Страница 39 из 66
А не дай бог, волнения! Мало того что их придется подавлять силами вверенного Пилату гарнизона, так еще и из Рима по шапке настучат: чего это ты так доуправлялся, милый друг? А не пора ли на заслуженный отдых?…
И Пилат решился на смелый ход. Он силой взял деньги из корвана — казны Храма. И на эти деньги провернул огромные строительные работы — обновил канализацию, водопровод построил, городские бани. Естественно, в Рим тут же полетели доносы и жалобы от первосвященников: «Мы все налоги заплатили, а Пилат из священной казны деньги забрал! Нецелевое расходование средств! Вор!» В Риме по этому поводу даже сенат заседал. Тогда Пилату удалось отвертеться. Ему было что ответить сенаторам: ребята, здесь по улицам говно течет, у меня завтра половина гарнизона с дизентерией сляжет; а зато я бани новые построил известного архитектора такого-то — просто загляденье бани вышли…
И сенаторы оправдали Пилата: «Бани важнее Храма!» А уж прилипло ли сколько-нибудь от этого ремонта к рукам Пилата, того мы не знаем. Может, и прилипло. Чиновники все одинаковы.
…Но сейчас повторить тот же трюк Пилату уже не удастся. В Риме тут же станет известно, что прокуратор опять взял из корвана кучу денег. «А зачем?» — тут же спросят сенаторы. Не ответишь же, что на заговор… Значит, надо подумать. Крепко подумать.
Пилат жил в римской резиденции Иудеи — городе Кесарии. И лишь на праздник Пасхи на недельку традиционно приезжал в Иерусалим — привозил в Храм дары от римского императора. И как раз в самый его приезд, в четырехстах метрах (!) от резиденции Пилата случается вопиющее безобразие — некий молодой человек громит перед Храмом столы менял. Естественно, Пилату об этом становится известно мгновенно.
Туземцев Пилат не любит. Пилат отнюдь не либерал. Ему ничего не стоит отдать приказ римской кавалерии затоптать группку сектантов, слушающих на пригорке очередного пророка. Этих пророков в Иудее — как блох на паршивой собаке. И все агитируют против Рима. Вот как об этом пишет Библия: «…Незадолго перед сим явился Февда, выдавая себя за кого-то великого, и к нему пристало около четырехсот человек; но он был убит, и все, которые слушались его, рассеялись и исчезли. После него во время переписи явился Иуда Галилеянин и увлек за собою довольно народа; но он погиб, и все, которые слушались его, рассыпались».
Почему же Пилат делает вид, что ничего не произошло? Почему не отдает приказ немедленно схватить мерзавца и тут же доставить его на личный суд? За такие дела по местным законам вообще-то смертная казнь положена, а выносить смертные приговоры — прерогатива римских властей. Туземцы этого права лишены.
А потому Пилат молчит, что странный молодой человек бросает интересный лозунг: «Отдайте кесарю кесарево!» Причем явно бросает его в расчете на уши прокуратора. И Пилат понимает, что демонстрация устроена лично для него. И против тех, кого он, государственный человек, всеми фибрами души ненавидит и презирает — фарисеев и саддукеев. Молчанию Пилата есть оправдание: прямых оскорблений кесарю не было, а в ваши туземные религиозные разборки я вмешиваться не хочу. Ведь вы же не просили меня о смертном приговоре смутьяну, правда, господа левиты? Действительно, господа левиты почему-то не просят смертного приговора для возмутителя спокойствия. Даже не схватили его. Чего это они стушевались?
А они боятся! Ведь для вынесения приговора Пилат может не полениться и потребовать личной встречи с Иисусом, дабы по римскому праву устроить справедливый суд. А фарисеи боятся этой встречи. Именно потому, что ее так хочет Иисус.
