Сулла

– Так вот… – Крисп нахмурился. Стал мрачней тучи. Туго сжал кулаки. – Будет ему – он пожил в свое удовольствие.

– Ты это про того?.. У которого пухленькая жена?.. Пухленькая дочь?.. Слуги черномазые?..

– Ага, он самый, Сестий.

– И он отдаст тебе свой дом?

– Наверное.

– Вы сторговались?..

Центурион усмехнулся:

– Он слишком долго интриговал против великого и мудрого Суллы. Теперь – довольно!

Крисп решительно поднялся, подпоясался мечом, надел шлем. Вышел на улицу. И бросил через плечо с каким-то злорадством. С особым удовольствием:

– Можешь явиться на оплакивание: я ему несу черную весть.

Колбасник, кажется, понял наконец, в чем дело. Он только и вымолвил с большим трудом:

– Как?.. Прямо с утра?..

Центурион зашагал:

– А чего ждать? С утра удобнее. И ванна, наверное, уже готова…

И шаги его гулко отозвались на пустынной улице.

Колбасник остолбенел. Ему с трудом верилось в услышанное. Что же это такое? Несут смерть человеку? Который ничего не подозревает? И совсем без суда? При посредстве этого бездумного Криспа?.. Нет, не верилось в это…

Сестий бессмысленно взирал на дома и узкую щель меж ними. У него земля закачалась под ногами. Заходила ходуном…

– Чем ты любуешься? – услышал за собою колбасник.

– Это ты?

– Да, я.

Башмачник Корд тоже глядел в ту сторону, что и Сестий. Но там, впереди, – ничего, кроме сумрака и утренней прохлады.

Колбасник протянул руку. Что-то хотел сказать. И не мог. Ноги у него тряслись. Пухлая челюсть отвисла. Глаза потускнели. От страха…

– Что с тобой, Сестий?

Башмачник ничего не понимал: стоит онемевший человек, вытянул руку, разинул рот. Что все это значит?

И вдруг в конце улицы раздались душераздирающие крики. Спустя несколько минут на улицу выбежали женщины в домашнем платье. Они ломали руки и взывали о помощи.

– Послушай, – рыдая, проговорил Сестий. – Это – Крисп… Он с мечом… Там кровь… Не надо!

3

Децим подходил к знакомой ограде с тяжелым сердцем: Коринна вчера вечером оказала ему слишком сухой прием. Он умолил ее выйти еще раз нынче вечером. Центурион сообщит ей что-то очень важное, и пусть тогда решает сама, что и как.

Не прельстили ее его награды. Ни шрамы, полученные в битвах. Ни земельные угодья в Кампанье, которые обещал Сулла своим ветеранам.

Децим дивился сам себе: ни от кого не стерпел бы он столько унижений и обид, сколько терпел он от Коринны. Ну, да ничего не поделаешь – любовь!

Он направился к заветной калитке, откуда вела тихая аллейка к одинокой скамейке. Светила луна. Где-то раздавалась счастливая песня о любви. Пел женский голос. Нынче песня раздражала Децима: есть же на свете счастливая любовь, пес ее побери!

Толкнул калитку сапогом. Хрустнул под ногами мелкий гравий. Лунный свет пробился сквозь листву и застыл на дорожке серебряными монетами. И – о чудо! – из-за куста показалась Коринна. Он тотчас узнал ее. Он не мог не узнать ее! Этот запах заморских духов. Это шуршание шелка… И густые волосы… И гибкий стан… У кого же еще может быть такое?..

Коринна кинулась к нему на грудь. И он чуть не упал от счастья. Она шептала какие-то нежные слова… А он обомлел. Превратился в истукана… Коринна взяла его за руку и повела точно вола безропотного на живодерню…

– Скорее… Скорее… – говорила она, сгорая от нетерпения. И усадила на заветную скамейку.

– Я соскучилась, – призналась она.

Он молчал. Обалделый. Язык у него запал. От радости невероятной. Этот грубый во всем человек был сущим юнцом в любви…

– Что же ты молчишь, Децим?

