Страница 11 из 18
Анна взглянула на отца. В глазах ни тени прежнего легкомыслия, губы сжаты, подбородок упрямо поднят.
– Я полагаю, вы не забыли, отец, что меня сопровождал и рыцарь, считающийся доблестнейшим воином Англии? А головорезы, о которых вы столь пренебрежительно отозвались, отдали свои жизни, оберегая меня.
– Аминь, дитя мое. Но не забывай, что сейчас ты слишком высоко поднялась, чтобы позволить толпе судачить о твоих похождениях. А тебя я попрошу и впредь не говорить баронессе Шенли, что именно ты, переодетая мальчишкой, спасла ее от мужа. Однако то, что вы напали на владельца замка, в то время как он приютил вас…
– О Святая Дева!
Анна стремительно вскочила, глаза ее сверкали.
– Приютил?!
Она сжала кулачки.
– Он готовил преступление. Он хотел убить и нас…
– Но вы вмешались в его семейные дела, а всякий феодал свободен поступать в своих владениях, как ему заблагорассудится.
– Видит Бог, это так! Но ни один христианин не имеет права губить своих близких. Именно потому проклят Каин, поднявший руку на Авеля. И не так уж давно господин Жиль де Рец был обвинен и казнен по доносу жены, которую намеревался убить[5].
– О, не надо приводить в пример французов! Если я не ошибаюсь, маршалу де Рецу вменялась в вину не только попытка покончить с супругой, но и множество других, куда более серьезных грехов, таких, как колдовство и прочие языческие мерзости. Донос леди де Рец был лишь последней каплей. Однако вспомни, что когда Элеонора Аквитанская[6] восстала против своего супруга, он заточил ее в Солсберийской башне, где она провела долгие годы, хотя и была властительницей Аквитании и законной королевой Англии!
Анна вздохнула.
– Мы не о том говорим, отец. Ты ведь хочешь одного – чтобы все возможно скорее забыли, что я была гонимой всеми беглянкой. Пусть так и будет. И леди Дебора Шенли никогда не узнает, что принцесса Уэльская спасла ее от гибели. Мой дядя, лорд Фокенберг, тоже помалкивает, зато простой народ уже так расцветил своим воображением мой побег, что он более походит на волшебную сказку, в которую никто не верит.
– Так оно и лучше, дитя мое. Честь леди всегда должна оставаться незапятнанной. И вдвойне, если в жилах леди течет кровь Невилей!
Анна хмыкнула.
– О да! Я каждый день только об этом и размышляю, когда встречаю в переходах Вестминстера герцогиню Йоркскую. Скажи, отец, приходится ли говорить о чести, когда сам превозносишь даму, позор которой подобен чудовищному наваждению? Может ли ниже пасть женщина, открыто кричащая о своем позоре, о том, что изменила мужу и родила незаконного отпрыска?
Она подалась вперед, а Уорвик вдруг стал задумчив и спокоен. Гудело пламя в камине, да временами слышалось завывание ветра. Огненные языки метались, отбрасывая неверные блики на лица отца и дочери.
– Ты так и не приняла ее, хотя я и просил тебя об этом?
– Никогда! Достаточно того, что я отвечаю на ее поклоны в церкви. Она или безумна, или не знает стыда.
Уорвик прикрыл глаза.
– Ее называли Рейбийской Розой… И в Англии не было красавицы, равной ей. Невили гордились Сесилией.
– А теперь она – позор всего рода. И я не понимаю, отчего ты так благоволишь к ней.
Уорвик поднял тяжелые веки.
– Ты еще так молода, Энни. Но ты умна. Неужели ты не поняла, что для того, чтобы решиться на подобный шаг, нужно огромное мужество и неистовая любовь к сыну?
Анна растерялась. Уорвик встал и прошелся по комнате. Из полумрака донесся его голос:
– Ты недогадлива. Недогадлива, как и многие. А ведь нетрудно понять, что герцогиня Йоркская этой ложью спасла голову сына.
Анна молчала, лихорадочно соображая. Отец подошел ближе и склонился над ней.
– Не поспеши тогда Сесилия Невиль объявить Нэда незаконнорожденным, не имеющим оснований претендовать на престол Плантагенетов, я не стал бы медлить с казнью, как бы ни отговаривал меня твой дядюшка епископ. А поскольку Эдуард разом утратил все свои права и стал неопасен, то цена ему – пенни. Сесилия приняла позор, но сына-то она спасла!
