Страница 2 из 14
Принцесса проскользнула дальше и заглянула за угол.
Пусто!
В дальнем конце зеленого коридора уже виднелся обетованный дворик. Она почти добралась. Теперь оставалось миновать еще один разрыв в кустах на середине пути.
Принцесса повернула за угол и побежала.
Босые ноги быстро несли ее по шелковистой траве, бурное дыхание вырывалось изо рта. Скоро наступит критический момент: впереди открывался вход в центральный дворик лабиринта. Порыв ветра бросил в лицо Серафине пригоршню брызг. Облако набежало на золотистый месяц.
— Вернись, маленькая сучка! — проревел густой бас.
Серафина вскрикнула и оглянулась. Из-за угла позади нее показался Филипп.
Со всех ног она бросилась вперед, но, когда пробегала брешь в кустах, из аллейки выскочил Анри и схватил ее в охапку. Она закричала. Филипп быстро приближался. И тут тихо, как смерть, от тени отделился Дариус и волчьим прыжком атаковал ее противника.
Анри выпустил принцессу, закричал, пытаясь отбить нападение. Она рванулась прочь, услышала треск рвущегося шелка и сломя голову кинулась вперед. Серафина побежала к дворику, буквально влетела в узкий проем входа и бросилась в дальний угол.
Укрывшись в тени, Серафина молилась, чтобы Филипп пришел на помощь другу, а не устремился за ней, но не успела она договорить свою молитву до конца, как в проеме кустов показалась фигура француза.
Окинув взглядом крохотное пространство, он сразу заметил Серафину. Зловещая ухмылка исказила его красивое лицо. Широкими шагами Филипп направился к ней, грубо повернул девушку спиной к себе и приставил к горлу нож как раз в тот миг, когда во дворик вбежал Дариус.
Она прорыдала его имя.
Филипп грубо встряхнул Серафину:
— Заткнись!
Дариус замер на месте и затаил дыхание, обдумывая дальнейшие действия. Жгучий взор его черных глаз пронзал ночной мрак, словно адский огонь. Молния сверкнула над ним, на мгновение осветив с ослепительной яркостью его экзотическую красоту… И вновь все погрузилось во мрак.
Серафина, вцепившись руками в пережимавший ей горло стальной локоть, устремила на Дариуса полный веры взгляд.
— Посторонись, Сантьяго! — угрожающе прорычал Филипп. — Посмеешь приблизиться — и она умрет.
— Не будь ослом, Сен-Лоран. Мы оба знаем, что он не хочет причинять ей вреда. — В голосе Дариуса звучало холодное презрение, но поза была непринужденной. Казалось, залитая лунным светом его поджарая и широкоплечая гибкая фигура источала опасность. Одетый во все черное, он двигался с изысканной грацией хищника.
В черных как ночь глазах, прикрытых тяжелыми веками, таилась страсть. Над высоким лбом вилась грива блестящих, темных как вороново крыло кудрей. Словно высеченные из камня высокие скулы и орлиный нос дисгармонировали с чувственными полными губами, скульптурный изгиб которых нарушал горький полумесяц небольшого шрама.
Серафина не могла оторвать от Дариуса завороженных глаз, но он даже не смотрел на нее. Взгляд его пронзал Филиппа, а на губах играла усмешка.
— Я-то думал, что ты профессионал, Сен-Лоран, — проговорил Дариус тихим певучим голосом с легким испанским акцентом. — Так-то ты делаешь дела? Приставляешь нож к горлу юной девушки? Удивительно, как ваш народ терпит это? Служить человеку без чести и совести?..
— Я пришел сюда, Сантьяго, не для того, чтобы беседовать с тобой о морали, — злобно отрезал Филипп, державшийся столь же напряженно, сколь Дариус спокойно и непринужденно. — Я ухожу, и она отправится со мной.
— Если ты полагаешь, что я дам тебе уйти, то очень заблуждаешься.
— Я зарежу ее! — бросил Филипп. Дариус ответил холодной улыбкой:
— Твоему хозяину это не понравится.
Тишина накалилась, молчание стало тягостным и устрашающим. Мужчины сверлили друг друга взглядами, готовые убить и ждущие лишь первого движения противника… Серафина не могла дольше выдержать этого.
— Пожалуйста, — прохрипела она, — отпусти меня!
