Журбины

— Ого! — сказал Корней Павлович. — Практически это означает полное отсутствие зазора.

— Да! И вот на часовом заводе нашлись мастера — правда, и там их всего двое, — которые добиваются необходимой точности; причем точность обработки поверхностей цилиндрика и поршня они определяют… не поверите!.. — Ковалев обвел всех смеющимся взглядом. — Даю слово, не поверите. Определяют они эту точность… пальцами!

Ковалев повесил полотенце в шкаф и вновь пригласил всех располагаться вокруг стола, покрытого зеленым.

— Ну, докладывайте! — сказал он. — С чем пришли? Слушаю вас, товарищи кораблестроители.

— Пришли мы к вам, Дмитрий Дмитриевич, вот с чем. — Иван Степанович, вытащив из портфеля, развертывал на столе большую карту СССР. Инженеры помогали ему разглаживать ладонями складки плотной бумаги, наклеенной на полотно. — Видите, стрел сколько начертили, кружков, квадратиков… Прямо план предстоящего боя. Месяц назад вот в этом кабинете, на бюро обкома, нас обязали в точные сроки, по точно определенным этапам осуществлять реконструкцию цехов, постройку поточных линий и вместе с тем поставить производственную деятельность завода так, чтобы день пуска главного потока был днем закладки корабля и с того бы дня начался ритмичный, бесперебойный выпуск судов. Мы наметили мероприятия, которые обеспечат выполнение решений обкома, обдумали, обсудили их в цехах. Но вот предстоит бой и на другом фронте. С заводами-поставщиками придется драться. Помощи просим, Дмитрий Дмитриевич.

— Точнее.

— Точнее? Точнее будет так, — продолжал Иван Степанович. — Обкому это не хуже нас известно — мы во многом, очень во многом зависим от поставщиков. Ново-Краматорский завод… «Электросталь»… «Уралмаш»… — При каждом слове он пальцем проводил линию от Лады к Донбассу, Подмосковью, Уралу, Петрозаводску, Ташкенту, Днепропетровску, ко многим и многим городам, краям, областям страны и говорил: — Здесь — крупное литье. Там — спецсталь. А вот — турбинные лопатки… Электрооборудование… Телефонные станции… Карельская береза… Цветное литье… Бук… Трубы…

Если бы эти пояснения Ивана Степановича слышал кто-либо посторонний, он мог бы подумать, что все города Советского Союза, все его заводы, фабрики, большие и малые предприятия только и заняты тем, что работают для кораблей, которые строятся где-то на Ладе. И этот случайный слушатель был бы не так уж далек от истины. На Ладу слали никель с Кольского полуострова, медь из Прибалхашья, джут из Средней Азии, всевозможные приборы из Ленинграда… Не было в стране уголка, где бы не работали для кораблей, строившихся на Ладе.

— И если до сего дня, — говорил Иван Степанович, — мы так или иначе могли мириться с тем, что те или иные поставки на месяц — на два задерживались, то теперь, когда завод перейдет на сборку крупными секциями, на поток, на выпуск кораблей сериями, задержка не то что на месяц — на неделю, на день! — уже сорвет нам работу, уже отразится на производственном ритме завода. Мы хотим, чтобы наш обком связался с другими обкомами, чтобы поставлен был вопрос…

— Иван Степанович, — перебил его Ковалев, — а я думаю, что другие обкомы и без нас с тобой этот вопрос поставят. Мы же не дожидаемся ниоткуда специальных писем, когда требуем от наших предприятий строгого и своевременного выполнения планов. Чтобы государственные планы выполнялись, в этом заинтересована любая партийная организация, не только наша. Что там — заинтересована! Любая партийная организация отвечает за выполнение государственных планов.

— Так-то оно так… — Иван Степанович все еще стоял над своей густо разрисованной картой. — Но и напомнить о себе не мешает.

— Письма мы, конечно, можем написать всем партийным организациям областей, где есть ваши поставщики… напишем. Но не это главное, товарищи. Уверяю вас, не это. Главное находится не за тридевять земель. Оно ближе. Оно здесь, на вашем заводе. Вот вы перейдете на сборку секциями… Электросварка, следовательно, почти полностью вытеснит клепку. А вы позаботились о том, чтобы в один прекрасный день ваши клепальщики не оказались не только без работы, но и без профессии? А вы проверили — достаточной ли квалификации ваши сварщики и достаточно ли их самих? Хорошо ли они знают автоматическую сварку? Достаточной ли квалификации мастера?

