Из шпаны – в паханы

В помещении наступила гробовая тишина.

Мерин приблизился к Игнату и перевернул его тело носком сапога.

– Красноармейцы! – кто-то из уркачей дернул Мерина за рукав. – В конце квартала. Они бегут сюда, Мерин! Надо уходить.

Мерин согласно кивнул.

Казань. Здание ЧК на Предмостовой

– Присаживайтесь, Прохор Матвеевич, – Сверчинский кивком головы указал на стул.

Паленый поколебался секунду, затем прошел вперед и опустился на предложенное место. За истекшие сутки, что жиган провел без сна в камере, на его щеках и на подбородке проступила небольшая щетина. Глаза были красными и воспаленными. Беспокоила боль в плече. Но все это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось в мыслях Паленого. Ситуация, в которой он оказался, окончательно сломила его. Перспективы пугали еще больше. Иными словами, сказать, что жиган находился в состоянии, близком к панике, означало бы не сказать ровным счетом ничего. Однако внешне Паленый очень старался не показать Сверчинскому, что творилось в его душе. Но Кондрату Сергеевичу этого и не требовалось. Он и сам прекрасно чувствовал перемену, произошедшую в настроении задержанного. Сверчинский основательно подготовился к разговору с Паленым.

– Хотите курить? – гостеприимно предложил он.

Взгляд чекиста был холодным и неподвижным, но тон, которым был задан этот вопрос, позволил жигану слегка приободриться. Вместо грозного собеседника пред ним вдруг предстал весьма добродушный человек.

– Не откажусь.

Сверчинский подтолкнул портсигар на краешек стола. Паленый вынужден был подняться и пройти вперед. Сверчинский подал ему спички. Закурив, жиган вернулся на прежнее место. Глубоко затянулся.

– Ну что же, Прохор Матвеевич, – неспешно начал чекист, сплетая сухие жилистые пальцы в замок. – Давайте посмотрим, что у нас с вами получается. Поверьте, даже не взирая на то, что вы пытались убить меня, я не имею против вас ничего личного. А потому буду предельно откровенен. Положение ваше незавидно, Прохор Матвеевич. – Паленый при этом нервно дернулся, словно собираясь сказать что-то, но Сверчинский, не обратив на это ни малейшего внимания, продолжил с прежней интонацией. – Я не собираюсь брать вас на испуг. Просто взгляните в глаза фактам. Ограбление лавки Лапухина, итог – два трупа, банк «Марсель» – четыре трупа, банк «Гофман и сын» – шесть трупов. В каждом из этих случаев вы принимали самое деятельное участие. Есть еще и Ливерпульский банк, налет на который был осуществлен на позапрошлой неделе. И опять же с четырьмя трупами. Но тут, врать не стану, касаемо вас, Прохор Матвеевич, нет никаких улик. Однако... – Сверчинский выдержал театральную паузу, пристально наблюдая за тем эффектом, что он производил на задержанного. – Даже если бы всей этой информации у нас не было… я лично стал свидетелем тому, как вчера при задержании вы хладнокровно застрелили красноармейца. Одного этого, Прохор Матвеевич, достаточно, чтобы по законам нынешнего времени поставить вас к стенке. Вы это понимаете, не так ли?

На этот раз Кондрат Сергеевич намеренно замолчал, ожидая реакции жигана.

– Послушайте, – Паленый выпустил дым через ноздри, – все это какое-то недоразумение, честное слово. Я имею в виду то, что произошло вчера. Я и не думал оказывать никакого сопротивления представителям советской власти. Я просто обознался, – он выдавал Сверчинскому версию, придуманную им минувшей ночью. Жиган искренно верил, что только такое поведение поможет ему выпутаться из положения. – Я принял вас за переодетых бандитов. Вы же знаете, сейчас такое случается сплошь и рядом. Нацепят шинель или кожаную куртку и давай честных людей обирать. Иногда, знаете ли, и до душегубства доходит. Ничего святого у таких людей.

Сверчинский согласно покачал головой.

– Обознались, стало быть?

– Именно. Обознался. А тут еще и баба эта пьяная, визжащая... Я и сообразить ничего не успел.

