На острие

– Брось, Тесса. Ты извинилась за то, как поступила со мной. Хорошо. Я принимаю твое извинение. Все забыто. Мне нужна не ты, а Карр-Джонс. Он наверняка сделал нечто такое, что тебя потрясло. Итак, почему ты ушла?

Тесса прикусила нижнюю губу и подняла глаза на Кальдера. Ее самоуверенность исчезла. Немного помолчав, она ответила:

– Я считала, что смогу справиться с Джастином. Мы с ним успешно работали в Токио, у меня все получалось и в Лондоне. Ему нравилось третировать меня как дурочку-блондинку, но я-то знала, что вовсе не дура. Он это тоже знал, но ни за что не хотел признавать. Джастин совершенно не понимает женщин или, вернее, отношений между мужчинами и женщинами. Я извлекала из этого пользу. Он полагал, будто понимает меня, и свято верил, что я совершаю удачные сделки лишь благодаря тому, что оказываю клиентам сексуальные услуги. Он никак не желал взять в толк, что я действительно хорошо знаю свою работу. Но он давал мне хорошие бонусы, и я считала, что манипулирую им больше, чем он мной.

Операции Джастина иногда проходили на грани фола, однако он считал – и был, видимо, прав, – что это один из ключей к успеху. В операциях подобного рода он мне доверял. Ничего незаконного, но некоторые могли посчитать наши действия неэтичными.

– Как, например, обвинение меня в изнасиловании? – спросил Кальдер.

– Да. Я с самого начала считала, что это неправильно, но тем не менее пошла на провокацию. Одним словом, примерно такие действия.

– Продолжай.

– Джен ни в чем не сумела разобраться. Она не понимала Джастина и считала, что с ним надо сражаться. Странно, что такая умная девушка повела себя так тупо. Джастин по отношению к ней вел себя просто ужасно. Он знал, как ее унизить, как убить в ней чувство уверенности. Джен не имела понятия, что следует делать.

– И тебе ее не было жаль?

– Если честно, нет. Особенно тогда. Она была святее папы в своих воззрениях на то, как коллеги должны относиться к женщинам. Я же считала, что женщина может прекрасно преуспеть, если сумеет приспособиться к окружению. Такие, как Джен, считают, что окружение должно приспосабливаться к женщинам. Но мир устроен по-иному. Ему следовало бы измениться, но этого не происходит.

– И затем она погибла.

– Да, Джастин сделал ее жизнь невыносимой, и она покончила с собой… – Тесса ощупью достала из сумочки сигарету и закурила. Кальдеру показалось, что ее руки слегка трясутся. Она сделала пару медленных, глубоких затяжек, словно пыталась выиграть время, для того чтобы снова взять себя в руки. – Это помогло мне осознать, что я делала все не так. Что из того, что мой бонус за тот год составил полмиллиона долларов? Джен вела игру не по правилам Джастина, и ее наказали. Она потеряла жизнь. В подобные игры я играть не желала.

– Ты не ощущала своей вины?

– В каком-то смысле да, ощущала. Непосредственно ей во вред я ничего не сделала, но подставила тебя, чтобы Джастину было легче ее дискредитировать. После того как Джен умерла, я не могла прийти в себя. Я должна была полностью изменить свой стиль работы, что означало смену места службы. Поэтому я ушла.

– Ты ждешь, что я поверю, будто ты стала совсем другой женщиной? – спросил Кальдер с изрядной дозой цинизма в голосе.

– Ты можешь верить во что тебе заблагорассудится, – ответила Тесса. – Это меня совершенно не трогает. Но по правилам Джастина я больше не играю. Возможно, я зарабатываю чуть меньше, но свою работу по-прежнему делаю хорошо. И что самое главное – могу жить собственной жизнью.

– Хмм… – Кальдер не был ни в чем уверен, но волосы и очки говорили о том, что произошедшие в ней изменения подлинны, что это вовсе не маска на один вечер. – Но почему Карр-Джонс и ему подобные ведут себя таким образом? Да, он сумел доказать, что способен раздавить Джен, но зачем ему это понадобилось?

– Он ненавидит женщин, особенно умных.

– И ты знаешь почему?

