Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 44 из 149



Нравственным антиподом М. М. Сперанскому был А. А. Аракчеев. Странным образом Государь, человек умный и явно не лишенный добродетелей, всю жизнь держал при себе эту темную, рабски преданную ему личность. Полуобразованный гатчинский капрал, ставший графом Империи, жестокий и надежный, как скала, хранитель устоев был доверенным лицом Государя. Знаменитые военные поселения графа Аракчеева, созданные в правление Александра I, явились прообразом трудовых армий Троцкого Л. Д. в первые годы Советской власти. В поселениях расквартировывались батальоны регулярной армии и содаты превращались в земледельцев, точнее в батраков, с железной палочной дисциплиной. Мужики этих селений и окрестных деревень также одевались в солдатские мундиры и учились строевой службе. Избы сносились, а взамен строились домики, выкрашенные в один цвет. Мужиков пытались заинтересовать ссудами, льготами, скотом и лошадьми. Военным начальством велся строгий учет вдов и девиц, женихов и невест, а также инвентаря. К концу царствования Александра I около трети армии участвовало в масштабном социальном эксперименте, построенном на дисциплине, строгой финансовой отчетности и приносящем, как теперь говорят, экономический эффект. Царь получал лестные отзывы об этом от Карамзина, Кочубея и Сперанского. Однако мужикам жить под команды: «Дышать! Не дышать!» — не нравилось, и возникали бунты. В ход шли шпицрутены, лилась кровь, а затем снова наступала видимая тишина. Отвлеченные взгляды царя об идеальном устройстве быта крестьян, о порядке и благообразии жизни принимали здесь карикатурные формы, но поддерживались железной рукой Аракчеева.

Эти два разделенных столетием государственных деятеля — Аракчеев и Троцкий были резко отличны по своему психологическому складу. Кажется, в их характерах не было ни одной общей черты, кроме беспредельной жестокости и презрения к человеку. Оба исходили из ложных посылок: неограниченного терпения русского народа и возможности насадить сверху требуемый социальный порядок. И военные поселения Аракчеева, и, спустя век, трудовые армии Троцкого, основанные на идее казарменного социализма, принесли много страданий и крови.

Александр I, будучи по характеру своему невоинственным человеком, к тому же мечтающим о частной, уединенной жизни, оказался вовлеченным в ряд войн, непродиктованных интересами России. Для историков всегда было трудным моментом внятное объяснение причин нахождения русских войск далеко от родных пределов — где-нибудь в Австрии или Италии. В учебниках это подменялось описанием блистательных побед Суворова в битвах при р. Требии, у г. Нови, знаменитого перехода через Альпы и т. д. Европейская политика Александра претерпела с 1805 по 1812 гг. поворот на 360 градусов, вызывая недоумение подданных: от войны с Францией в союзе с Австрией и Пруссией в 1805–1806 гг. к Тильзитскому миру с Наполеоном и снова к войне с Францией в 1812–1814 гг.

Следствием Тильзитского соглашения о «континентальной системе», направленного против Англии, явилась война России со Швецией в 1809 г. Поводом к войне был отказ Швеции присоединиться к «континентальной системе». После ряда боев русские войска под командованием Багратиона и Кульнева перешли зимой по льду Балтийское море в районе Аландских островов, перенеся военные действия на шведскую территорию и вынудив Швецию к миру. В результате успешных операций был заключен Фридрихсгамский мирный договор, согласно которому Финляндия до р. Торнео отошла к России, превратившись в Великое княжество Финляндское. Император сохранил в княжестве существовавшее там местное самоуправление. Тильзитский раздел мира между Наполеоном и Александром позволил России отвоевать Бессарабию у Турции, оставшейся без поддержки Франции. Это было зафиксировано Бухарестским мирным договором 1812 г. В Бессарабии существовала довольно многочисленная еврейская община.

Отечественная война 1812–1814 гг. явилась величайшим испытанием России, оставившим глубокий след в истории и психологии русского общества. Ей посвящена целая библиотека произведений разных жанров и видов научных и художественных, великих романов и небольших стихотворений, опер и романсов. Война отражена в шедеврах живописи и скульптуры. Нет смысла здесь повторять известные сюжеты о силе духа и героизме отдельных личностей или народа в целом. Отметим лишь роль Александра в самый кризисный момент эпопеи, когда французская армия после Бородина вступила в Москву.