Кондрат Сергеевич расплел пальцы и, выудив из общей стопки на столе пару бумаг, положил их перед собой. Сосредоточенно изучил написанное. Паленый напряженно ждал, опасаясь нарушить установившуюся тишину. Вытянув шею, он попытался было разглядеть, что там так увлеченно читает чекист, но расстояние было слишком большим. Папироса в руке жигана потухла, и он, поискав глазами, куда бы ее деть, не нашел ничего лучше, как спрятать в нагрудный карман жилета. Пауза затягивалась.

Наконец Сверчинский поднял глаза на подследственного. Паленый машинально облизал губы.

– Я готов был поверить вам, Прохор Матвеевич, но, видите ли, какая штука. В результате произведенного у вас дома обыска мы нашли немалую сумму денег и оружие. Более того, опять же дома у вас, в платяном шкафу, обнаружилось и кое-что из лавки ограбленного и убитого вами Лапухина.

– Я никого не убивал! – лицо Паленого залила мертвенная бледность. До него только сейчас начало доходить, что чекист играет с ним, как кошка с мышкой. И этот тон, и предложенная папироса... – Мне все это кто-то подкинул! Клянусь вам! Чем хотите клянусь!

– Ясно, – Сверчинский отложил бумаги и, поднявшись из-за стола, скрестил руки на груди. – Вижу, откровенность у нас с вами какая-то односторонняя. Давайте вернемся к самому началу, Прохор Матвеевич. Я ведь уже сказал, что против вас лично ничего не имею. Так? И мне совсем не хочется ставить вас к стенке. А знаете почему?

– Почему?

Вопрос вырвался у Паленого машинально. Уж слишком мягким и обволакивающим был голос у Кондрата Сергеевича.

– Потому что вы мне не интересны. Мне нужен Рекрут.

– Я не знаю никакого...

– Вы сначала дослушайте меня, – Сверчинский улыбнулся одними губами. – Я готов вас отпустить, Прохор Матвеевич. Прямо сейчас. И все ваши грехи будут забыты. До поры до времени, разумеется. А вы в качестве благодарности оказываете мне встречную услугу. Вы встретитесь с Рекрутом, выясните его ближайшие планы, и когда ваша группировка с самим Рекрутом во главе соберется на очередной налет, вам нужно будет только сообщить мне об этом. Точное время и место налета. Впрочем, – голос Кондрата Сергеевича стал еще более вкрадчивым, – это не обязательно может быть налет. Меня вполне устроит и информация о местонахождении Рекрута. Дескать, такого-то числа в такой-то час Рекрут будет совершенно точно находиться там-то и там-то. Или, может быть, вам уже прямо сейчас есть что сказать мне по этому поводу, Прохор Матвеевич?

С минуту Паленый сосредоточено молчал. Теперь пришел черед Сверчинского ждать, но он не торопил жигана. Он знал, что тому необходимо все как следует взвесить.

Паленый нервно покусывал нижнюю губу.

– Хорошо, – с трудом выдавил он и поднял глаза на чекиста. – Но сейчас мне сказать нечего. Правда нечего. Рекрут – как перекати поле. Сегодня – здесь, завтра – там. Но я могу раздобыть для вас нужную информацию. Только...

– Что?

– Вы действительно забудете обо всех моих грехах, как вы изволили выразиться?

– Даю слово.

Паленый не знал, как на это реагировать. Но ему ничего иного не оставалось, как поверить Сверчинскому. Сердце жигана гулко стучало в груди. Он сам отчетливо слышал этот стук, и ему казалось, что чекист тоже слышит. На языке крутился еще один вопрос, и после недолгого колебания Паленый решился его озвучить.

– А если... Если Рекрут что-то заподозрит?

Сверчинский пожал плечами.

– Вам придется постараться, чтобы этого не произошло. Я лишь обещал то, что мог обещать со своей стороны.

Кондрат Сергеевич вернулся на свое рабочее место, аккуратно собрал все бумаги и сложил их в общую папку. Затем убрал папку в ящик стола. Все движения чекиста были уверенными и точными. Так мог вести себя только человек, успешно справившийся с поставленной перед ним задачей. Сверчинский был доволен исходом беседы с задержанным.

– Да, и еще одно, – он будто сейчас вспомнил об этом и снова взглянул на неподвижно сидящего жигана. – Полагаю, я должен довести это до вашего сведения, Прохор Матвеевич. На тот случай, если вы решите сыграть со мной не по правилам – ну, вы понимаете… Так вот, исключительно на этот случай мы во время обыска, о котором я уже вам сообщил, задержали вашу матушку…