Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 57



Тот машинально сложил их и спрятал.

— Но во всем был обвинён он один, — продолжал Ревенко.

Полное лицо его словно отвердело, глаза сердито сузились.

— Так вот, начну по порядку, — продолжал Ревенко и провёл рукой по лбу. — Первое обвинение — это всякие хозяйственные нарушения и якобы незаконные сделки. Но сделок не было! Сделка, как я понимаю, предполагает корысть. А нарушения действительно были. Вынужденные. Ну, например. Нам до зарезу нужны были пилорама, маятниковая пила, фуговальный и строгальный станки. Без них завод не мог работать! Нам всюду в них отказали — и тресте, и в главке. Тогда Евгений Петрович лично договорился с соседним заводом и железнодорожными мастерскими. И они дали нам все это во временное пользование. Причём без всякой арендной платы. А мы им за это изготовили из их же сырья партию электродов высокого качества. И они оплатили их через банк. Нарушение это? По существующим порядкам — нарушение. Есть тут корысть — моя или Евгения Петровича? Нет, нет и нет! Но это, к сожалению, не самое главное обвинение. — Ревенко снова вздохнул и, похлопав себя по карманам пиджака, обратился к Откаленко: — Разрешите, я у вас закурю. Обычно-то я не курю… — он взял у Игоря сигарету и прикурил от его зажигалки.

— Что же главное? — нетерпеливо спросил Виталий.

— А главное — это изобретение самого Евгения Петровича и то, как он его использовал. Тут уж, возможно, корысть и была. Но тоже не поручусь. Дело, честно говоря, тёмное. Даже, я бы сказал, какое-то детективное, что ли.

Ревенко, хмурясь, сделал паузу, раскуривая сигарету.

Друзья молча ждали.

— Изобретение заключалось, — приступил наконец к рассказу Ревенко, — в новом способе изготовления стержней электродов. В результате они получались очень высокого качества. Я не буду углубляться в детали. Но были изменены вся технологическая цепочка, все режимы, часть оборудования. Правда, некоторые утверждали, что способ этот не нов и где-то уже описан. Но я не проверял, не знаю. Да и главное не в этом. Главное в том, что перестроили мы производство под руководством Евгения Петровича, и электроды пошли отличные. Это факт. Причём технического отдела у нас тогда не было. Вообще, у нас тогда ничего не было. Одно название — завод, а были мастерские, и то чуть не кустарные. Это уж с приходом Евгения Петровича появились склады, упаковочное и дозировочное отделения, паровое отопление и все другое. Словом, появился какой-никакой, а завод. Ну так вот. Значит, технического отдела, как я сказал, тоже не было, и все чертежи нового производства хранились в столе у Евгения Петровича. Это важная деталь. Вам пока все понятно?

— Да, да. Продолжайте, пожалуйста, — заинтересованно откликнулся Виталий.

— Хорошо, И вот узнали о нашем новшестве на Барановском комбинате, за тысячу километров от Окладинска. Главным инженером, кстати, там работает старый, опытный специалист Мацулевич Григорий Осипович. Так вот, этот комбинат предложил Евгению Петровичу изготовить для них проект нового электродного цеха по его способу. Евгений Петрович согласился, заключил, как автор проекта, договор и, создав бригаду, выполнил его. А потом помог построить и наладить этот цех.

— Выходит, в частном порядке подрядились? — недоверчиво спросил Откаленко.

— Ну что вы! Договор официальный. Был санкционирован министерством, которому этот комбинат принадлежит, и банком, через который шёл расчёт с автором и его бригадой.

— Понятно, — кивнул головой Игорь. — Но где же тут детектив?

— А вот слушайте. — Ревенко выставил вперёд руки, как бы призывая Игоря к терпению. — Итак, цех был там построен, И, надо сказать, работал отлично. Все довольны. И вдруг оказывается — это уже комиссия раскопала, — что на комбинате имеются только синьки технических чертежей цеха, а вот оригиналы… — Ревенко многозначительно поднял палец, — …оригиналы оказались в столе Евгения Петровича, со штампами нашего завода. То есть получилось, что он просто снял с наших чертежей копии и продал как самостоятельный проект. Вы понимаете? — Ревенко, все больше волнуясь, сделал энергичный жест кулаком и тут же развёл руки, словно сдаваясь. — Вот здесь уж налицо была корысть. И был действительно криминал.

