Мастер Исхода

Итак, что мне известно о данной планете?

Наши Искатели промыслили эту Землю лет десять назад, но ничего толком разобрать не сумели, кроме того, что это – Земля и, соответственно, условия жизни на ней подходящие для человека.

Еще через пару лет относительно молодой Пророк по имени Шу Дам начал готовить Исход. Эта Земля показалась ему подходящей, поэтому еще через шесть лет (Исход – дело серьезное) Шу Дам скомплектовал группу из полутора тысяч последователей (не так уж мало для молодого Пророка) и, после двухгодичной подготовки, ушел в Исход.

Предполагалось, что года через три он восстановится достаточно, чтобы совершить обратный Исход и вернуться в Центральную Сибирь с полным комплектом сведений. Трех лет обычно хватало, чтобы колония успела создать инфраструктуру, наладить кое-какую промышленность, укрепиться и собрать подробную информацию о планете: ее потенциале, местонахождении и перспективах развития. За следующие двадцать пять—тридцать лет население колонии увеличивалось раза в три-четыре за счет естественного прироста и еще процентов на пятьдесят – за счет новых колонистов из тех, кто не хотел или не мог начинать с шалашей и кремневых топоров, а желал сразу получить минимальные блага цивилизации, даже за счет будущего ущемления в гражданских правах. Обычно это были родственники первых колонистов.

Если все шло гладко, как, например, это происходило на моей родной планете, то лет через пятьдесят колония формировала собственную теократию, а то и несколько – по числу самостоятельных государств, и «выращивала» собственных Мастеров Исхода, Искателей и Слушающих, после чего «встраивалась» в общую сеть и начинала поиск собственных Земель.

Так происходило, если всё шло гладко. Но – не всегда. Бывало, что колония хирела и чахла, колонисты уменьшались числом, тонули во внутренних разборках – и дело кончалось полной эвакуацией и рассредоточением по другим мирам. Бывало, что за полсотни лет на планете не рождалось никого с данными Мастера Исхода, и в этом случае колонию тоже переселяли, поскольку иначе ей грозила полная изоляция.

В общем, причин, по которым поселенцы сбивались с праведного пути, было много. Природные катаклизмы, эпидемии, вспышки немотивированной агрессии – болезни, от которой человечеству так и не удалось избавиться до конца. Для подобных случаев и существовала служба Спасателей, которые при необходимости могли выступать в качестве миротворцев, эвакуаторов, а то и, не дай бог, просто могильщиков.

Но до сих пор (во всяком случае, это касалось нашей Земли) деструктивные процессы в новой колонии начинались уже после того, как осуществивший Исход Пророк покидал планету.

Все-таки авторитет Пророка среди его последователей очень высок.

Нынешний случай можно было назвать чрезвычайным. И необъяснимым.

Однако ни у кого не было сомнений, что на планете случилась настоящая трагедия.

Так что ничего хорошего я не ждал.

Но пошел. Наша Теократия сочла меня наиболее подходящим, так что выбора у меня не было. То есть я имел право отказаться…

Однако еще не было случая, чтобы Спасатель отказывался от миссии, а мне вовсе не хотелось стать первым струсившим.

Тень от воткнутой в песок палочки сместилась и чуточку укоротилась. Ага, берег, на котором мы сидим, обращен к полюсу. Правда, неизвестно, к Северному или к Южному.

Если к южному, то нам – в другую сторону. Если к северному, то нам прямо. То есть по направлению к горизонту. М-да… Надо бы хоть на местности определиться.

– Марфа! – позвал я.

Поганка даже не отреагировала. Сидела на верхушке белого камня и делала вид, что спит.

– Марфа! Наверх!

Ноль реакции.

Лакомка поднялась, стряхнув песок, и подкралась к пернатой бездельнице. Шлепок – и Марфа, шумно хлопая крыльями, взмыла в воздух, а затем плавными кругами пошла вверх, забирая в сторону моря. Моя птичка не забыла о зубастых ящерах. Интересно, что она обнаружит?

До Исхода я мог бы, сосредоточившись, увидеть мир ее глазами, но сейчас мои способности равнялись нулю.

После Исхода всегда так.

