Время перехода

Клотагорб наконец выпутался из веревок, слез со стула и подошел поближе, чтобы осмотреть обломки.

– Потребны ли тебе кладези моей чародейской мудрости и обширный опыт в подобных вопросах?

Не в силах проронить ни слова, Джон-Том лишь молча кивнул.

Клотагорб осторожно провел ладонью по обломкам, накрутил на палец болтающиеся струны и поднял глаза на своего рослого друга.

– Ты вышиб из нее дух напрочь.

– Я и без трехсотлетнего кладезя мудрости могу сказать то же самое, – с горечью ответил юноша.

– Я лишь подчеркнул серьезность содеянного тобой. Мне ни разу не доводилось видеть человека, способного упасть с изяществом.

– Уж с черепахами-то дело обстоит иначе?

– Нам нет нужды углубляться в посторонние предметы. По-моему, это не твоя вина.

Джон-Том был слишком взбешен своей неуклюжестью, чтобы расплакаться.

– Впервые вы правы. Я просто неуклюжий увалень и заслужил это, потому что не гляжу, куда ступаю своими большими ногами.

– Когда вы оба закончите обмениваться любезностями и соболезнованиями, не будет ли кто-нибудь добр развязать меня? – подал голос Сорбл, извиваясь в своих путах. – Мне нужно вымыться, по крайней мере, полдюжины раз.

– Так сказать, устами замаранных глаголет истина. Жизнь не перестает поражать меня. – Но, несмотря на сарказм тона, Клотагорб собственноручно развязал своего ученика, не решившись просить об этом Джон-Тома. – Я бы сказал, семь будет в самый раз. Тому, кто привычен к экзотическим запахам, следовало бы получше владеть своим желудком.

– Простите, хозяин, что я не наделен вашим самообладанием. – Сорбл соскользнул со стула и попытался отряхнуть крылья. – По-моему, залп кормовых орудий кота был произведен в мою сторону.

– Никаких извинений. Ступай мыться. Твой запах по омерзительности уступает лишь твоей наружности. Поторопись привести себя в надлежащий вид. Ныне перед нами стоит проблема посерьезнее вторжения жалких разбойников. Надлежит разобраться со сломанной дуарой.

Когда Сорбл заковылял прочь на негнущихся лапах, чародей присоединился к Джон-Тому, любовно раскладывающему останки инструмента на обеденном столе.

– Уж лучше б вы отдали им золото, сэр, – жалобно пробормотал юноша.

– Да не мог я сделать этого, Джон-Том! Как я им уже сказал, у меня нет злата.

Чародей потрогал пальцем обломки дуары и пристально оглядел их сквозь толстые линзы очков.

– И что теперь? – спросил Джон-Том. – Без дуары мне не сотворить музыки, а без музыки не сотворить волшебства. Сэр, вы сумеете ее починить?

– Я чародей, мальчик мой, а не создатель свистулек и бирюлек. Я могу сдвинуть горы, разнести их по камешку. А вот чтобы воздвигнуть их – да и вообще что-либо – заново, требуется опыт несколько иного рода.

Починить простую флейту или барабан я еще в состоянии, но такое, – он указал на стол, – мне не по плечу, и я не стыжусь признаться в этом.

Подобная задача не по силам почти никому, кроме нескольких мастеров, каждый из которых – единственный в своем роде. Чтобы восстановить дуару, нужен дар понимания музыки сфер. А мне медведь на ухо наступил – тем более что у меня вообще нет ушей.

Джон-Том уловил, куда клонит маг.

– И, пожалуй, надеяться, что один из таких мастеров проживает в Линчбени или где-нибудь неподалеку, было бы наивно.

– Боюсь, до них многие лиги пути. Починить сломанный инструмент легко, разрушенное волшебство – куда труднее. А вернуть к жизни нечто вроде твоей дуары, сочетающей в себе и то и другое, – почти невозможно. Мне понаслышке известен лишь один мастер, у которого, может – повторяю, может, – хватит мастерства для воссоздания твоего инструмента. Зовут его Кувир Кулб. Говорят, проживает он в городе Стрелакат-Просад, что расположен в джунглях к югу от Чеджиджи.

– Даже не представляю, где это.

– Потому что ты никогда не забирался так далеко на юг, мальчик мой.

Кстати сказать, и я тоже. Это долгое странствие.

Это мы уже проходили, вздохнул Джон-Том.

– Я почему-то сразу это понял.

– Благодаря хорошей памяти, а отнюдь не проницательности. Чеджиджи – порт на южном побережье Глиттергейста. Если хочешь починить свой инструмент, придется тебе идти туда.

– Не знаю, сэр, прямо не знаю. – Джон-Том сел в чистое, не испачканное рвотой кресло. – Я ни разу не отправлялся в долгие странствия без дуары. Чем я смогу защитить себя?

– Как это ни огорчительно, придется тебе положиться на свое боевое умение и на сообразительность. – По тону колдуна было неясно, относится ли его пренебрежение к какому-то одному из талантов Джон-Тома или к обоим сразу. – Если мне не удалось за этот год развить твой ум, то как учитель я ничего не стою. Будь ты волшебником или чаропевцем, чародеем или шулером, некромантом или стряпчим, – в конечном итоге именно сообразительность решает, кто выживет, а кто уйдет в небытие.

Джон-Тому удалось выдавить бледную улыбку.

– Вы были хорошим наставником, сэр, и я научился многому. Просто мне жутковато при мысли, что надо разыскать Кувира Кулба, не полагаясь на чаропение.

– Мальчик мой, тебе не впервой победоносно выходить из невзгод. Я верю в тебя. Помни, что на этот раз ты отправляешься не на обычные поиски опасных приключений, а всего лишь на длительную экскурсию, и только. Тебе всего-навсего надо отыскать ремесленника, который сможет починить сломанную вещь. Не вижу, что опасного может с тобой случиться.

Слова Клотагорба немного приободрили юношу. В самом деле, стоит ли тревожиться и унывать? Ведь ему приходилось и прежде много путешествовать, а зачастую и противостоять сверхъестественным силам, а в этот раз ничего подобного не ожидается. Все это надуманные страхи.

Да, но одну опасность все-таки преодолеть придется, и притом в ближайшем будущем.

– Проклятье, даже не представляю, как сказать Талее, что я опять ухожу.

– А вот с этим, мальчик мой, тебе придется справиться без всякого волшебства.

Колдун сочувственно улыбнулся.

– Куда ты собрался? Да нет, я прекрасно слышала. Слышала, но ничего не понимаю.

– Талея, у меня просто нет выбора. Как ни крути, а идти надо. Да и Клотагорб советует. Мне не хочется уходить – но куда годится чаропевец без инструмента?

Глядя, как мечется Талея взад-вперед по полутемной спальне, Джон-Том почувствовал, что возражать становится все труднее. Ее прозрачная ночная сорочка, подаренная благодарными жителями Оспенспри, мерцала, как сиреневый туман, и открывала взору гораздо больше, чем скрывала. Ткань пронизывали подвижные малиновые звездочки, блуждавшие с места на место, как светящийся планктон на гребне ночной волны. При этом они по каким-то неизвестным причинам предпочитали самые выпуклые части тела.

Талея остановилась у окна, и лунный свет, усилив и без того ошеломляющее воздействие сорочки, почти сломил сопротивление Джон-Тома.

– А почему Клотагорб не идет? – наконец шепнула она.

– Клотагорб – величайший чародей мира, и не бегает на посылках у студентов. Это у него все бегают на посылках.

– Удобная позиция. Порой мне кажется, что все его причитания по поводу преклонных лет – сплошная туфта.

Ее гнев утих так же внезапно, как и вспыхнул, и Талея, подбежав к Джон-Тому, крепко обняла его.

– Как мне хочется, чтоб ты остался, Джонни-Том! Ты столько пережил с той поры, как тут очутился. Мы почти и не побыли вместе, а ты опять собрался куда-то на край света.

– Талея… – Взяв ее лицо в ладони, он повернул ее голову, чтобы заглянуть подруге в глаза. – Я хочу этого не больше твоего, но я просто вынужден! Чаропение не подделаешь. Дуару надо чинить.

– А ты не можешь заклинать другим инструментом?

– Пытался, – покачал он головой. – Своими успехами в магии я в равной степени обязан и своему пению, и дуаре – они неотделимы друг от друга.

– А может, тогда купишь другой такой же?

– О свет моих очей, другого такого же не существует. Ах, если б все было так просто! Только эта дуара наделена особыми свойствами, которые в сочетании с моим голосом позволяют творить чудеса. Ни того, как струны вплетаются в ткань реальности и покидают ее, ни замысловатых хитросплетений резонансной камеры заменить не удастся – только восстановить, а Клотагорбу это не по зубам. Да и не только ему – вообще никому в Колоколесье и даже в Поластринду. Придется искать этого Кувира Кулба.