Что знал к тому времени Пилат об Иисусе? Если даже и ничего не знал, то после скандала на площади наверняка затребовал сведения. И наверняка в свитках политической полиции сведений о Христе было немного. Пилат узнал, что Иисус (он же Иешуа, он же Назаретянин, он же Иегошуа) — профессиональный проповедник, обладающий определенной харизмой и пользующийся успехом у местной публики. Что проповедует он ессейскую ересь — нестяжательство и еще какую-то малопонятную римскому прокуратору ерунду. Что зелотов не поддерживает. Что по слухам, гуляющим в Галилее, настоящим отцом Иисуса был не престарелый плотник Иосиф, у которого уже висит на полшестого, а римский солдат Пандира… И здесь Пилат не мог не почувствовать легкого налета симпатии к проповеднику. Ведь он был не грязный иудей, а наполовину римлянин! Римлянин по отцу. Значит, почти римлянин…
Возможно, это было первой психологической ниточкой, связавшей Пилата и бродячего проповедника из Назарета.
Итак, Иисус хочет встречи с Пилатом. Пусть даже его приведут к прокуратору на смертный суд. Зачем ему такой риск?
А затем, что Иисус не слепой. Он не о себе печется. Он прекрасно видит все, что творится вокруг. Он видит нарастающее раздражение Рима против финансовых спекуляций Иерусалима, раздражение Пилата волной терроризма со стороны зелотов, убивающих римских граждан, поджигающих строения, отравляющих колодцы. Он видит, что зажравшиеся левиты не только не вкладывают капиталы в городское коммунальное хозяйство, но и визжат, когда это делает Пилат. Он видит, как растет пропасть между вопиющей роскошью, в которой живут левиты, и нищетой простых горожан. Единственный, кто еще как-то по долгу службы поддерживает порядок в городе и стране, — Понтий Пилат. Проклятый оккупант. Жестокий, немилосердный правитель, которого ненавидят здесь все — и левиты, и простолюдины.
Христос понимает: добром все это не кончится. Рано или поздно напряжение разрядится кровью. Для Рима это будет маленькая победоносная война. И тогда никакой, даже относительной автономии у Иудеи уже не будет… Кстати говоря, так оно и случилось. Через непродолжительное время после распятия Христа вспыхнуло восстание, которое было жестоко подавлено Титом, а Храм — финансовая опухоль империи — был римлянами разрушен (о чем, между прочим, Христос недвусмысленно намекал в каждом выступлении).
Христос считает необходимым вложить накопленные спекулятивные капиталы в реальный сектор экономики — в виноградники, мастерские, кузницы, рудники… Тем более что рядом Египетская Александрия, Антиохия — развитые промышленные центры того времени. Есть, есть куда вложить денежки. Ну, так вложите! И поделитесь с неимущими наконец! Хватит уже набивать карман!.. Тезис о том, что «делиться нужно», красной строкой проходит через проповеди Христа.
У Иисуса к тому времени есть своя партия — не зря он ходил по Иудее и вербовал сторонников. Даже в Синедрионе у Назаретянина есть свои сторонники — некие Иосиф Аримо-фейский и Никодим. Последний явно поддерживал Христа во время спора на площади. Они же после распятия пришли за телом Христа. И, что характерно, солдатами Пилата тело Христа было им безропотно отдано! Впрочем, не будем забегать вперед…
Мечта Иисуса — войти со своей партией в парламент (Синедрион) и повлиять на распределение финансовых потоков: прекратить валютные спекуляции, позаботиться наконец о рушащемся городском хозяйстве, организовать помощь нуждающимся и социально необеспеченным слоям населения. Что для этого нужно? Всего ничего — встреча с Пилатом.
Ясно, что добровольно левиты его в Синедрион не пустят. Тем паче что заседать там могут только члены семей левито-вых. Парламент-то сословный. А вот с помощью Пилата акцию с появлением третьей — Иисусовой — партии в парламенте провернуть можно. Если только Пилат отпишет в Рим: мол, появился здесь один очень полезный человечек, которого необходимо ввести в туземный сенат для блага Великого императора Тиберия, — то вопрос будет решен. Левиты скрипнут зубами и подчинятся.
Взамен Христос пообещает Пилату «отдать кесарю кесарево»: будучи полноправным членом Синедриона, он сможет выкупить часть (пока только часть) меняльных столов и переориентировать финансовые потоки в пользу Рима вообще и Пилата в частности. И тогда, глядишь, его родину минует участь быть раздавленной железной армией карателей.