При звуке ее голоса угольно-черные глаза Дариуса обратились к ней. В одно мгновение она прочитала в них то, что скрывалось под его ледяным самообладанием: ярость, отчаяние… и что-то еще, более сильное…
Филипп также заметил невольно прорвавшееся чувство.
— Что я вижу! — издевательски рассмеялся он. — Неужели я случайно обнаружил слабость? Так, значит, и у великого Сантьяго есть ахиллесова пята?
Точеное лицо Дариуса окаменело. Черные глаза сузились, полуприкрытые длинными ресницами, и уставились на Филиппа, пронзая блеском ночной мрак.
— А-а, разумеется, — продолжал Филипп, забыв об опасности. — Помнится, кто-то говорил мне, что ты был телохранителем Серафины, когда она была совсем крошкой.
— Опусти оружие, — угрожающим шепотом потребовал Дариус.
— Прочь с дороги!
— Отпусти принцессу! Твой единственный выход — сдаться. Люди твои мертвы, и ты прекрасно знаешь, что нужен мне живым.
— Хм, Сантьяго свирепеет, — насмешливо заметил Филипп. — Он, видимо, очень привязан к тебе, моя дорогая.
Эти слова ранили Серафину больше, чем все остальное.
— Ты делаешь хуже для себя, Сен-Лоран. Я вспомню, как ты дразнил меня, когда позже мы поговорим с тобой о твоих сообщниках и о данных тебе приказах.
— Ах, Сантьяго, мне никто не дает приказов. У меня нет выхода. Я не могу явиться с пустыми руками, так что ты от меня ничего не узнаешь.
Дариус двинулся к Филиппу медленным крадущимся шагом.
— Стой на месте! — Он замер и повторил мягко: — Отойди от принцессы.
Серафина вновь и вновь повторяла про себя молитву. Прижатая к Филиппу, она ощущала частый стук его сердца. Серафина чувствовала, как в нем нарастает тревога, как Филипп судорожно ищет выхода, возможности бежать. Искоса посмотрев на нож, прижатый к ее горлу, она зажмурилась и еще отчаяннее воззвала к Богу.
— Скажи мне, Сантьяго… как один наемник другому, — внезапно начал Филипп. — Теперь, когда твоя маленькая подопечная выросла, ты не заглядываешься на нее? Кое-кто утверждает, что она самая красивая женщина на свете… по крайней мере одна их трех самых красивых.
Мой патрон убежден в этом. Он называет ее Еленой Троянской. Мужчины затевают войны, чтобы овладеть такой красавицей. Может, посмотрим?
Серафина вздрогнула, когда Филипп ухватил ее за платье там, где оно уже было надорвано в схватке с Анри, и молниеносным движением рванул вниз. Она ахнула от ужаса.
— Ну-ну, ma belle, — проворковал Филипп. — Не волнуйся.
Серафина сжалась от ужаса. Всхлипнув, она замолчала. Опустив голову, бессильная помешать грубой руке, Серафина застыла, а Филипп стащил оборванные концы лифа вниз, обнажив ее до талии.
«Этого не может быть!», — отчаянно думала она. Щеки ее вспыхнули от стыда, она закусила губу, чтобы подавить слезы гнева, перекинула волосы вперед, надеясь прикрыть грудь, но Филипп помешал ей.
— Non, non, cherie[2]. Позволь нам посмотреть, какую красоту изваял Господь. — Левой рукой он отвел локоны Серафины за спину.
— Ублюдок! — бросил Дариус.
У нее не было сил поднять голову и встретиться с ним взглядом.
Опустив руки вдоль тела, она стояла, содрогаясь от унижения и ярости, выставленная на обозрение перед единственным мужчиной, которого когда-либо желала. Перед единственным, кто не желал ее.
Еще недавно Серафина любила Дариуса Сантьяго со всем пылом мучительной девичьей страсти. Принцесса попыталась выказать Дариусу свои чувства три года назад, в ночь своего первого бала. Доказать ему, что она наконец выросла и больше уже не ребенок.
Серафина убеждала Дариуса, что ни одна женщина не будет любить его так, как она. Но он сбежал от нее, покинул остров, поспешил прочь — исполнять какую-то новую важную миссию. А теперь именно Дариус стал свидетелем унижения Серафины, был вынужден созерцать ее тело, которое она тщетно желала принести ему в дар…
В этот момент очередная туча разразилась холодным дождем. Принцесса вздрогнула и поморщилась, когда первые капли обожгли ее обнаженную кожу.
2
Нет, нет, дорогая (фр.).