Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 40

Действительно ли Фрейд поступился истиной? Без знакомства с архивными материалами и неопубликованными письмами основателя психоанализа невозможно ответить на этот вопрос однозначно. Бесспорным является лишь то, что история, связанная с первоначальным выдвижением Фрейдом теории совращения ребенка и последующим пересмотром ее, имеет принципиально важное значение для понимания становления и развития психоанализа.

Признание психической реальности в качестве детерминирующего фактора возникновения неврозов послужило отправной точкой для выдвижения наиболее существенных идей, предопределивших становление психоанализа. Выявление ранней сексуальности детей, рассмотрение психосексуального развития ребенка, представления об эдиповом комплексе, учет не только внешних (материальных) обстоятельств жизни, но и внутренних (психических) состояний, обусловливающих невротические заболевания, – все это оказалось объектом исследовательской и терапевтической деятельности Фрейда после того, как он пересмотрел свои предшествующие взгляды на теорию совращения ребенка. Фрейд не столько отступил от истины, сколько оригинальным образом нашел возможность примирить ее со своими нравственными устоями жизни.

Судя по эмпирическим материалам, в некоторых семьях имеются тайны, связанные с реальными случаями совращения детей и насилия над ними со стороны взрослых или старших детей. В других же семьях этого не происходит, но подобные мотивы находят свое отражение в фантазиях и сновидениях как взрослых, так и детей. Поэтому истина относится не к признанию дилеммы «или – или», а к пониманию того, что нечто подобное может иметь место и в материальной, и в психической реальности. К этому выводу и пришел Фрейд, сделав лишь одно, но весьма существенное дополнение, согласно которому для невротиков психическая реальность является более значимой, чем материальная. Позднее в «Автобиографии» (1925) он писал, что соблазнение в детском возрасте также осталось элементом этиологии, хотя и в более скромных масштабах.

Систематическое занятие самоанализом поставило перед Фрейдом вопрос о возможности быть предельно честным перед самим собой. Это трудно сделать, но он решился идти до конца, чтобы тем самым раскрыть перед собой все тайны, все то сокровенно сокрытое, что не поднимается на поверхность сознания человека и остается в глубинах его бессознательного. Фактически по отношению к самому себе Фрейд начал осуществлять не столько самоанализ, сколько психоанализ, ранее применяемый им к пациентам. Благодаря обращенному на себя психоанализу Фрейд открыл свой эдипов комплекс.

В одном из писем Флиссу (1897) он признался в том, что обнаружил у себя любовь к матери и ненависть по отношению к отцу. При этом он подчеркнул, что отныне считает это явление универсальным событием раннего детства, хотя и не настолько ранним, как это имеет место у детей, страдающих истерией. И если это так, то теперь можно понять могущественное воздействие на людей древнегреческой легенды об Эдипе, вопреки всем объяснениям, исходящей из неизбежности драмы судьбы. Одновременно Фрейд отметил, что то же самое можно сказать и о шекспировской трагедии Гамлета.

На протяжении нескольких месяцев Фрейд продолжал свой систематический самоанализ. В письмах Флиссу он сообщал о том, как трудно осуществляется эта работа. Он открыл в себе многое из того, что ранее наблюдал у своих пациентов. Открытия приводили его то в подавленное состояние, поскольку он многое не мог понять из своих сновидений и фантазий, то поражали своей значимостью. Иногда прозрения способствовали установлению единой связи между событиями детства и переживаниями взрослого человека, между личностным расстройством психики и невротичностью больных, которые находились у него на лечении.

Фрейд возлагал большие надежды на самоанализ. В его собственном понимании самоанализ обещал стать для него величайшей ценностью, если он будет доведен до конца. В течение нескольких месяцев конца 1897 – начала 1898 годов Фрейд постоянно делился с Флиссом результатами своего анализа и неоднократно подчеркивал, что его анализ продолжает оставаться главным его интересом.

Если сравнить переписку Фрейда с его невестой Мартой и его другом Флиссом, то можно обнаружить по меньшей мере два общих для них момента.





