Страница 29 из 30
— И да, и нет. Близнецы — это Сосуды для хранения магии. Два живых сосуда, способных держать измененную магию годами, в отличие от колдовского стекла и одлайского дерева. Но Лиля не только может хранить в своем теле заклинания, но и способна сберечь магиату.
— Никогда о такой не слышал. Это что — особая магия?
— Чистая магия. То, что превращается в огненные шары, вихри, молнии и прочую магическую дребедень. Магиата как металл, из которого колдун может выковать шлем, меч или щит.
— И откуда она берется?
— Из колдовских тел. Она рождается там, и только там.
— Интересно было бы на нее посмотреть.
— Не получится.
— Почему?
— Потому что я еще не встречал колдуна, который видел бы магиату.
— Но… как тогда они о ней узнали?
— Я же не говорил, что все они лишены этого дара.
— А ты? Ты ее видишь?
Я кивнул.
— И?
— Ничего особенного. Всего лишь облако разноцветной пыли. Но это не самая лучшая из моих способностей.
— А какая — самая?
— Я могу управлять магией. Как чистой, так и измененной.
— Запомню, что бы это ни значило. Ну?.. — Он кивнул на мой кубок, его уже был поднят над столом. — Давай прикончим эту бутылочку — и на боковую.
Кубки соприкоснулись. В отличие от гонца, я сделал пару глотков, решив остаться с ясной головой; немного поел винограда. А Пронт, как и прежде, опустошил кубок с убойным вином быстрее быстрого и, ни слова не говоря, довольный и во хмелю завалился на сиденье.
Кроме премудростей боя, искусства маскировки и тактики выживания агентов его величества, наверное, еще учили контролю над собственным сном. Пронт задремал так быстро, словно колдун произнес нужные для этого дела словеса. Стук копыт утонул в несмолкаемых «хррры! пфиии!».
Невзирая на вино мне пока спать не хотелось. Да и как заснуть? Когда голова пухнет от мыслей, освобожденных хмельным напитком, а агент как будто намеренно закинул руку на сиденье так, чтобы я видел волшебный перстень.
Жалкое положение: в шаге блестит крошечный предмет, от которого зависит моя судьба и судьба моей дочери, а мне лишь остается беспомощно на него глазеть. Что и говорить, настоящая пытка, сравнимая с той, когда перед дохнущим от жажды узником выливают ведро воды, не позволяя ее даже слизывать с грязного тюремного пола. Стоит только потянуться к перстню, как ошейник оживет и в очередной раз напомнит, что так делать не нужно. Мастерски, лучше любого убийцы, сожмет шею горячей удавкой.
— Кто только тебя, заразу, выдумал? — прошептал я, вставляя пальцы под ошейник. — Встретить бы этого выдумщика...
Стальной обод с высеченными рунами вновь всколыхнул мысли о дочери. На ее шейке висел в точности такой же ошейник, а я, отец, ничего не мог с этим поделать, ибо сам был пленником магической штуковины. И не имел ни малейшего понятия, когда от нее избавлюсь.
Как там сейчас Лиля?.. Я слегка прикусил нижнюю губу: зарекался же о дочери не думать. Не думать! Не думать! Не думать!