— А что говорят члены бригады? — спросил Откаленко.

— Ну, они, получив деньги, конечно, говорят, что работали, создавали, так сказать, новое. Что же им остаётся? Я прямо не знаю, как Евгений Петрович мог так поступить. Просто, вы знаете, не верится.

Ревенко сокрушённо развёл руками.

— Да-а… Непохоже это на него, — покачал головой Виталий, дымя своей трубкой.

— Вы его разве знали? — удивился Ревенко.

— Когда-то. Ещё по школе.

— Эх! В детстве все было по-другому, и мы все были другими.

Ревенко с огорчением махнул рукой.

— В чем ещё обвинили Лучинина? — спросил Игорь.

— Да уж всех собак на него повесили, — раздражённо ответил Ревенко. — Ну, например, обвинили в незаконных командировках. Дело в том, что Евгений Петрович заключил с комбинатом ещё и договор от имени завода. О взаимной технической помощи. Мы им обещали командировать для руководства монтажом в новом цехе своего механика, а к началу пуска цеха — технолога. Кроме того, мы взялись подготовить четырнадцать их рабочих: такие, значит, курсы для них организовать у нас на заводе. А они нам взялись отгрузить кирпич, двести тысяч штук, и столько же тарной дощечки, которой у нас в тресте днём с огнём не сыщешь. Конечно, по существующим отпускным ценам. Вот из этого кирпича нам и удалось, наконец, начать строительство здания нового цеха. Красавец! Вы, наверное, его заметили, — Ревенко махнул рукой в сторону окна.



— Что же тут незаконного? — спросил Откаленко.

— А то, что министерство ещё не утвердило этот договор, а мы начали его выполнять. Нас очень торопил комбинат, да и мы спешили скорее начать строительство цеха, чтобы осенью кончить. И как раз подрядная организация хорошая подвернулась. Договор же, — Ревенко сделал выразительный жест рукой, — он ещё до сих пор по инстанциям ходит.

— Кто ездил от вас на комбинат? — спросил Виталий.

— На монтаж ездил механик, инженер Черкасов. А потом технолог Филатова.

Виталий усмехнулся.

— Это не они у вас сейчас в приёмной были?

— Совершенно верно, — Ревенко удивлённо посмотрел на него. — Вы и с ними знакомы?

— Нет. Просто так подумал, — улыбнулся Виталий. — Очень похожи на механика и технолога.

Но ему было совсем не смешно. Он слушал и не мог поверить тому, что слышит. И холодел от одной мысли, что Женька Лучинин мог совершить такое. Продать заводские чертежи! Впутать в это дело и других людей! И все из-за денег. Черт возьми, это же преступление. Самое настоящее преступление!

— И это доказано, с чертежами? — глухо спросил он.

— К сожалению, да. — Ревенко безнадёжно махнул рукой, и полное лицо его сморщилось, как от боли. — К сожалению, да, — упавшим голосом повторил он.

— И ему грозил суд?

— Вот именно.

— Вы полагаете, что из-за этого он и… погиб?

— А что же можно ещё предположить? — вздохнув, ответил Ревенко. — Правда, у него ещё, кажется, и семейные нелады были, — он досадливо махнул руками. — Все, как говорится, одно к одному.

— У него здесь, на заводе, были враги? — неожиданно спросил Виталий.

— Враги? — удивлённо переспросил Ревенко. — Что вы! Знаете, как любили у нас Евгения Петровича? Если бы каждого директора так… — и хмуро добавил: — А недовольные были. Они всегда бывают. Кому-то не дал квартиру, кого-то собирался уволить, кого-то отругал. Надо сказать, Евгений Петрович был… несдержанным человеком, если по правде говорить. Сколько я таких конфликтов сглаживал, если б вы знали!

— Кого же он, к примеру, хотел уволить?

— Уволить? — переспросил Ревенко. — Да вот хотя бы Носова. Есть у нас такой.

— За что же?

— За прогул.

— А квартиру кому не дал? — в свою очередь, спросил Игорь.

Ревенко повернулся к нему.

— Квартиру? Так сразу не вспомнишь. Если надо, я вам потом скажу.