– Возможно. Он привык разговаривать со мной ночами, когда бывал в подпитии. Джастин ненавидит мать. Когда он рос, она постоянно крутила романы и до сих пор никак не успокоится. Его отец – железнодорожный служащий в Уэллсе. Ты это знаешь?

– Нет.

– Как бы то ни было, но она втаптывала его в грязь. Водила шашни на глазах сына и мужа. Думаю, что Джастин унаследовал свою безжалостность от матушки. Так же как и ум.

– Похоже, они вполне стоят друг друга.

– Возможно, – кивнула Тесса.

– У него есть какие-нибудь подружки?

– Насколько я знаю, нет. Но ему нравится секс. Я думаю, что он предпочитает за него платить. Тебя интересует, почему я к нему так прилипла?

– Подобный вопрос у меня, надо признаться, возникал.

– Все очень просто. Джастин блестяще работает. Он восходящая звезда, и я считала, что он прихватит меня с собой. В то время я не осознавала, что цена этому может оказаться слишком высокой.

Кальдер вдруг ощутил, что начинает испытывать к Тессе сочувствие. По крайней мере девушка стала задавать себе трудные вопросы. В «Блумфилд-Вайс» работало множество людей, которые никогда не достигали этой фазы.

– Ты слышала о том, что случилось с Перумалем?

– Да, слышала.

– Думаю, несчастного случая не было. Мне кажется, это имеет отношение к смерти Джен.

– И каким же образом ты пришел к подобному заключению? – не скрывая своего скептицизма, спросила Тесса.

Кальдер рассказал о визите индуса в Норфолк, а также передал ей слова Сэнди Уотерхаус о том, что у Джен якобы был какой-то план отомстить Карр-Джонсу и что план этот имел отношение к хеджевому фонду «Тетон». Он сказал, что текст предсмертного сообщения мог быть составлен не самой Джен, а ее убийцей – человеком, услуги которого оплатил Карр-Джонс.

Тесса слушала Кальдера очень внимательно. Когда он закончил, она сказала:

– Но у тебя же нет никаких доказательств.

– Нет, – согласился Кальдер. – Но может быть, тебе что-то известно о проблемах, которые могли возникнуть у Карр-Джонса с фондом «Тетон»?

– Джастин никогда не вел дел с этим фондом напрямую. С «Тетоном» работал только Перумаль. Каким-то образом он ухитрился заполучить эту позицию.

– О'кей. Поговорим в таком случае о Перумале. Были ли у него какие-нибудь разногласия с фондом? Споры? Дискуссии? Один словом, нечто такое, что могло вызвать подозрения.

Тесса докурила сигарету и обвела взглядом посетителей. Пианист наигрывал какую-то мелодию из репертуара Синатры.

– Да, – сказала она наконец. – Думаю, что нечто подобное имело место.

– Расскажи.

Тесса взглянула на него, явно не зная, как поступить, затем заговорила:

– Ты помнишь, как за год до этого «Тетон» играл на понижение с государственными облигациями Италии?

– Естественно, помню. Я тоже это делал и, прежде чем бросить затею, пару раз оказался в минусе. Пресса обвинила Мартеля в том, что он вынудил Италию выйти из зоны евро.

– Значит, так. Мартель и «Блумфилд-Вайс» провели крупную операцию с деривативами. Это были так называемые облигации ИГЛОО. Операция была очень рискованная. В том случае, если бы «Тетон» провел ее как надо, навар мог оказаться огромным. А если нет, произошла бы катастрофа. Перумаль разрулил ситуацию.

– Как получилось, что я ничего об этом не знал? – спросил Кальдер. – Я же занимался тем, что работал против него.

– Перестань, Зеро. С каких это пор наша группа сообщала твоей, чем мы занимаемся?

– Да, думаю, ты права.

– Как бы то ни было, рынок работал против Мартеля, по крайней мере первоначально. Мартель лишь стал играть крупнее. Мы в качестве вознаграждения должны были получить десятки миллионов. Но когда дело дошло до ежемесячной переоценки, то облигации ИГЛОО оценили. Ты знаешь как?

– Нет, не знаю.

– В девяносто восемь с половиной. А это означало, что потери фонда «Тетон» составили всего полтора процента.

– Ты считаешь, что цифра должна была быть ниже?

– Да. Примерно на тридцать пунктов.

– И кто проводил ревальвацию?

– Перумаль.