Последнее приключение Флинкса

На верхней ступеньке лестницы, встроенной в бок «ползунка», Флинкс остановился и провел по замку магнитным ключом. Услышав щелчок, юноша влез внутрь и ощутил порыв прохладного воздуха. Усевшись на водительское место, он взялся за переключатель, чтобы закрыть за собой дверь, так как по опыту знал, что забытая Богом глушь может преподносить самые неожиданные сюрпризы, сохраняя при этом безобидный вид. И хотя вероятность того, что кто-нибудь посторонний набредет на «ползунок», была крайне мала, все же она не исключалась, а зрелище дорогого экипажа с дверями нараспашку было искушением, перед которым не устоял бы даже честный разведчик.

В сознании Флинкса уже не было никаких следов от пятерых отлученных от матери змеенышей. Но их бьющий в ноздри запах, который все же не был противным, еще не выветрился из кабины. Однако вскоре установка вторичной очистки воздуха устранит и его.

Прозрачные бока из плексосплава и куполообразная крыша крепились изогнутыми металлическими ребрами. Бегло осмотрев местность, Флинкс начал переключать кнопки. Желтые огоньки на передней панели сменились на зеленые, что означало готовность.

Как и любое чудо техники, «ползунок» в один момент провел самопроверку и заявил о своем полнейшем техническом здоровье. Покончив с этим, Флинкс слегка повернул рычаг системы очистки и вынул полотенце, чтобы вытереть лицо. При перемене среды без мер предосторожности не обойтись. Но кондиционер, вделанный в комбинезон, поддерживал в прохладе только тело, лицо же оставалось открытым духоте. Пот ручьями лился со щек и со лба, сбегая по шее за воротник. Сильно охлажденный кондиционером, он запросто мог привести к простуде. Впрочем, можно было надеть шлем и полностью изолироваться от местного климата. Но Флинкс почему-то счел это неуместным при прощании с минидрагами и оставил шлем в «ползунке», чем обрек себя на духоту и влажность во время своей недолгой прогулки по джунглям.

Отложив в сторону насквозь промокшее полотенце, он сделал большой глоток охлажденного сока из водительских запасов и завел мотор. Где-то внизу под ним приглушенно запел электропривод. Пип соскользнула с его плеча и устроилась, свернувшись калачиком, позади Флинкса рядом с сидением. Даже если она и печалилась от разлуки с пятерыми малышами, то не подавала вида.

Дорога, проложенная Флинксом от реки, была хорошо видна. Но шустрые побеги тропической растительности уже боролись за свое место под солнцем на освободившемся от своих предшественников участке почвы. Флинкс резко развернулся, выгнув «ползунок» в дугу. Ему надо было объехать ствол дерева толщиной в добрых три метра. Затем, когда после этого маневра Флинкс повел его через высохшее русло какого-то ручья, «ползунок» прогнулся.

Теперь все. Флинкс, наконец, покончил с делами, ради которых прибыл на Аляспин, и вынужден был задуматься о том, что же ему делать дальше. Сейчас его жизнь уже не назовешь простой. А когда-то она была именно такой. Давно, еще на Мотыльке. Помнится, тогда ему приходилось заботиться только о том, как остаться сухим, как раздобыть чего-нибудь поесть да позволить себе время от времени маленькие удовольствия. Ну и, конечно, выручать матушку Мастифф, когда у той дела шли не лучшим образом. Последние же четыре года перепутали ему все карты. Он повидал и испытал больше, чем большинству людей выпадает за всю их жизнь, не говоря уже о подростках, подобных ему.

— Правда, меня уже не назовешь пацаном, — напомнил себе Флинкс.

Он вырос как физически, так и духовно. Он уже не мог с былой быстротой принимать решения, а суждения его потеряли былую прямолинейность. В девятнадцать он взваливает на себя огромную ответственность, не говоря уже о тех душевных переживаниях, которые автоматически даются в придачу без права отказа.

Главная проблема, связанная с тем, что он многое повидал, заключалась в том, что увиденное, за редким исключением, вызывало одни огорчения. И люди, и транксы разочаровывали его. Слишком многие из них были готовы и даже стремились продать за хорошую мзду как принципы, так и друзей. Даже такие в целом неплохие люди, как торговец Максим Малайка, только тем и занимались, что выискивали, где бы побольше урвать. Матушка Мастифф была ничем не лучше. Но в ней хотя бы не было лицемерия. Грести под себя деньги, не задумываясь о высоких материях, — это была ее стихия. Флинкс поражался ее прямодушию. Зная ее печальные обстоятельства, можно было подивиться, как это ей удалось сохранить в себе человечность.

А что же получится из него? Перед Флинксом раскинулась целая вереница возможностей. Их было даже в избытке. И он не имел ни малейшего понятия, за которую из них схватиться.

К тому же его сейчас одолевали не одни только фундаментальные вопросы философии и морали. Все более вырастала, например, притягательная и щекотливая проблема взаимоотношений с противоположным полом. А так как последние четыре года Флинкс, главным образом был занят тем, как бы ему остаться в живых, то женщины оставались для него по большей части загадкой.

Впрочем, нет. Их у него было несколько. Давным-давно, еще на родном Мотыльке — прекрасная и сострадательная Лорен Уолдер. Ата Мун, личный пилот Максима Малайки. И еще несколько других, промелькнувших в его жизни подобно вспышкам голубого пламени, оставляя после себя воспоминания, сладким ядом отравлявшие душу и лишавшие покоя. Флинкс обнаружил, что его мучает вопрос, вспоминает ли о нем Лорен. Интересно, работает ли она все в том же отдаленном приюте для рыболовов или подалась куда-нибудь еще, может быть, даже в космические странствия. Она наверняка думает о нем, как о «парне из города».

Флинкс распрямил спину. Тогда он был совсем еще мальцом, к тому же ужасно застенчивым. Возможно, в нем и до сих пор сохранилось что-то мальчишеское, но вот застенчивости поубавилось. Да и внешне он уже далеко не подросток. И как раз это не давало ему покоя. Флинкс опасался любых изменений в своем организме, поскольку не мог с уверенностью сказать, являются ли они результатом естественного развития или же его противоестественного рождения.

Взять, например, рост. Флинкс выяснил, что для большинства молодых людей считается нормальным достичь предела роста к семнадцати-восемнадцати годам. Он же достиг своего предела к пятнадцати, а затем его рост будто заморозили. И вот теперь, совсем неожиданно и неизвестно, по какой причине, он за двенадцать месяцев вытянулся еще на девять сантиметров. И это, похоже, еще не предел. Совершенно внезапно он совершил прыжок от роста ниже среднего к росту выше среднего для мужчины. Это обстоятельство существенно повлияло на его собственное восприятие жизни и на то, как его воспринимают окружающие.

Проблема состояла в том, что ему теперь трудно было оставаться незаметным. Он все меньше ощущал себя подростком и все больше мужчиной. А когда ребенок превращается в мужчину, разве это не означает, что он должен иметь обо всем свое мнение? Но Флинкс обнаружил, что бывают случаи, когда он еще более оказывается сбитым с толку, нежели в шестнадцать лет, причем это касалось не одних только женщин.

Уж если кто и имел право на сумятицу в мыслях, так это Филип Линкс, урожденный Флинкс. Вот если бы речь шла о нормальном сознании в нормальной голове! Нет, уж лучше постоянно чувствовать себя сбитым с толку, чем испуганным. Ему пока что удавалось удерживать страх на задворках сознания, в самых темных его уголках. Он был не способен понять, что именно этот страх и эта сумятица в мыслях мешают его общению с представительницами противоположного пола. Он знал только то, что устал.

Вот если бы где-нибудь поблизости оказались Бран Дзе-Мэллори или же Трузензузекс, чтобы просветить его! Флинкс сильно тосковал по ним, гадая, куда их сейчас занесло, что они замышляют и какие загадки пытаются разгадать их на редкость прозорливые умы. Из того, что ему было известно, можно было достоверно предположить, что их уже нет в живых. При этой мысли Флинкс содрогнулся.

Нет, невозможно. Эти двое бессмертны. Каждый из них — исполин, чьи дух и природный ум слились в прочнейший сплав, составные части которого дополняли и усиливали друг друга в неразрывном единстве.