Дочь Афродиты

Гетера остановилась. Сверху с грохотом покатился большой камень. Она пошла дальше, стараясь не споткнуться о корни деревьев и отводя от себя торчащие ветки. Через какое-то время Дафна оказалась на вершине лесистого холма. Понять, есть ли поблизости жилье, было невозможно. Она стояла в окружении искривленных стволов деревьев и прислушивалась.

Дафна почти ничего не различала в опустившейся на землю тьме, но у нее было ощущение, что за ней наблюдают. Неописуемый страх, охвативший ее, заставил еще крепче сжать палку и затаить дыхание. Неподалеку треснула сухая ветка. Потом опять наступила тишина. Жуткая тишина.

Приоткрыв рот, Дафна напряженно всматривалась в темноту, пытаясь увидеть, нет ли рядом с ней какого-нибудь движения. Медленно поворачиваясь, она заметила, как шевельнулись ветви, и стала неотрывно смотреть в ту сторону. Но ничего подозрительного больше не произошло.

Дафна готова была кричать от страха и бессилия, но понимала, что это бесполезно. Она осторожно пошла назад по тропе, каждый миг ожидая чего-то страшного и неминуемого.

В кронах узловатых деревьев, казалось, появились тысячи глаз, которые жадно смотрели на ее обнаженное тело. Словно сквозь сон Дафна почувствовала, как сильная рука обхватила ее за талию. Другая рука медленно, будто лаская, скользнула по ее мокрым волосам, потом по щеке и зажала ее открытый в испуге рот.

Это произошло так неожиданно и спокойно, что ей даже кричать не захотелось. Руки отпустили ее.

— Тихо, — услышала она, — это я, Гермонтим.

На рассвете триера с царем на борту причалила к берегу Малой Азии. Гавань Эфеса была погружена в таинственный дым жертвенных костров.

Такелаж триеры выглядел так, будто она участвовала в сражении. Паруса были порваны, верхушка главной мачты сломана. Нос судна тоже отломился. Гребцы с трудом довели до берега глубоко погруженный в воду корабль.

— Слава тебе, Аура Мацда! — кричали люди на пирсе. — Мы благодарны тебе за спасение царя царей!

Облаченные в дорогие одежды приближенные, благополучно прибывшие раньше, встречали царя на берегу. Среди них была Артемисия, которая привела один из своих кораблей вместе с двумя сыновьями Ксеркса.

Когда Ахеменид покинул борт, хилиарх громко крикнул:

— На землю перед царем царей! — Все опустились и стали целовать землю.

Лишь ощутив под ногами твердую почву, царь успокоился.

— Вы видите меня здесь только потому, что персидские боги оказались сильнее греческого моря. Я велю отхлестать его. Я засыплю его обломками Эллады!

Приближенные заулыбались. Двое слуг принесли царю сухую одежду, и он, никого не стесняясь, переоделся.

— Знаете, кто спас мне жизнь? Рулевой-финикиец. Поэтому принесите лавровый венок из чистого золота. Я хочу наградить его! — заявил Ксеркс.

Слуги поклонились и побежали исполнять приказ.

— Почему у вас такие подавленные лица? — спросил царь, посмотрев на приближенных.

— Повелитель! — обратилась к нему Артемисия. — Из Эллады пришли плохие новости.

— Плохие новости? Что, мой флот проиграл еще одну битву? Эти балбесы-мореходы снова не справились с греками? — Ксеркс начал свирепеть. Но Артемисия перебила его:

— Не флот, повелитель!

— Мардоний?

Артемисия молча кивнула.

Ксеркс снова разозлился:

— Этот бездарный выскочка из моей родни… Что с ним?

— Он пал под Платеями в Беотии в битве против греческой конницы.

— Мардоний погиб?

— И Макистий тоже, командующий нашей конницей.

— Ведь я же ему приказывал, чтобы не шел в бой на белом коне! Наверняка он был на белом коне!

Артемисия пожала плечами и безучастно произнесла:

— Греческие гоплиты отважнее всех мужчин на свете. Они сражаются, пока не упадут. И даже после этого они умудряются метнуть копье.

— Как зовут их предводителя? Фемистокл?

— Нет, Павсаний, спартанец.

— А как мои солдаты?

