Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 32



— Я тоже уеду, — в неожиданном порыве радостной доверчивости сорвалось у него с языка. — Уеду с двоюродным братом, когда тот кончит школу. Он хочет заработать деньги для своей мамы, и я обещал помочь ему.

Незнакомец не пожал плечами, как можно было бы ожидать, но грусть исчезла с его лица, и оно приняло мягкое, внимательное и серьёзное выражение.

— В накладе всегда тот, кто уезжает, зарубите это себе на носу, и ты и твой двоюродный брат, — веско произнёс он.

— Вот Николя говорит…

— Николя? — переспросил незнакомец, чуть вздрогнув. — Ах да, твой двоюродный брат… И вы, глупыши, задумали всё тайком, за спиной у родителей?

— Отец Николя уехал, и никто даже не знает, где он, — возразил Поль, — ну, а мой папа такой строгий, что я не смею ничем с ним поделиться. Вот, например, когда он узнал, что я, несмотря на запрет, пошёл к тёте Мальвине… Пожалуй, мне не следовало туда ходить, это верно, но я вам объясню… О, да вы меня не слушаете! Я вам надоел, — грустно произнёс он.

Ему пришлось долго ждать ответа. Незнакомец вдруг склонился к огню и принялся раздувать его, он всё дул и дул, искры так и летели вокруг.

— А как идут дела в маленькой таверне? — спросил он, всё ещё раздувая пламя.

Поль слишком обрадовался возможности поговорить о «Звезде», чтобы удивиться вопросу. Он пространно рассказал обо всех бедах, свалившихся на тётю Мальвину, о несчастном случае с Иветтой, о болезни Шукетты, об ужасе, который он испытал сегодня утром, когда решил, что убил Лулу. Повернувшись к Полю, незнакомец так жадно ловил каждое слово, что мальчику становилось как-то не по себе. У него возникло подозрение, и оно быстро перешло в уверенность.

— Вы господин Бланпэн, — тихо, словно поверяя секрет, сказал он.

Матрос, улыбаясь, кивнул.

— О, как я рад! — воскликнул Поль. — Вот здорово, что это именно вы!

Лицо его, всё его существо излучало такую искреннюю радость, что улыбка незнакомца стала ещё светлее.

— Значит, я пришёлся тебе по душе?

— Да, да, конечно! Понимаете, все они — и Николя, и господин Клуэ, и Большой Мимиль — столько говорили о вас! В конце концов мне стало казаться, что я уже где-то встречался с вами, и, как ни странно, вы представлялись мне вот точно таким, разве только чуточку выше ростом. Но не подумайте, что я считаю вас слишком маленьким, — тут же добавил Поль, заливаясь румянцем, — просто…

— Да не выпутывайся ты, — весело перебил его господин Бланпэн. — Знаешь, я думаю, нам надо действовать заодно, ведь мы с тобой попали в одинаковую переделку, не правда ли, приятель?

— Как это?

— А так, отчего, ты думаешь, я ночую в этой пещере, а не в «Звезде», под своей тёплой периной? Я отложил это на завтра, вот что. Хотя, сколько ни разбегайся, прыгнуть всё равно придётся. Трудно, откровенно говоря, возвращаться домой.

— Почему? — с жаром возразил Поль. — Тётя Мальвина так обрадуется вам, да и Николя, он ведь страшно любит вас!.. Не говоря уж о Большом Мимиле… Тот не хочет больше работать угольщиком, его тянет в море ловить рыбу, и видели бы вы, как он грустит!

— Вполне понятно! — задумчиво отозвался господин Бланпэн. — Надо ли удивляться, что, прослужив какое-то время юнгой на «Полярной звезде», у такого хозяина, как старый дядюшка, он не может этого забыть. Сплоховала Жанна, что до сих пор не примирилась с этим. Но я всё улажу, и мы целой компанией отправимся качаться на волнах, вдоль берега, разумеется. Заниматься рыбной ловлей в море и содержать таверну на суше — вот какая жизнь мне нужна, парень, и я давно бы понял это, если бы не спятил. Уехать, уехать… Видно, так нужно было, чтобы я своим умом дошёл до всего, но теперь кончено, кончено раз и навсегда: мне сразу же прочистило мозги. Ты не представляешь, как это полезно.

— Нет, представляю, — смело возразил Поль, — и потому сделаю то же самое!

Он пожалел о своих словах, увидев, что собеседник изменился в лице и закрыл глаза рукой, словно прячась от его взгляда.

— Вы рассердились? — робко спросил Поль.

— Нет, нет, но послушай, дружок, не делай этого. Видишь ли, человеку нужно только одно: работать плечом к плечу с товарищами, добиваясь лучшей жизни; одним словом: оставайся каждый на своём посту и не забивай себе голову глупостями, а то они заведут тебя… Никогда, ни при каких условиях не нужно убегать, и если вы с Николя вздумаете последовать моему примеру, то причините мне страшное горе. Обещай мне отказаться от этих выдумок, прошу тебя как друг! Обещаешь?



— Обещаю, — прошептал Поль скрепя сердце.

Казалось, этот ответ снял с души его товарища огромную тяжесть. Он взял руку Поля, пожал её.

— Ты хороший мальчик, — сказал он со своей сияющей улыбкой. — Но о каком родстве ты говорил мне сейчас? Что за родство?

Поль объяснил ему.

— Эжен Товель… — пробормотал господин Бланпэн. — Да, припоминаю… Превосходный человек, но он должен быть очень плохого мнения обо мне: мы с ним слишком разные люди, где нам понять друг друга. Смотри-ка, а ты и в самом деле решительный парень, если наплевал на эту ссору. Воображаю, какой тарарам поднялся, когда отец узнал! Значит, ты сам ему признался?

— Собственно… всё произошло не совсем так, — сказал Поль. — Нет, я не признался, я никогда не смею ни в чём признаться папе, особенно когда он сердится.

— Ты меня удивляешь. Ведь для того, чтобы ночевать здесь одному, надо быть отважным парнем. По-моему, мальчик, ты просто не умеешь подойти к отцу; я знаю его и думаю, что, если бы ты поговорил с ним начистоту, как мужчина с мужчиной, а не стоял, как истукан, дело у вас скорее пошло бы на лад.

— Всё это я твержу себе, когда его нет рядом, а стоит ему появиться, отваги моей как не бывало.

— Отвага нужна всегда и во всём. Разве завтра она не понадобится нам обоим, и тебе и мне? Ну ладно, там видно будет. А сейчас раздуем костёр, и спать.

На этот раз за дровами отправился Поль. Солнце ещё не взошло, но морская гладь уже посерела, на востоке появились розово-алые пятнышки, небо, казалось, ликовало; а может быть, то ликовало сердце Поля. Он чуть не засмеялся при виде чайки, с криком опустившейся на скалу. Этот пустынный, угрюмый берег, сотрясаемый прибоем, был в его глазах самым прекрасным местом на земле.

Сырое дерево никак не разгоралось, и Поль с господином Бланпэном дули долго-долго, изо всех сил, пока хватило дыхания. Потом улеглись рядом на водоросли, устилавшие тюленье убежище, и прижались друг к другу, чтобы было теплее.

— На Островах Общества куда лучше, слов нет, но по-настоящему хорошо только дома.

Поль не отозвался на это замечание. Он спал.

XVII

— Войди первым, хорошо? — попросил господин Бланпэн.

Это были единственные слова, с которыми он обратился к Полю с тех пор, как полчаса назад они покинули пещеру. Оба шли молча, всё замедляя и замедляя шаг по мере приближения к таверне. Поль отнюдь не стремился «войти первым», но, посмотрев в помертвевшее лицо своего спутника, пожалел его.

— Подождите меня здесь, я подам знак, — прошептал он.

Тётя Мальвина встретила Поля далеко не радушно. Она не сердилась, это было не в её характере, но горько упрекнула его за подвох. Какую недостойную шутку сыграл с ней Поль, скрыв, что он её племянник. Разоблачил его господин Юло, который ждал здесь вчера вечером её возвращения из больницы. Она словно с неба свалилась после разговора с ним. Сколько ни твердила госпожа Бланпэн, что ничего не знает, он не верил ей и в конце концов даже обвинил её в желании привлечь Поля на свою сторону, чтобы потом при его содействии помириться с господином Товелем.

— Мне удалось оправдаться, — добавила тётя Мальвина. — Но почему ты всё-таки не признался мне, малыш?

Пристыженный этими простыми словами больше, чем любой гневной вспышкой отца, Поль опустил голову.

— Я боялся, что вы не позволите приходить к вам… — прошептал он.

Тётя Мальвина окинула его долгим взглядом, в котором сквозили удивление, нежность и лёгкая тень укора. Её усталое лицо смягчилось, и она ласково привлекла его к себе.