Во-первых, и в том и в другом случае Фрейд нередко ссылался на свою истерию, свой невроз. В процессе эпизодического самоанализа (письма к невесте) он не только выявил свои пороки, но и связал некоторые из них со своей «незначительной истерией». По ходу систематического самоанализа (письма к другу) он не только как бы спроецировал невротические состояния нервнобольных на самого себя, но и занялся изучением своего невроза. Как в первом случае, так и во втором его самоанализ сопровождался сменой настроения и самочувствия, крайними полюсами которых было безмерное отчаяние и безграничная уверенность в успехе; глубокое уныние и потрясающая работоспособность; смятение души, сопровождающееся блужданием в потемках бессознательного, и внезапные озарения, приводящие к появлению новых идей. Во время переписки с невестой «незначительная истерия» обостряла его восприятие собственных пороков. В письмах Флиссу находили свое отражение его сомнения и мучительные переживания, обусловленные выявившимся конфликтом между истиной и нравственностью.

Самоанализ может привести к болезненному самокопанию, приносящему мазохистское удовлетворение, усугубляющее болезненное состояние индивида. Но он может сопровождаться и интеллектуальными прозрениями, выводящими человека на новые рубежи познания внутреннего и внешнего мира, как это имело место у Фрейда.

Увлекшись новыми идеями, связанными с пересмотром теории совращения ребенка, проделав мучительную для себя работу и почувствовав опасность, в дальнейшем Фрейд не отстранился от самоанализа, а превратил его в дополнительное средство к тому психоанализу, который осуществлялся им по отношению к его пациентам. Не случайно в конце 1897 года он стал говорить о том, что может анализировать себя только с помощью знания, полученного объективным путем, то есть не изнутри самого себя, а извне. В одном из писем Флиссу того периода он высказал мысль, что подлинный самоанализ невозможен. Через два-три месяца, в начале 1898 года, Фрейд сообщил Флиссу, что оставил самоанализ в покое, чтобы заняться книгой о сновидениях.

В дальнейшем мысль Фрейда о том, что подлинный самоанализ невозможен, положила начало дискуссиям о соотношении самоанализа и психоанализа. Это непростой вопрос, требующий специального рассмотрения. В рамках обсуждения истоков возникновения психоанализа достаточно будет обозначить эту проблему. В данном контексте важно иметь в виду то, что эпизодический и систематический самоанализ Фрейда, с одной стороны, вызвал у него потребность разобраться в его собственных невротических состояниях, а с другой – способствовал возникновению новых идей, вызвавших к жизни психоанализ.

Во-вторых, эпизодический и систематический самоанализ Фрейда действительно способствовал возникновению у него таких идей, которые впоследствии нашли свое отражение в его работах. В письмах Флиссу содержался целый комплекс идей, почерпнутых им в процессе систематического самоанализа и положенных в основу психоанализа. К их числу относились прежде всего выявленные в процессе систематического самоанализа представления Фрейда об Эдиповом комплексе, детской сексуальности, оральных и анальных эрогенных зонах, психической реальности, роли фантазий в жизни человека и необходимости толкования сновидений.

К некоторым важным идеям Фрейд пришел также и в период осуществления им эпизодического самоанализа, во время переписки с невестой. И действительно, в письмах к невесте содержались такие его размышления, которые положили начало его дальнейшим психоаналитическим разработкам.

Так, в одном из писем невесте в 1882 году Фрейд затронул несколько тем, оказавшихся впоследствии в центре его внимания. Одна из них касалась ранних его интенций, свидетельствующих о его понимании важности исследования «мелочей» жизни и символов с точки зрения выявления скрывающегося за ними смысла. Полтора десятилетия спустя Фрейд опубликовал статью об ошибочных действиях, а затем книгу «Психопатология обыденной жизни», в которых сосредоточил внимание на изучении оговорок, описок, забывания имен и других «мелочей», редко привлекающих к себе интерес, но являющихся важными для понимания подлинных мотивов поведения человека. В это же время он работал над трудом «Толкование сновидений», где значительное место в его исследовании уделялось символике снов.