Сознанию и тому, что вне сознания, требуется время, чтобы установить контакт с Высшим чужого мира. Нечто вроде акклиматизации. Почему так происходит, никто толком не знает, но это абсолютно точно никак не связано с каким-нибудь там «накоплением маны». Скорее, это похоже на восстановление работы мускулов после длительной неподвижности.

Хотя я не теоретик. Я практик. Меня больше интересует, что можно, а что нельзя, а не – почему можно или почему нельзя.

Марфа вернулась довольно быстро. Плюхнулась на песок, уставилась на меня. Глупая птица не могла взять в толк, что я больше не читаю в ее птичьих мозгах. Я хлопнул в ладоши, изобразил пальцами: покажи, что видела. Простейшим сигналам я ее обучил заранее.

Марфа встрепенулась, двинулась вразвалочку по песку, описывая некую кривую. Метров через десять развернулась и двинулась в обратную сторону. Получилось нечто вроде полумесяца. В завершение моя орлица чиркнула лапой поперек, обозначая место, где мы сейчас находились. Так, целый мешок радости. Выходит, мы на острове. То-то так легко к морю вышли.

– Молодец! – похвалил я. – А еще где-нибудь землю видела?

Марфа втянула голову в плечи: не видела.

– Надо искать, – сказал я. – Ищи, Марфа. Там! – Я махнул в сторону моря.

Птица, склонив голову, скептически уставилась на меня.

– Надо, Марфа, надо! Давай!

Наша разведчица сообразила, что увильнуть не удастся.

– Мишка, – крикнул я. – Хватит дурью маяться! Пошли владения осматривать!

Островок оказался небольшим: километров шесть в длину. Похоже, вулканического происхождения. Самыми крупными животными здесь были те ящерицы, которыми мы позавтракали. Птеродактили, так напугавшие Марфу, больше не попадались. На острове имелось два источника воды, несколько сортов плодовых деревьев и очень перспективная бамбуковая роща. Собственно, это был не совсем бамбук, но для наших целей он определенно годился. А цель у меня была простая: соорудить катамаран. Марфа углядела на север-северо-востоке (я решил исходить из того, что мы в Северном полушарии) еще один остров или даже несколько, я толком не понял. До него, насколько можно было судить, километров сто, то есть вполне приемлемое расстояние.

В любом случае, выбор у меня был небогатый: или плыть, или сидеть на острове несколько лет, пока не восстановятся способности к Исходу. Второй вариант я счел позорным, и мы дружно взялись за работу.

На изготовление катамарана ушло трое суток. Если бы не Мишка с Лакомкой, я, со своими хилыми каменными орудиями, провозился бы не меньше месяца. В качестве креплений мы использовали лианы и ремни из кожи ящериц.

Осмелевшая Марфа убила несколько птеродактилей. Из их крыльев я сначала хотел сделать парус, но потом передумал и сшил мешки для провизии и набедренную повязку. Еще изготовил лук и несколько дюжин стрел с костяными наконечниками. Тетиву сплел из сухожилий. Их же использовал вместо ниток. Много провизии брать не стали. Марфа показала себя отличным рыболовом, а рыбы в здешнем море-океане было полно. Воду я тоже запас лишь на себя и Лакомку. Мишке и Марфе должно было хватить рыбьего сока. Катамаран получился здоровенный, грузоподъемностью тонны в полторы. Для паруса использовали ящеричьи шкуры, и получился он небольшим. Ящериц на острове уже почти не осталось. Зато у нашего катамарана был мотор. Мотор назывался «Мишка». С «мотором», в безветрие, катамаран развивал скорость аж в два узла, а с попутным ветром и того быстрее. Имя нашему судну было присвоено «Дерзость», хотя более подошло бы «Авантюрист».

Тем не менее на четвертые сутки мы покинули гостеприимный островок. Уверен, в этот день все его исконные обитатели вздохнули с облегчением.

На то, чтобы добраться до следующего островка и пополнить запасы воды, ушло еще пять дней. Море было спокойно, наша «впередсмотрящая» Марфа уверенно прокладывала курс, и первый этап путешествия прошел без происшествий. Следующий этап – тоже, если не считать того, что Мишку едва не сожрала тварь, похожая на помесь крокодила и косатки и не уступавшая последней размерами. К счастью, Мишка успел вскарабкаться на настил, и тварь, оказавшаяся довольно глупой, потеряла к нам интерес и уплыла. Однако Мишка еще часа три боялся лезть в воду.