Сначала Артемисия не решалась ответить, но после небольшой паузы сказала:

— Твои солдаты, царь царей, были перебиты, как жертвенные животные. Лишь немногим удалось бежать на корабли и добраться до Малой Азии. Греки взяли штурмом персидский лагерь и забрали все наши сокровища: дорогое оружие, повозки и посуду, твои украшения и все дорогие одежды.

На лбу царя вздулась вена. Он обеими руками разорвал одежду на груди — в знак траура. Приближенные последовали его примеру и заплакали.

Слуги принесли золотой лавровый венок.

— Пусть придет рулевой! — крикнул Ксеркс.

Финикиец подошел, стал на колени и благоговейно молчал, пока царь водружал на его голову венок.

— За то, что ты спас мне жизнь, — торжественно объявил Ксеркс, — я дарю тебе этот венок из моих сокровищ! — Он положил руку на плечо рулевого. Но когда тот хотел встать, царь придавил его к земле и продолжил: — А за то, что ты погубил столько моих женщин и храбрых мужчин, я велю отрубить тебе голову.

Раздался ужасный вопль. Подошел начальник охраны, взмахнул кривым мечом и опустил его на шею рулевого.

Мужчины рыдали, женщины визжали и прятали лица, когда голова несчастного финикийца покатилась по причалу, как кочан капусты, упавший с повозки крестьянина.

Они шли уже два часа по заросшей тропе, двигаясь через холмы, на склонах которых цвели кустарники и деревья. На востоке поднималось солнце, пробивая своими лучами предрассветную дымку. Гермонтим предположил, что они на материке, скорее всего в Ионии. И вот в пяти стадиях от них на одном из зеленых холмов показались колонны святилища. Дафна бросилась в объятия Гермонтима, который, казалось, не замечал ее наготы.

— Это греческий храм! — ликовала Дафна. — Теперь все будет хорошо!

Гермонтим ускорил шаги, присматриваясь, не покажется ли кто-нибудь из священников. Но чем ближе они подходили, тем больше их пугала жуткая тишина.

— Именем Зевса и богов-олимпийцев, есть здесь кто-нибудь? — крикнул Гермонтим. Не услышав ответа, они осторожно открыли зеленую дверь и вошли внутрь. В таинственном полумраке Дафна почувствовала, что ее тело озябло. Когда глаза привыкли к темноте, они увидели статуи нимф, харит и муз. Пальмы и демоны земли свидетельствовали, что это храм Аполлона.

Дафна не на шутку испугалась, когда одна из статуй вдруг ожила и заговорила:

— Вы хотите оскорбить Аполлона, который ночует здесь? — Жрец посмотрел на обнаженную Дафну.

— Шторм выбросил нас на этот берег, но мы греки, как и вы, — сказал Гермонтим, оправдываясь.

Жрец застыл, будто снова превратился в статую. Лишь после продолжительной паузы он промолвил:

— Это дом Аполлона Фанея, и я берегу его как зеницу ока. Тот, кто его осквернит, будет поражен моим мечом.

Жрец быстро поднял с земли меч и пошел к Дафне, целясь ей в грудь. Но она не убежала, а упала на колени, поцеловала мрамор и с мольбой в голосе произнесла:

— У меня не было намерения оскорблять Аполлона. Я молю твоего бога, чтобы он предоставил мне убежище в его стенах.

Жрец ушел и вскоре вернулся с мужским хитоном. Пока женщина одевалась, Гермонтим спросил, обращаясь к жрецу:

— Где мы, скажи?

Недоверие исчезло с лица священника.

— Ваше прибежище Хиос, остров счастливых.

— Хиос! Слышишь, Дафна, мы на греческой земле! — радостно воскликнул евнух.

— На варварской земле, — поправил его священник.

— Да, варвары его захватили, но все равно это греческая земля.

— Вы единственные, кто выжил? — осведомился жрец.

Гермонтим не решился рассказать ему всю правду. Неизвестно, как он отреагирует, если узнает, что перед ним главный евнух гарема великого царя и одна из его наложниц. Он сказал, что они плыли на торговом судне из Эиона в Эфес. Шторм разбил судно, но Посейдон помог им добраться до берега. Скорее всего, остальным спастись не удалось.

Слова Гермонтима тронули жреца. Когда они вышли из храма на яркий свет начинающегося дня, жрец, бросив взгляд на оборванную одежду Гермонтима, сказал: