Страница 6 из 45
— Прости, Аня, что не выполним твою просьбу. Мы все-таки напишем твоей матери правду, и пусть она знает, какая у нее дочь…
Ваня держал за руку лейтенанта, а тот до боли сжал ему пальцы.
У красного глинистого холмика застыли бойцы, комиссар скомандовал:
— В честь героической комсомолки из Рязани — огонь!
Три короткие автоматные очереди прокатились эхом. На огневые позиции возвращались молча. Навстречу с бугра быстро спускался боец из соседнего батальона… — Товарищ комиссар!.. — запыхавшись, доложил он Филину. — Комбат велел передать… Приказ получили… На новые позиции.
6
Утро 14 октября 1942 года еще не наступило, ночь еще боролась с рассветом… Но уже ощущалось дыхание нового дня — предутренний рассвет растворял ночь, темные, густые краски уступали светлым, прозрачным. Вначале смутно виднелся лишь далекий правый берег, а над ним бушующее на десятки километров море огня. Потом из серой мглы стали выступать очертания обрыва и песчаной косы; с крутого берега из разбитых баков, будто расплавленный металл, устремилась к реке красными языками пылающая нефть, долго плясала на воде. Левый низкий берег еще был скрыт в тумане. В отсветах пожаров, словно дымящаяся кровь, курилась широкая Волга…
Повар Удовико, как и сотни других поваров, с полуночи штурмовал солдат перевоза, требуя лодку, чтобы переправить термосы с борщом и кашей на ту сторону. Кроме того, он должен был переправить Ваню на левый берег — всех подростков по приказу командарма Чуйкова собирали в тылу армии для отправки в суворовские и ремесленные училища. Но сейчас в первую очередь перевозили боеприпасы на Тракторный.
В тот предрассветный час никто на площади Дзержинского не предполагал, что скоро, очень скоро они окажутся на направлении главного удара. Не знали, что уже сотни вражеских самолетов с тысячами бомб поднялись в воздух, сотни бронегромад выдвинулись на исходные позиции, а наши радиостанции поймали голос Гитлера — он в последний раз категорически заявил миру, что возьмет Сталинград. Всего этого не знали ни комиссар Филин, ни сержант Кухта — они крепко спали. У Черношейкина длинные ноги не уместились в ровике, и он растянулся прямо на земле с Дымовым, который всю ночь ходил с проверяющими по переднему краю и лишь недавно завалился на боковую. А Ваня заснул в обгоревших кустиках в ожидании повара Удовико — во сне сбылась мечта мальчишки… Он шагал с лейтенантом на Тракторный завод. Не мертвый и разбитый, как сейчас, а живой, поющий на все голоса заливистыми свистками маневровых паровозиков, с ритмичным уханьем молотов, веселым шумом металлорежущих станков.
Но не сбыться Ваниной мечте. И повару Удовико, только под утро штурмом овладевшему лодкой, тоже никогда не добраться на правый берег. И те, которые отплыли с Удовико, уже не вернутся…
«Воз-ду-ух!..» — еле успели крикнуть дежурные и втащить в укрытия тех, кто спал на земле. Рокот моторов перешел в вой сирен. Бомбы посыпались на площадь.
Ваня проснулся будто под огромным колоколом, по которому бьют разом тысячи молотов. Гул разрывов больно отдавался в ушах, вот-вот лопнут барабанные перепонки; от едкого дыма и горелой земли сперло дыхание. Не было сил терпеть этот раздирающий гул, бойцы зажимали уши. Кто-то из новеньких, сидевших в ровике позади Вани, вцепился ему в воротник и совсем сдавил горло. Оторвать руку бойца было невозможно, Ване пришлось развернуться и двинуть его локтем, только после этого тот разжал пальцы.
Район Тракторного кромсали тысячи бомб, сплошной град металла. Такого еще не было за всю великую битву.
Сколько продолжалась бомбежка? Потеряли счет времени. Ваня разжал уши, когда земля стала оседать. Снова раздался рокот моторов, но уже не сверху… Он понял, что это танки. Тут же услышал команду: «К бою!» — и выскочил из ровика…
Кроме командира орудия и наводчика, в расчете левого орудия были все новенькие. Выкатывая из укрытия пушку и готовясь к бою, они отчаянно бегали в полный рост, будто и не было обстрела. «Ишь, какие смелые», — усмехнулся Ваня.
