Рожденные смертью

— Вы опять не спали, юноша? — седовласый врач встает возле койки. — Разве можно так изводить себя.

— Никто не запретит мне быть рядом с братом.

Глухой голос, волевой взгляд.

— Да кто ж вам будет запрещать, — врач присаживается напротив. Но вы должны понять, мы сделали все, что в наших силах.

— Ему лучше.

Пожилой мужчина в белом халате недоверчиво оборачивается на больного. Берет его кисть. Долго отсчитывает пульс.

— Пожалуй, вы правы. Да, уже лучше… Но я говорил вам и говорю опять, чтобы вы не питали пустых надежд. Даже если ваш брат останется в живых, а дело, похоже, все-таки идет к тому, он навсегда будет прикованным к постели. Современная медицина тут беспомощна, и ни один мануалист не возьмется за его позвоночник.

— Он выйдет отсюда на своих ногах.

Властный, не терпящий возражений голос. Врач непроизвольно поеживается.

— Это невозможно. И не пытайтесь что-либо делать самостоятельно. Чтобы работать со столь хрупким органом, нужны не просто специальные знания, а… — Так дайте мне эти знания.

Старенький доктор растерянно водит глазами по стенам. Но воля сидящего перед ним подчиняет, берет в тиски и заставляет перевести взгляд на молодое осунувшееся лицо, где живут сейчас совсем не юные очи могучего человека.

— Вы… я… — врач лихорадочно подбирает слова, — поймите, я обычный районный травматолог. Вы посмотрите на нашу больницу! С каждым годом оснащение хуже и хуже! Найдите деньги, отвезите брата в областной центр.

— Вы сказали, медицина бессильна. Значит, я сам поставлю его на ноги. Объясните мне детально, что у него разбито и как теоретически это исправить.

Травматолог долго рассматривает оживающего пациента, затем его здоровую копию перед собой.

— Я принесу вам парочку книг. Но… А ведь ему действительно стало лучше. Вы отдохните пока. Отдохните…… Неутомимые воробьи снуют по карнизам покосившегося двухэтажного здания с обломком таблички над дверями «…инская районная…ца». Свежая листва в старом сквере. Скамейка. Молодой человек в больничном халате поверх новенького физкультурного костюма вертит в руке палку, тщательно инкрустированную изощренными узорами. Венчает ее искусно вырезанная птица с раскинутыми крыльями.

— Феникс?

— Первая твоя догадка была верной, — оборачивается другой, с таким же лицом, в точно таком же костюме, но без халата. В курчавой, недавно отпущенной бородке прячется улыбка.

— Ага, значит — ворон. Я встаю?

— Валяй.

Недавний больной начинает подниматься. Осторожно, будто пробует землю под ногами. Брат не двигается. Лишь слегка напрягся, как перед прыжком.

— Доброе утро, доктор!

Пожилой врач недоуменно останавливается и цокает языком.

— Не видел бы своими глазами, ни за что бы не поверил. Вы прямо-таки чародей, Всеволод.

— Мы оба стремились к одной цели. И победили.

— Да-да. Именно победили! Всем смертям на зло. Вы прирожденный медик, молодой человек.

— Он целитель, — смеется пациент с палкой.

— Я буду врачом.

«Лис! Лис, да проснись же, наконец!» — А?

«Лис, я такое видела! Такое! Тур сидел около Ворона. У него над руками плавало что-то. Я тронула и как ахнулась в его память!» Лис отшвырнул одеяло и вскочил.

— Ки, ты видела его память? Что ты видела?

«Тура молоденьким видела, старого врача и Ворона после какой-то травмы».

— Ах, это, — Лис сел на кровать и потер пальцами виски. От резкого подъема в глазах бегали забавные искорки.

«Ах, это! — передразнила Кикимора. — Для меня и «это» новость. А ты чего ожидал?» — Что-нибудь из забытого времени. Историю о том, почему Тур стал хирургом, я давно сам собрал по частичкам. Целиком они вообще ничего не рассказывают.

«И в чем заключается целая история? Мне интересно!» — Обычный эпизод из жизни, — Лис пожал плечами. — После армии, когда они работали на стройке, Ворон навернулся со стропил и чуть не сломал себе шею. Тур его выходил. Потом оба приехали сюда, в Тверь. Тур поступил в медакадемию, Ворон — в университет. Позднее нашли каждый свою «нишу» в этом сумасшедшем мире, завели полезные связи. И пошло дело. Видала, какой себе терем отгрохали? Ежу понятно, что не на государственную зарплату.

«И всё?»

— Всё.

«Ничего себе «целая история»! Да у меня тьма вопросов теперь! И, кстати, Лис, тебя не удивило, что я вошла в память твоего брата?» — Удивило, конечно, — парень потряс головой, прогоняя остатки «искорок», — но это отдельный разговор.

«Слушай, ты, умник. Кончай меня за нос водить! Кто вы такие? Я к вам, что ли, в заложные попала?» — Ки, ну ты даешь, — Лис с опаской огляделся: нет ли поблизости тяжелых предметов, которые бы могли угодить в поле действия рассерженной Кикиморы. Дважды за сутки получать по голове ему совсем не хотелось. — Ки, поверь, ты — не заложная. Ты сильный информационный сгусток. Самостоятельная личность.

«Я спрашиваю, кто вы такие? Я видела, как Ворон давил взглядом на психа с пистолетом и вынудил его сделать глупость. Я видела, как Тур только ладонь приложил к ране, и от вывороченной наизнанку кожи с мясом осталась красненькая царапина. Это, по-твоему, «ничего особенного»? А то, что ты со мной разговариваешь, тоже не особенно?» — Ки, пожалуйста, не кидайся книгами, договорились?

«Я ща тебе весь шкаф сверну, если немедленно не объяснишь, где я оказалась!» И шкаф подозрительно заскрипел.

— Ки, я не отрицаю всего, тобой сказанного, — заторопился Лис, не сводя глаз с шифоньера и невольно просчитывая траекторию его падения. — Но Ворон не всегда контролирует свой уникальный взгляд. А руки Тура исцеляют далеко не всех. Вот если бы они сохранили связь с прежней жизнью! Они бы такое могли творить! Но оба не хотят помнить ту жизнь.

«Групповая амнезия?»

Кикимора сменила гнев на любопытство, и мебель осталась на местах.

— Нет. Скажешь тоже! Они сознательно отсекли от себя прошлое. Совершили переход и заставили себя забыть.

«Ясненько. А ты тоже забыл?»

— В том и дело — нет. Я, конечно, много младше братьев, но я помню всё. И я перешел сюда, чтобы заставить их обоих вспомнить.

«А зачем? Ну не хотят люди старое ворошить. Чего за уши тянуть-то?» — Помнящий корни обретает великую силу. Какой толк от дерева, торчащего в почве без корней? Ветер дунет — рухнет. И делай с ним, что хочешь: хоть на дрова, хоть на бревна. С людьми происходит то же. Забыли, ушли от традиций, иной раз даже дедушек по отчествам не знают. А в результате что? Ура — принимаем христианство. Ура — и реформы Петра Первого. Ура — и залп Авроры. А потом чешут затылки: и как же так вышло? Ведь вот она, история, повторяется, такая сякая, и ничему не учит. А учила бы, кабы голоса предков слышали. И медики не разводили бы руками — мол, бессильны. И на космос бы народные средства не изводили. Ведь достаточно себя изучить, и космос будет прямо на ладони. И гадость бы всякую не изобретали вместо нормального мяса и хлеба.

«Ага, ура — все в деревни пашни предков поднимать».

Лис с досады плюнул.

— Иди-ка ты. Я ей про Фому, а она про Ерёму! Я ж не предлагаю отказываться от прогресса! Я говорю о связи духа прошлого и тела настоящего!

«А на практике как сие применять?… Что надулся?» — Голова разболелась, — соврал Лис. — Думаешь, мне легко твою «тараторь» разбирать?

«Хочешь, я медленнее буду изъясняться?… Лис, а Лис. Ну, не обижайся. Я прекрасно помню, что ты мне сказал первый раз. И не отказываюсь помочь. Ты хочешь растолкать память близнечиков, да? Я правильно поняла?».

— Близнецов, — механически поправил парень.

«А мне нравится «близнечиков». Они прелесть! Один Тур чего стоит. Видал, он под дулом пистолета даже бровью не повел. А Ворон — супер! Как гада скрутил! Если бы ты под руку не полез, из психа враз отбивную бы сделали».

Лис вздохнул. С единомышленниками ему явно не везло.

Лежа в постели и созерцая серые разводы на потолке, Лис старательно придумывал правдоподобную историю для оправдания. Несколько раз он клялся себе помалкивать про Кикимору. Но в каждой версии планируемого разговора невещественная личность всплывала неизбежно. Особенно мешалось предположение Кикиморы на тему заложной. Наконец, Лис решил, что идея не лишена здравого смысла и требует тщательного анализа. Стоило ему подумать о заложных, как крайне неприятная мысль вспыхнула в голове и разом выставила вон все предшествующие измышления. Фантазия немедленно нарисовала ужасающую картину буйства духа убиенного бандита. Лис не потрудился разглядеть детали, но из постели выпрыгнул, как ужаленный. Кикимора никак не отреагировала на суматоху в спальне, пока парень разыскивал под кроватью домашние ботинки и безжалостно выворачивал рубашку и брюки. Уже за дверью он мельком подумал, что призрачный жилец, вероятно, устроил себе заслуженный отдых.