел на небо, заглянул в ущелье, где лежала глубокая тень, и добавил: – Там почти не бывает солнца. Снег растает примерно в июне.

– Значит, вы участвовали в поисках?

– Не с самого начала. Я уезжал в Юту на встречу с друзьями, а когда вернулся, то увидел, что влип в историю. Мы не должны были отпускать его одного.

Кальдер еще раз окинул взглядом долину и стал спускаться по склону. Со времени схода лавины прошел снег, и то, что здесь произошло, можно было представить лишь в самом общем виде. Он понимал, что после того, как множество людей тщательно прочесали эту местность, ему вряд ли удастся что-то найти. Ближе ко дну ущелья он увидел следы каких-то животных.

– Кто это? – спросил он у Нейта.

– Койоты, – ответил тот, бросив взгляд на следы.

Кальдер с содроганием представил, что может произойти. Но если натасканные на поиск людей собаки спасателей не нашли тело, то вряд ли это смогут сделать волки.

Он поднял глаза на край откоса и сказал:

– Боюсь, что мой вопрос вам покажется странным, но все же скажите, можно ли вызвать сход лавины намеренно?

– При помощи снегохода это можно сделать, если, конечно, знаешь как, – задумчиво глядя на Кальдера, ответил Нейт. – Вы ставите машину на одну лыжу, та действует вроде как нож. Лыжа врезается в снег, создает линию разлома, и, если условия подходящие, снег начинает скользить. Но для этого выше вашего друга должен был находиться другой парень. Ваш же друг ехал один.

– Мы не можем быть до конца в этом уверены.

– Остались следы лишь от одного снегохода, – пожал плечами Нейт. – Если была вторая машина, то спасатели увидели бы два ведущих в сторону лавины следа.

– Но Перумаля могли вначале убить, а затем бросить в лавину, – высказал предположение Кальдер.

– Не похоже, – покачал головой Нейт. – Мне кажется, что он, подъехав слишком близко к краю, вызвал сход снега и отправился вместе с ним вниз. Все очень просто.

– Но не кажется ли вам странным, что он оказался в этом месте?

– Думаю, ему понравилась поездка со мной и он захотел вернуться.

– Неужели он горел таким энтузиазмом?

– Вообще-то не очень. Мистера Перумаля вовсе нельзя было назвать любителем природы. Парень еле-еле справлялся со снегоходом. Он сказал, что ему нравится пейзаж. И это все. Никаких особых восторгов он не выказывал.

– Вы не почувствовали в нем какого-то напряжения?

– Да, пожалуй.

– И вы побывали здесь за день до трагедии?

– Да. Как я уже сказал, ему хотелось побыть в уединенном месте.

– Вам не кажется, что во всем этом как-то мало смысла?

– Знаете, – ответил, глядя в глаза Кальдеру, Нейт, – я об этом думал. А что, если он сделал это намеренно?

– Намеренно убил себя?

– Это вполне возможно. Он спрашивал меня о лавинах, и я объяснил ему, от каких мест следует держаться подальше. За день до нашей поездки был сильный снегопад, и риск схода лавин очень возрос. Может, он отправился искать для себя неприятности и успешно их нашел.

– Вероятно, – сказал Кальдер, с восхищением глядя на Нейта. Да, говорит парень медленно, но назвать его тупицей никак нельзя. Из всех услышанных им ранее объяснений это было единственное, в котором имелся смысл.

Джен и Перумаль. Два самоубийства?

Весьма удачное совпадение.

– Хочешь знать, кто ты такой, Викрам? Ты задница! Стопроцентный кретин! Тебе это известно?

Викрам не ответил. Он стоял с каменным лицом, плотно сжав губы.

– Как случилось, что нам приходится изыскивать восемьсот миллионов баксов только потому, что рынок чуть-чуть упал?

Истина состояла в том, что индекс Токийской фондовой биржи снизился очень заметно. Он проломил уровень в семь тысяч, установленный для облигаций «ДЖАСТИС», и сделки проводились по цене шесть пятьсот. При очередной переоценке – а до нее оставались лишь неделя – этот уровень цен не позволит скрыть тот факт, что вместе с облигациями пошел на дно и фонд «Тетон». Об этом Мартелю только что сообщил Викрам, и Жан-Люк не нашел ничего лучше, как наброситься на вестника.