Ковалев выжидательно посматривал то на Ивана Степановича, то на Жукова, то на инженеров. Все молчали, все думали — мысленно производили проверку заводских кадров.

— Когда я знакомился с планом реконструкции завода, — снова заговорил Ковалев, — меня знаете что поразило? Перемены, какие должны у нас произойти, внешне кажутся не очень значительными. Расширили один цех, передвинули другой, построили третий… Ничего как будто бы коренного. Но это ошибочное мнение. Перемены будут огромные, и не столько с внешней стороны, сколько в самых сокровенных глубинах заводской жизни. Могут случиться неслыханные неожиданности. Их же надо предвидеть, предугадать, чтобы вовремя направить коллектив на преодоление трудностей и препятствий, на устранение опасности всяческих заминок, застоя. Обком не сомневается в том, что вы умеете смотреть вперед, — вот вы увидели возможность осложнений со стороны поставщиков. И это правильно. Но пример с электросварщиками и клепальщиками — а таких примеров поискать, найдутся десятки, — говорит о том, что и в вашем собственном доме есть над чем задуматься.

Иван Степанович воспользовался паузой.

— Насчет кадров, Дмитрий Дмитриевич… Вот вы говорили о тех умельцах… — Он указал в сторону столика у окна. — А у нас разве таких умельцев нету? У нас в каждом цехе, на любом участке…

— Прости, перебью! — Ковалев поднял руку, как бы желая остановить Ивана Степановича. — Не договаривай. Знаю, что скажешь. И умельцев ваших знаю. Давай их беречь. — Он умолк на секунду и вдруг спросил: — Кто-нибудь из вас бывал, товарищи, в Павловском дворце под Ленинградом? А вы помните, Корней Павлович, там, в небольшом зальце, похожем на восьмерку, до войны висели два бронзовых фонаря? Казалось, они были сделаны не из металла, а из кружев. Они ничем не отличались друг от друга. Но один из них был сделан в Париже и подарен французским королем российскому императору, а второй, в пару ему, был изготовлен русскими крепостными мастерами. Причем русские мастера заявили: не будь заморского образца, мы бы соорудили покрасивей. И в самом деле, они «сооружали» удивительные металлические цветы, стебли которых были покрыты ворсинками, такими тонкими, что с ними можно было сравнить разве только те гвозди, которыми тульский Левша подковал английскую блоху. Но… прошу обратить внимание на это «но». Такие изделия требовали долгих, долгих месяцев работы. Я восхищаюсь искусством кудесников с нашего часового завода. — Ковалев тоже сделал жест в сторону столика, на котором были разбросаны латунные детальки. — Однако, чтобы на изготовление одного такого прибора уходило не девяносто шесть часов, как сегодня, а час-полтора, как того требует моторостроительная промышленность, — над этим работают сейчас три научно-исследовательских института и два завода. И сказать вам откровенно, и я вот третий день пачкаю руки керосином. Вспомнил старую свою специальность.

Ковалев весело улыбнулся. Улыбка скользнула по лицу, и тотчас оно вновь стало серьезным.

— Эти кудесники — что они делают? — продолжал он. — Они вручную, час за часом, сидят и шлифуют, шлифуют на самых тонких шлифовальных кругах. Прежде чем приступить к работе, они измеряют температуру в собственных пальцах. Пальцы не должны быть ни холодными, ни горячими, иначе металл в них или сожмется, или расширится. Столько всяческого колдовства! А нам надо, чтоб изготавливались приборы машинным способом. Самое трудное тут не изготовление, а определение точных размеров. Бьемся, ищем такой мерительный инструмент, на который не влияли бы изменения температур.

Жуков, пока говорил Ковалев, остро отточенным карандашом делал пометки в записной книжке. Когда Ковалев умолк, чтоб отпить глоток воды, он сказал:

— Вы совершенно правы. Сегодня для нас очень важно, что мы делаем. Но не менее важно, и как делаем. А завтра это будет самым главным требованием в промышленности. Когда-то, бывало в истории, люди тоже возводили гигантские сооружения. Пирамида Хеопса, например. Сколько десятилетий она строилась! Далеко ходить нечего. Исаакиевский собор в Петербурге строили сорок лет. Здание же Московского государственного университета когда заложено? Года три назад на Ленинских горах я видел только экскаваторы да самосвалы. А вот сегодня это сооружение, высотой более чем в два Исаакиевских собора, готово. Или, например, четвертая очередь метро в Москве…