Последнее приключение Флинкса

Когда Флора говорила, ее природная обворожительность несколько смягчала резковатую горячность ее преданности Делу. Первоначально ее красота отпугнула организацию, но ее преданность и военная подготовка, которую она когда-то прошла, помогли преодолеть барьер неприятия. Теперь на нее смотрели так же, как и на любого другого бойца. В одиночку ей удалось убедить правительства двух планет изменить решения по важным для ее товарищей вопросам. Один раз — уговорами, другой раз — шантажом.

И вот теперь она держала в руках кусок ткани сантиметров пяти толщиной и размером с носовой платок.

— Как вы думаете, что это такое? — спросила она. — Это новый продукт, и пока его можно считать предметом роскоши из-за дороговизны. Это последнее и самое гнусное извращение естества ради выгоды.

Ее безупречно очерченный рот скривился от отвращения, отчего красота несколько померкла. Зато был достигнут необходимый эффект.

— Это часом не Сплетение «Вердидион»? — спросила Ормега, вытягивая шею, чтобы получше разглядеть предмет.

Флора хмуро кивнула.

— Этот когда-то неприкосновенный организм из нетронутого, первозданного мира подвергся насильственной генной мутации ради создания невиданного ранее комфорта для кучки толстосумов, — продолжила она. — Правда, уже стало известно о планах снижения себестоимости за счет увеличения объемов выпуска этой продукции.

В ее устах сказанное звучало как богохульство.

— Другими словами, негодяи вынашивают замыслы не ограничивать сбыт пределами той планеты, где этот продукт производят.

— Эта планета как нельзя лучше подходит для наших первых массовых выступлений, — сказал Паук, сложив ручки на животе. — Здесь полностью отсутствуют смягчающие обстоятельства, ведь речь не идет о том, что лабораторные крысы коверкают природу, скажем, злаков, чтобы накормить лишние рты. Налицо злонамеренная попытка манипулировать естественной средой исключительно в целях обогащения. И мы пойдем до конца, чтобы выкорчевать зло. Пусть тогда другие компании этой отрасли трижды призадумаются, прежде чем попытаются сделать нечто подобное на любой другой планете! Как вам хорошо известно, до сих пор наша деятельность ограничивалась отдельными попытками спасти какой-нибудь вид или биоформу. На этот раз, друзья мои, весь мир обратился к нам за спасением и поддержкой. Впервые нам представилась возможность обеспечить будущее целой экологической системы. И теперь мы сжимаем в руке меч, а не скальпель. Да, этот шаг таит в себе опасность и потребует огромных расходов. Любой, кто не желает участвовать в этой акции, может выйти из игры. От этого наше уважение к нему не уменьшится. Если наша разведка принесет необходимую информацию, то наши шансы на успех увеличатся.

— Я, к сожалению, не так хорошо знакома со Сплетением «Вердидион» и его происхождением, — перебила Паука Ормега, вторая женщина в составе совета шести.

Она была невысокого роста, темноволосая и намного старше Флоры. Однако между обеими существовали прочные духовные узы. Они обе были ревностными служителями одной и той же веры. Ормега не завидовала молодости и красоте Флоры, а та, в свою очередь, уважала опыт и знания старшей подруги.

— Сплетение «Вердидион» — сложный органический механизм. Оно, как и большинство биоформ, зарегистрированных к настоящему моменту на этой планете, имеет высокую способность к адаптации, — принялась объяснять Флора, положив образец на стол. — По своей структуре оно напоминает мох, только более высокоразвитый, чем его родичи на Земле, Ульдоме или любой другой планете с влажным климатом. Первоначально предполагалось, что его реакции чисто пьезоэлектрического порядка, но дальнейшие исследования указывают на более сложную природу. Нам в течение некоторого времени удается перехватывать засекреченную информацию этой фирмы. Так вот, в своем обычном состоянии этот мох абсолютно бесполезен. Но эти бездушные твари, именующие себя исследователями, нашли себе забаву — вмешиваться в структуру его ДНК.

— И во что превратился мох после опытов? — спросил Ящерица.

— В ковер. — Флора выплюнула ответ как кусок гнилого яблока. — В самый обыкновенный ковер.

— Ты хочешь сказать, что теперь по нему будут ходить? — в ужасе прошептала Ормега. — Это по живому-то существу!

— Он может выдержать значительный вес. Хождение по нему, похоже, не причиняет ему особого вреда. Взгляните.

С этими словами Флора положила на пол кусочек живого ковра. Все приподнялись со стульев. Под их взглядами Флора поставила ногу в середину густой поросли. Зелено-рыжие волоски тотчас прилипли к ступням, создавая им дополнительную поддержку.

— Если вы двинетесь в ту или другую сторону, ковер тоже как бы сам по себе сдвинется, подталкивая вас в нужном направлении.

Все тотчас увидели, как шелковистая поверхность ковра, точно колонна муравьев, слегка передвинула ногу Флоры влево. Женщина сошла с живого коврика, и волоски снова замерли неподвижно.

— Этот сложный организм можно выращивать до больших размеров или компоновать его кусочки как угодно в соответствии с размерами комнаты. Нужную ему влагу он поглощает из воздуха. Он лишен фотосинтеза, поэтому ему не нужно постоянное освещение. Когда по нему ходишь, возникает ощущение, что паришь в воздухе. Кроме того, от него исходит слабый аромат цветущей мальвы, — ее голос звенел, как натянутая струна, а голубые глаза горели огнем. — Но разве он создан природой для того, чтобы служить половиком у изнеженных толстосумов!

— В своем естественном состоянии, — вставил Паук, — это Сплетение съеживается при давлении, но отнюдь не приобретает дополнительную упругость. Этот же — отродье дьявола и не имеет права на существование.

Из нагрудного кармана комбинезона Флора достала небольшой пузырек из-под духов и вылила его содержимое на живой коврик. Паук бросил в лужицу небольшую зажигательную капсулу. Мох-мутант вспыхнул и под взглядами умолкнувшей шестерки превратился в обугленную корочку, но никому из присутствовавших и в голову не пришло, что экспонат может испытывать от сожжения гораздо большие мучения, чем от хождения по нему. Но разве это главное? Он же не творение природы, а всего лишь продукт фантазии извращенцев-экспериментаторов. Стоит ли задумываться о его страданиях! Впрочем, с не меньшей легкостью и тоже не задумываясь о чужих страданиях, они уничтожили бы и тех, кто породил этого мутанта. Сплетение, подобно и тем, кому оно было обязано своим появлением, не заслуживало ни сострадания, ни снисхождения.

В комнате некоторое время плавал едкий дым. Еще до того, как он рассеялся, человек, называвшийся Ящерицей, вскочил и принялся говорить.

Он был худ, но не костляв, а лицо его выглядело таким же изможденным, как у Щепки. Внешность он имел довольно заурядную — среднего роста и такого же среднего телосложения. По возрасту Ящерица был младше большинства своих товарищей. Однако эта заурядность делала его самым опасным среди всех членов группы. Она позволяла ему незаметно растворяться в толпе, заглядывать людям через плечо, не привлекая к себе никакого внимания, и носить личину самой невинной добродетели. Его профессия была не более примечательна, чем внешность. Даже жена не смогла бы заподозрить в нем члена тайной организации. Если бы она узнала об этом, наверняка испугалась бы, ведь она пребывала в убеждении, что компания мужа — не более, чем невинное братство скучающих предпринимателей.

Когда речь заходила о вопросах, тревожащих каждого члена организации, Ящерица преображался на глазах. Его лицо становилось суровым, а под левым глазом начинался нервный тик, увеличивающийся или ослабевающий в зависимости от страстности выступления.

Однако сейчас Ящерица вполне сносно владел своими эмоциями. Раз уж организация решила заявить о себе развращённому человечеству, ей, как никогда, были нужны трезвые головы.

Ящерица был создателем той грандиозной картины, которая сейчас мерцала во всю стену позади стула, на котором восседал Паук. Ни стол, ни стены, ни пол, казалось, не скрывали в себе никакого голографического проектора. В этом проявился еще один талант Ящерицы — умение маскировать приборы в любом интерьере. Ящерица называл это гологенизирующей технологией.