Угрожающий рокот и лязг нарастал. Ване казалось, что от нестерпимого грохота голову сдавливает обручем. Из Ополченской улицы выползла бронированная колонна. Изрыгая огонь, танки палили из пушек, бесперебойно строчили пулеметы. Бронегромад было не меньше трех десятков. Слева, по проспекту Ленина, и справа, по Дзержинской улице, Ваня тоже увидел колонны танков. Сколько же их? Сотня или больше?! Пятнистые, зелено-желтые танки с черными крестами ломали на своем пути обгоревшие деревца и столбы, крошили и подминали под себя развалины.
«Беглый… Огонь!» — раздалась команда. Волнуясь, боец из новеньких торопился, не дослал снаряд и не смог зарядить пушку. Ваня оттолкнул его и ловко захлопнул замок.
Наводчик выстрелил и, запрокинув голову, схватился рукою за щит и сполз на землю. Ему перебило ноги. К панораме бросился командир орудия, но разорвался снаряд из танка… Командир орудия упал и уже не поднялся. У необстрелянных солдат из пополнения отразился испуг в глазах, они растерянно пригнулись у пушки. И с Ваней такое было в первом бою…
— В ровик! — крикнул он бойцам, чтобы сохранить их до времени (так всегда поступал лейтенант). — А вы, двое, давайте снаряды!
Замковый и подносчик терялись поначалу. От каждой мины припадали к земле. Но мальчишка бесперебойно вел огонь, и им ничего не оставалось, как помогать ему, а в бою, когда занят делом, страх проходит.
Ваня только успевал наводить орудие по танкам, которые ринулись со всех улиц на площадь. Что делалось у других орудий? Как там лейтенант, комиссар, Черношейкин и другие?… Ваня не мог видеть — все закрыло вздыбленной землею. По выстрелам «сорокопяток» он слышал, что они ведут бой. Спроси его, сколько продолжалась первая атака, он бы не ответил. В горячем бою теряешь чувство времени — минута иногда покажется часом и наоборот.
Танки не смогли прорваться на площадь и отползли к развалинам. Восемь из них остались гореть. Один танк поджег Ваня. Еще не успели танки расползтись в развалины, как опять налетели самолеты. Бомбили жестоко, долго, на этот раз только площадь Дзержинского. Потом снова атака… Ваня по слуху определил, что крайнее правое орудие уже не стреляет. Что с лейтенантом и другими, он до сих пор не знал.
Лейтенант с комиссаром вели огонь из ружей ПТР, потому что в самом начале боя погибли два бронебойщика. Дымов понял, что бой будет, какого они еще не видывали и с тревогой подумал: успел ли уехать Ваня на ту сторону? Ему жаль было, что они по-настоящему так и не простились. Несколько раз лейтенант оглядывался на левое орудие, там ли Ваня? Но через бурую стену сухой земли ничего не видно…
После второй бомбежки он собрался бежать к левому орудию, а пришлось броситься к правому, потому что бомба угодила в него. Откопали они с комиссаром наводчика и снова к бронебойкам — танки ринулись в третью атаку.
Теперь фашисты выдвинули пулеметы и автоматчиков. Снопы пуль с грохотом отбойного молотка ударяли по щиту орудий. Только Ваня успел нырнуть вниз, как вдребезги разнесло панораму и убило подносчика снарядов.
— Беги сюда! — крикнул Ваня одному из бойцов в ровике и стал наводить орудие по стволу.
Танки все ближе… А «охотники» с бутылками горючей смеси молчат, словно вымерли в круглых «колодцах». «Живы ли они? — с тревогой думал Ваня. — Если погибли, и нам жить недолго…» Он не знал, что лейтенант запретил «охотникам» вступать в бой, пока танки не минуют «колодцы», чтобы наверняка швырять бутылки в моторную часть. Вот уже десяток из них проскочили «колодцы». С ревом устремились на площадь… Сейчас раздавят!.. Но тут им в хвост полетели бутылки с горючкою. Синим огнем запылала жидкость на броне. Загорелись моторы, взорвались башни со снарядами. Танки остановились. Отползают. А истребители бьют их кинжальным огнем орудий. Будто ожерелье из огня, пылают полукругом у площади четырнадцать танков. Но радость недолгая… В небе опять «юнкерсы».
Горели развалины, асфальт, земля. Казалось, все живое уничтожено на площади. Но когда снова ринулись танки, а за ними роты автоматчиков, истребители в бушующем огне продолжали сражаться. Раненые комиссар и лейтенант с группой бойцов палили из бронебоек, автоматов, швыряли гранаты. А их обходили. Вот-вот замкнется кольцо…