Ее ножки чертили носком башмачка непонятные знаки на земле. Рука ее лежала на его руке. Он смотрел куда-то в темень, не в силах раскрыть рот и ответить на ее простенький вопрос:

– Ты не любишь меня, Децим?

Он вздрогнул. Прохрипел:

– Кто тебе это сказал?

– Не любишь. Я же вижу. Не слепая.

– Это ты не любишь.

– Неправда, Децим!

Он облизнул сухие губы. Поправил меч, который упирался ему в бок тяжелой костяной рукояткой. И к нему постепенно вернулся дар речи.

– Коринна…

– Слушаю, милый.

– Ты меня мучила? Испытывала? Да?

– Да, Децим.

– Все женщины так поступают?

– А разве ты не знаешь этого?

Она на минутку задержала на нем свой взгляд. Взгляд острый, взгляд опытной римлянки. Он показался ей таким большим, сильным младенцем. И вдруг умилилась. Дивясь тому, что способна еще умиляться, Коринна провела ладонью по его голове. И он ссутулился, точно на него взвалили тяжелую каменную глыбу.

– Тебе неприятно, Децим?

– Напротив… – прохрипел он. – Совсем даже напротив.

– Бедненький ты мой… – И поцеловала его в кончик носа. А он сидел смирный, совсем тихий. И посапывал от волнения. Коринна взяла его грубую и большую руку в свои крошечные и прохладные, как мрамор.

– Я согласна, – сказала она тихо.

– Что? – спросил он. Скорее промычал, как теленок.

– Согласна, дурачок, согласна…

Он вытер губы грубою ладонью. Как это делают каменщики.

– Замуж, что ли?

– Ну да…

Децим глубоко вздохнул. И сказал:

– Не верю.

– Посмотри на меня, Децим.

Он увидел красивое, покрытое белилами лицо, румяна на щеках и губах и окрашенные в медно-рыжий цвет волосы.

– Смотрю, – сказал он.

– Ты же просил моей руки.

– Руки? – Он удивился. – Я хотел жениться на тебе.

– Это одно и то же, мой дурачок. Я согласна. Ты понял?

Он кивнул.

– Когда же, Децим?

– Хоть сейчас.

Она расхохоталась. Неестественно. Громко. Чуть визгливо.

– Сейчас нельзя, Децим. Мы всё должны сказать моим родителям. А то они в обморок упадут от неожиданности.

– Делай как знаешь.

Она повела его к дому, который в глубине сада. Как телка. И он послушно шагал за нею, не замечая того, что ее тревожит. Что тревожит больше, чем предстоящее замужество. Она озиралась по сторонам. Она торопилась. А он следовал за нею.

На широкой аллее, которая вела от главных ворот к дому, их встретили чужие люди. Они несли факелы. И громко разговаривали. Коринна узнала среди них только своего привратника.

– В чем дело? – властно спросила Коринна.

Привратник объяснил, что явились солдаты и требуют хозяев.

Коринна кинулась к Дециму, ища защиты. Центурион мгновенно выхватил меч.

– Эй, солдаты! – крикнул он. – Кто здесь начальник?

Вперед выступил здоровенный детина.

– Я, – сказал он. – Кто ты такой?

Децим зарычал:

– Я центурион Децим. Преторианец великого и мудрого Суллы, Что тебе надо здесь, негодяй!

Солдат вытянулся. Оглядел Децима с головы до ног.

– Нам приказано занять этот дом.

– Кто приказал?

– Его светлость Гибрид.

Децим блеснул мечом на лунном свету:

– Иди и скажи твоему Гибриду: такой-то двор и дом, дескать, уже занял центурион Децим! Слышишь?

Солдат помялся немного:

– Так и сказать?

– Да.

– А он тебя знает?

– Отлично! Как самого себя!

Чтобы не связываться с грозным центурионом, солдаты повернули обратно. И скрылись за воротами.

Коринна дрожала словно лист на ветру. И он осторожно повел ее к дому. Ко входу, освещенному двумя большими мраморными светильниками.