Анна смотрела на отца во все глаза.
– Не может быть… – выдохнула она.
Уорвик рассмеялся.
– Еще как может! Она лгала, и я это знал. Это Нэд-то не Йорк? Улыбка отца, фигура отца, даже голос с годами стал, как у отца. И, поверь мне, если, упаси Господь, он вернется в Англию, уж он докажет, что он чистейший Йорк, а Сесилия поспешит подтвердить это.
– Но ведь это нелепо!
Уорвик устало сел за стол.
– А что не нелепо в этой неразберихе? Что ты вышла замуж за Ланкастера, мать которого казнила твоего деда? Или что Генрих VI назначил меня лордом-протектором и благословил управлять государством, хотя я же и водворил его в Тауэр, а перед этим позволил своим солдатам потешиться, набив бывшему монарху морду?
Анна встала и, в точности, как только что ее отец, прошлась по комнате. Слышно было, как шуршит по ковру ее шлейф. Уорвик опустил отяжелевшую голову на руки и вновь подумал, как он устал. Он снова покосился на буфет, но Анна стояла рядом, и герцог был вынужден отказаться от мысли налить себе чарку.
Неожиданно он почувствовал, что злится на дочь, мешающую ему выпить. Эта мысль ужаснула его. Его девочка, Анна, любимое дитя… Нет, нет, она, безусловно, права: он должен вернуть свою силу, должен отказаться от пагубного пристрастия, иначе он все погубит… Однако странное напряжение продолжало расти в нем. Он глядел на Анну, словно от нее сейчас что-то зависело.
Анна подошла к маленькому столику у огня. На нем лежала увесистая книга в переплете из черной кожи, листы которой были скреплены подвижными зажимами. Это была трагедия Эсхила «Скованный Прометей». Уорвик любил эту книгу, но вот уже несколько дней она лежит на столике для чтения, а он все не находит времени раскрыть ее. Анна перевернула страницу и прочла первое, что попалось на глаза:
Уорвик резко вскочил, едва не опрокинув кресло:
– Замолчи!
Анна растерянно взглянула на него, а он заметался по комнате, затем остановился у буфета и, распахнув створки, схватил бутыль.
– Отец!
– Ко всем чертям!..
Он жадно пил. Анна повернулась и пошла к двери.
– Стой!
Она остановилась, не оборачиваясь.
– Иди сюда!
– Уже поздно, и вы не в духе, отец. Я напрасно пришла.
Она так и не повернулась к нему. Тогда он подошел и сзади обнял ее.
– Ты решила, что, как в детстве, прибежишь к отцу, и все разом станет на свои места. Что я сделаю все, что ты хочешь, как бывало раньше. Но у маленькой девочки и желания были маленькие…
– И великий человек мог их исполнить, – сухо парировала Анна. – А когда речь зашла о чем-то серьезном…
Уорвик какое-то время молча смотрел на нее и наконец произнес сквозь судорожно сжатые зубы:
– Анна, я не могу не пить.
Она съежилась. Если ее отец сказал это…
– Тогда ты умрешь, – выдохнула она.
Он повернулся, взял бутыль и снова глотнул из нее. Поморщился, прикрыл рот тыльной стороной ладони, а потом сказал:
– Это неважно. Я слишком устал от своей ноши, но сбросить ее меня не заставит никто на свете. Мне нужны силы, а их мне дает лишь это. Пусть я умру, но до этого я сделаю тебя королевой!
– Мне не нужна корона ценой вашей жизни.
Уорвик хватил кулаком по столу:
– Молчи! Ты не понимаешь, что говоришь! Девчонка. Я потратил жизнь на это… Чего же ты тогда хочешь?
Анна крепко зажмурилась.
– Я ездила в Оксфордшир, отец, во владения рыцаря Саймона Селдена.
– А, знаю… Сельский дворянин и рубаха. Он был в Лондоне, когда я освобождал короля из Тауэра.
Анна улыбнулась.
– У него родился сын, которого назвали Эдмунд. Кроме того, у него еще семь дочерей. И красавица жена.
5
Жиль де Рец, барон де Лаваль, по прозвищу Синяя Борода (1404–1440), маршал Франции. Был сожжен на костре по обвинению в колдовстве и ритуальном детоубийстве.
6
Элеонора Аквитанская (1122–1204) – герцогиня Аквитании и Пуату, с мая 1152 г. жена короля Англии Генриха II Плантагенета. Славилась своей красотой и сумасбродством.