Император не отличался подобно Наполеону решительным характером. Он никогда не смог бы произнести слова, с которыми тот посылал в бой свою гвардию: «Солдаты! Мне нужна ваша жизнь, и вы обязаны отдать мне ее!» Просто и ясно. Любезный и приветливый Государь, в обществе которого все чувствовали себя свободно и легко, не был рожден полководцем. Его отношение к собственному абсолютизму исходило из сознания ответственности за пролитую кровь отца и лишало его уверенности в праве на власть. Да и чтение Библии, которым одно время увлекался царь, не укрепляло его дух, хотя некоторые слова пророков и можно было истолковать в антибонапартистском смысле. Уж не является ли нашествие французов карой за грех отцеубийства? И вот этот нерешительный человек в трудную минуту испытаний, когда враг в столице его Империи, когда ближайшее окружение в лице Марии Федоровны, брата Константина, графа Аракчеева истерически требует, чтобы он подписал позорный мир с Наполеоном, когда уличная толпа в день коронации 15 сентября 1812 г. встречает его мрачным и презрительным молчанием, этот человек находит в себе душевные силы к борьбе. Об антиалександровских настроениях русского общества свидетельствует сестра царя В. Кн. Екатерина Павловна: «Занятие Москвы французами переполнило меру отчаяния в умах, недовольство распространено в высшей степени, и Вас самого отнюдь не щадят в порицаниях… Вас обвиняют громко в несчастии Вашей Империи, в разорении общем и частном, — словом, в утрате чести страны и Вашей собственной…»

Под всполохи кремлевского пожара Александр заявляет: «Истощив все средства, которые в моей власти, я отпущу себе бороду и лучше соглашусь питаться картофелем с последним из моих крестьян, нежели подпишу позор моего отечества и дорогих моих подданных, жертвы коих умею ценить». И еще: «После этой раны все прочие ничтожны. Ныне более, нежели когда-либо, я и народ, во главе которого я имею честь находиться, решились стоять твердо и скорее погрести себя под развалинами Империи, нежели примириться с Аттилою новейших времен». Жизнь показала, что жертвы подданных не были напрасными. Понятие о чести своей и своих подданных, которым был наделен Император, полностью отсутствовало у «вождя мирового пролетариата» Ленина В. И., подписавшего спустя 106 лет позорнейший Брест-Литовский договор с Германией.

Вернемся к Наполеону. Его прокламации с обещаниями свободы крепостным успеха не принесли, поскольку мужики верили больше делам, чем словам. Дела же завоевателей, как водится, сводились к грабежам и репрессиям. Истощенная и деморализованная наполеоновская армия, включающая помимо французов немцев, поляков, итальянцев, волоча награбленное, в конце концов убралась за пределы России. Из 600-тысячной армии сохранило строй и дисциплину не более 15–20 тысяч человек. Остальные погибли, либо сдались в плен, либо превратились в бродяг. Наполеон умчался вербовать новых рекрутов. На смоленской дороге остались лежать сотни тысяч неубранных трупов, заражающих гниением воздух. Распространились эпидемии. Многие губернии были опустошены пожарами и грабежами.

Русские войска вступили в Польшу, население которой встретило Александра холодно и мрачно — не так, как Наполеона год назад. Наполеона поляки встречали с энтузиазмом и присоединились к его походу на Москву, превосходя французов в жестокости и грабежах. «Одни евреи, которым так мало доверяло наше правительство, проявили русский патриотизм, встречая восторженно нашу армию. Александр с удивлением смотрел на толпы старых и молодых евреев, которые несли ему навстречу разноцветные хоругви с его вензелями, били в барабаны и играли на трубах и литаврах, распевая гортанно какие-то гимны, сочиненные еврейскими пиитами в честь русского народа, с которым они чувствовали связь, несмотря ни на что» (288). Возможно, это была защитная реакция. Известно, например, что жители Дрездена приветствовали и Александра, и Наполеона с одинаковым восторгом.