– Если мы намерены сделать деньги на росте, то следует быть готовым к финансовым потерям при падении, – спокойно произнес Викрам. – Тебе, Жан-Люк, это прекрасно известно. Если рынок перевалит черту в десять тысяч, мы окажемся в большом выигрыше. Нельзя надеяться на большую прибыль, не осознавая, что в случае просчета можешь серьезно проиграть. Это был бы бесплатный сыр, а нам прекрасно известно, где он находится.

– Я держу тебя для того, чтобы ты изыскивал способы делать деньги, а не терять их. Ты никогда не предупреждал меня о возможности возникновения подобной ситуации.

– Мы с тобой не раз это обсуждали, – кислым тоном возразил Викрам. – Я говорил, что у нас возникнут серьезные неприятности, если индекс «Никкей» упадет ниже семи тысяч. Ты же утверждал, что этого не случится и не стоит тратить время, чтобы об этом думать. Что же, это случилось.

– Значит, по-твоему, виноват во всем я? – Глаза Мартеля от ярости вылезли из орбит. – Я хочу, чтобы ты сегодня же вылетел в Лондон и утряс все вопросы с «Блумфилд-Вайс».

– И как ты прикажешь мне это сделать? Не забывай, что Перумаля там больше нет. Но даже если бы он там оставался, при таком серьезном падении рынка он не смог бы сфальсифицировать данные.

– Так придумай еще что-нибудь. Удвой ставки. Выкручивайся. Предложи им такой гонорар, чтобы они не смогли устоять. Включи свое воображение. Одним словом, делай что-нибудь…

– Но, Жан-Люк…

– Иди. Я хочу, чтобы во второй половине дня ты уже был в самолете. Если потребуется, возьми нашу реактивную машину.

Викрам вышел из кабинета босса.

Мартель выругался про себя и посмотрел на монитор. Индекс «Никкей» за торговый день упал еще на полтора процента. Из-за разницы во времени японская биржа была закрыта почти в течение всего рабочего дня Вайоминга. Несмотря на это, Мартель еще несколько раз проверял индекс на момент закрытия, но никаких изменений, естественно, не обнаружил.

Он позвонил в Токио главному брокеру фирмы «Харрисон бразерс» Филу Спирсу, с которым сблизился еще раньше. В Токио было четыре утра, но Мартель плевать хотел на это.

– Да? – прозвучал в трубке сонный голос.

– Скажи, почему снижаются индексы на вашем рынке?

– Э-э-э…

– Перестань, Фил. Насколько увеличился объем продаж? Кто продает? И почему?

– Кто это? Жан-Люк?

– Конечно, это Жан-Люк! Ты можешь дать мне общую картину?

– Хорошо… – Пауза. – Эээ… кто-то продает из-за границы, да и внутри страны продажи преобладают. Покупателей совсем не много. Думаю, что кто-то в данный момент ведет игру на понижение. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Мартель слушал, не особенно вникая в смысл информации. Его интересовало другое:

– Как ты полагаешь, рынок в течение ближайших дней сможет снова отыграть вверх?

– Э-э-э… Возможно. Впрочем, не исключено, что падение продолжится.

– Подъем действительно возможен?

– Думаю, что да. Однако особенно рассчитывать на это я бы не стал. Движение рынка предсказать трудно.

Мартель презрительно фыркнул. От всех этих брокеров никакой пользы. С какой стати он их вообще слушает?

– Позвони, когда будешь на работе.

Он положил трубку и принялся расхаживать по кабинету. Неделя. У него осталась всего неделя до того, как «Блумфилд-Вайс» проведет переоценку облигаций «ДЖАСТИС» и потребует наличные. Этих денег у него нет. Мартель поморщился, ощутив сильную боль в животе. Ему и вправду следует посоветоваться с доктором. Это, видимо, не просто нервы. Дела складываются скверно, но кое-какая надежда еще остается. Рынок может отыграть назад. Отыгрывать пришлось бы много, но такая возможность существует. Мартель был по-прежнему убежден, что в будущем цены перевалят за десять тысяч. Однако вопрос в том, будет ли к тому времени существовать фонд «Тетон»? Возможно, Викраму удастся изобрести схему, которая позволила бы выиграть некоторое время. Ведь деривативы придуманы как раз для того, чтобы перераспределять риски. И ему ведь надо только одно – перенести риск этого месяца на следующий. Крошечная просьба.